Татьяна Степанова - Демоны без ангелов Страница 23

– Шуша.

– Не уходи, пожалуйста.

Она поцеловала его, отыскав губами его рот.

– Не уходи от меня.

Его руки коснулись ее спины, его тело напряглось.

– Девочка, тебе не рановато шутить такие шутки?

Она не отпускала его, тыкаясь как слепая губами в его губы, подбородок, горло, плечи. Ее рука скользнула вниз к его бедрам, шаря, расстегивая.

Он уже был готов, когда она поняла это, то приникла к нему еще плотнее, ощущая под пальцами его горячий твердый член. Она снова нашла его губы, мазнула по ним языком, а затем начала его ласкать.

– Тебе не рано шутить такие шутки со мной?

Она не ответила, пряча свое пылающее стыдом лицо у него на плече. Но рука ее делала свое дело – сжимала, гладила, двигаясь то быстрее, то медленнее, подчиняя своему ритму, зажигая тот огонь, который уже нельзя погасить.

Они покачивались, тесно прижавшись друг к другу, словно в танце, на фоне гигантского балетного зеркала. Вот он глухо вскрикнул и зажал ее кисть в своей руке. И она почувствовала у себя в горсти горячее и липкое.

Из них двоих кончил лишь он один. Но дышали они оба как запаленные кони.

Она не смела поднять на него глаз. Трепеща от стыда и страха, что каждую минуту сюда в танцевальный класс кто-то может зайти и застать их. Но не было сил оторваться от него, разомкнуть объятия.

И он, принц Фортинбрас, тоже освобождаться не спешил.

– Мне хорошо.

– Да.

– Мне с тобой хорошо.

Шуша наконец-то отважилась, заглянула ему в лицо. В его глазах – как дымка – наслаждение.

– Кто тебя таким штукам выучил?

– Я не знаю. Никто.

Она хотела отнять свою руку, испачканную его спермой, и вытереть. Только вот чем… Но он не позволил. Сжимая ее руку, он поднес ее к своим губам.

– Я вас люблю, Эдик.

Он поцеловал ей руку, а потом, стиснув ее в объятиях так, что у нее затрещали все кости, поцеловал в губы. Сам, по-мужски.

У Шуши сразу подкосились ноги.

– Надо подумать, что мы будем теперь с этим делать, – сказал Эдуард Цыпин. – Сколько тебе лет, а?

– Восемнадцать.

– А я решил, что ты несовершеннолетняя еще, – он пальцем поднял ее лицо за подбородок. – И что же мы теперь будем делать – ты и я, а?

Она смотрела на него так, что он понял: она разрешает ему решать за себя. Делать все что угодно, только бы быть рядом.

Глава 15

Из непроизнесенной проповеди отца Лаврентия

При задержании отца Лаврентия после его необъяснимой и загадочной явки с повинной полицейские среди личных вещей, бывших при нем, изъяли его телефон Blackberry. В файлах office хранились записи отца Лаврентия, озаглавленные «Наброски проповеди». Из-за мелкого шрифта на экране мобильного телефона эти самые «наброски» никто особо читать не стал.

При освобождении из ИВС все личные вещи, в том числе и мобильный телефон, священнику вернули.

Вполне житейская ситуация.

(Вставить подходящую цитату)

Вот пришел человек с грузом грехов и, обращаясь к моему сану, невзирая на мой молодой возраст, попросил у меня совета.

Как быть? В годы учебы мы разбирали множество житейских ситуаций. А эта история проста – плотский грех.

(Вставить подходящую цитату)

Человек прожил без малого пятьдесят лет и имел семью: жену и двух дочерей. Имел достаток, хорошую должность, уважение и почет. И все это разом потеряло смысл, потому что он встретил другую женщину. Молодую и красивую.

Все это сказал он мне, прося совета, как быть. И предупреждая сразу все мои советы, объявил, что расстаться со своей молодой любовницей он не в силах. «Таких советов, отец, лучше мне не давайте, потому что я их не приму».

Да я и сам не любитель давать советы на ветер.

Что это – гордыня моя? Или инстинкт самосохранения?

Во время экзаменов в семинарию мы по вечерам проходили хозяйственное послушание. Тяжелая мужская работа – перекапывали землю, разгружали кирпичи. Работали в академическом саду. Трава росла там густая и жесткая, и нам выдали серпы, чтобы мы ее аккуратно срезали. И я спросил наставника: почему серпы? Ведь это так трудно – жать, согнувшись в три погибели. А любая газонокосилка сделает эту работу за пять минут.

Наставник ответил: да, так намного легче. Ты ищешь легких путей?

Сейчас бы я взял тот серп без всяких вопросов.

(Вставить подходящую цитату)

Итак, тот человек – зрелый и умный – не захотел принять от меня самого легкого, простого и правильного совета.

Я попросил его рассказать о себе. И он сообщил коротко, что прожил с женой двадцать лет, имеет дочь восемнадцати лет, старшую, и младшую дочь шести лет – больную от рождения. Что жена, поглощенная заботами о больном ребенке, давно уже не уделяет ему внимания как мужчине и мужу. А он здоровый крепкий мужик и не считает свою жизнь конченой. Он встретил девушку и испытал к ней сильнейшее физическое влечение. То есть любовь.

И не сумел, видимо, это скрыть, так как жена догадалась.

Вслух они об этом не говорят. Но знают. Каждый знает, что другой тоже знает. И это угнетает.

Они живут в одном доме, под одной крышей в достатке и изобилии. И вот он просит у меня, приходского священника, совета – как быть? Как разрубить этот гордиев узел?

Развестись с женой, полностью ее обеспечив материально, и жениться на своей юной избраннице?

Раз нет любви, так гораздо честнее.

Я спросил его: это ваш выбор? Он сказал, что думает над этим. Я спросил его: а как же ваши дети?

Он ответил, что дочь достаточно взрослая, чтоб понять. Я спросил его: а как же вторая дочь, больная?

Он ответил: она все равно ничего не понимает. Она даже не понимает, что я ее отец.

Вы советуете мне, ваше священство, поступить так, как я думаю?

И я ответил ему – нет.

Какой же совет вы мне дадите? – спросил он. И я ответил: оставить все как есть.

То есть жить с женой в семье и иметь любовницу? – воскликнул он. И я ответил – да. Потому что семья – это твой бастион.

Он стал говорить мне, как сильно любит свою любовницу. Что ему с ней непросто, она ведь ревнует его к семье. И тут у него вырвалось: «Лучше бы она не родилась на свет! Лучше бы ее не было вообще».

Я повторил, что мой совет – оставить все как есть.

И он снова спросил: жить на два дома, лгать жене? И я ответил «да», будем молиться, чтобы бог простил эту ложь, этот грех. Ради больного ребенка, отец которого не уйдет из семьи, а всегда будет рядом – защитой и опорой во всем.

Подло жертвовать детьми.

Плохо жертвовать женой.

Невозможно жертвовать любовницей.

Остается один выход – жертвовать собой.

И жертва эта – жить как прежде во лжи.

Он посмотрел на меня странно, мой прихожанин, и спросил: не у иезуитов ли я учился? И я ответил «нет», я разбираю житейский вопрос и подхожу по-житейски, но я встаю на сторону слабейшего.

Ребенок, больная девочка, никогда не узнает. Это не по ее разуму. А то, что взрослые будут мучиться и страдать, – так это их плата за совершенные грехи.

Глава 16

Брачные узы

Тени растаяли, отступили – надолго ли? Катя, ошибившись лестницей и дверью, вместо дежурной части вышла из следственного изолятора на залитый полуденным солнцем внутренний двор.

Автозак, выгрузив арестованных, неуклюже разворачивался к воротам.

– Руслана Султанова с экспертизы вернули.

Голос Жужина за спиной, Катя обернулась.

– Вот еще морока. Тут у нас свидетели, дел невпроворот, а у главного входа община кавказская собирается. Выжидают. Что священник?

Катя пожала плечами.

– По нулям, значит?

Что она могла ответить ему? Пересказать свой разговор с отцом Лаврентием?

– Когда вы его отпустите? – спросила она.

– Как только допрошу всех, кого вызвал. К обеду дома будет. Ну что, он того? – Жужин покрутил пальцем у виска.

– Даже затрудняюсь вам сказать.

– Ах вот как уже. А о чем говорил? Ведь он с вами разговаривал, не отмалчивался, как с нами. О чем шла речь?

– О демоне.

Жужин, щурясь от яркого солнца, созерцал автозак.

– Столько времени зря потеряно. Вы нас покидаете?

– Да, Николай Петрович, спасибо за помощь.

– Это вам спасибо за помощь. Всего хорошего.

Пройдя Новоиорданский отдел «насквозь», Катя вышла через главный вход. Стоянка полицейских машин и вся площадь вплоть до аптеки и гостиницы заполнена транспортом. Черные «БМВ», старенькие «жигулята» с затемненными стеклами, пустые маршрутки, желтые такси, внедорожники – а вокруг них кучками, группами люди с Кавказа.

На ступеньках гостиницы знакомая плечистая фигура, вход собой словно амбразуру заслоняет.

– Федя, привет.

Федор Басов кивнул, моргнул. Насупившийся, неулыбчивый, в ярко-зеленой лягушачьей какой-то футболке, походил он сейчас на Шрэка, а не на молодого Траволту.

– Ты как здесь? Ты разве сегодня в супермаркете не работаешь? – спросила Катя.

– Я работаю сутки – трое. Меня мать к тетке послала, она в одиннадцать сменилась, – пробасил Басов.