Андрей Орлов - Я навсегда тобою ранен... Страница 23

Разбудил Валентина шум за окном – он проснулся, настроил слуховой и оптический механизмы и увидел, как две прекрасные одалиски, истошно визжа, влетают в дом, где расположены буфет и закуток администратора. Тот же стереовопль слышал Сергей Куницын, возвращающийся с реки. Чем он там занимался, выяснить не удалось, но, услышав призывы о помощи, запрыгал с камня на камень и свалился в лагерь. Существо, бегущее ему навстречу, Сергей не видел, но допускает, что шум в лощине на пути следования был, однако он не придал значения...

– Закругляемся, товарищ лейтенант, – хмуро бросил я скучающему напарнику. – Надеюсь, предстоящая ночь на турбазе не принесет осложнений. Чует мое сердце, с этими господами мы еще встретимся.

Голова разболелась ужасно. Машина неохотно завелась, постукивал подшипник на задней оси – недалек тот день, когда этот автохлам пополнит мировой рынок цветных металлов. Я налаживал контакт с болью, заговаривал ее, заедал таблетками из бардачка. Дорога пьяной змейкой петляла по лесу. Темнота сгущалась, фары высвечивали очажки чертополоха, вкрапления подорожника, разбарабаненную дождями колею. Уплотнялись тучи, обещая дождливую ночь и лишенный климатических радостей день. Венька боязливо вертел головой, поблескивая в темноте глазами.

– Ну и как тебе эта теплая компания? – поинтересовался я.

– Хреновая компания, – без затей признался Венька. – От души бы настучал этим спесивцам. Каждая жаба, блин, считает себя неповторимой...

– А женщины?

– А хрен их знает, Артем... У меня вообще микрофилия – люблю маленьких женщин.

– А в целом?

– А целом все мы в этой жизни немного туристы, – философски изрек Венька. – Не будем же мы разбираться, почему эти люди не в сезон поехали отдыхать на непопулярную турбазу. Каждый по-своему с ума сходит.

– А в существо ты веришь?

– Знаешь, верю, – неожиданно признался Венька. – Не могут нормальных людей посещать коллективные галлюцинации. Человек, одетый в лохмотья, заросший бородой по самые глаза... Навести автостанцию, Артем, там такой публики на задворках – целая теплотрасса. Ты не слишком быстро едешь?

«Жулька», ревя, как лесопилка, неслась с Федориной горки. Я машинально притормозил и перешел на вторую передачу. Возможно, это и спасло нам жизнь. За монолитной скалой, которую мы практически скребли правым бортом, уже наметился поворот направо. Слева серебрился Уштым, журчала вода на перекате, пучки травы на краю обрыва шевелил ветер. На второй передаче этот поворот можно пройти, не тормозя. Откуда встречные машины в неурочный час? Я уже выкручивал баранку, когда случилось страшное. Что-то белое выперлось из-за поворота, резкий свет ударил по глазам. Мелькнула мысль, что, едь он нам навстречу, свет фар мы увидели бы заранее! Он стоял за поворотом и в нужный момент, включив иллюминацию, рванул вперед! Венька негодующе завопил, я вдавил педаль тормоза в пол. Клянусь, я не крутил баранку влево! Сущее самоубийство. Но машина, резко тормозя, пошла юзом, затряслась, надвинулась трава – худое мочало, носимое ветром... Мы летели боком к обрыву, и никакой Всевышний бы нас не спас. Мир перевернулся, вздрогнул, жестокий толчок швырнул меня на ветровое стекло, потом обратно, Венька что-то вопил, и я не молчал – голосил, как дурная выпь, и все вокруг трещало, ломалось, наносило повреждения, с трудом совместимые с жизнью...

Мы перевернулись раза три и встали на колеса у самой воды. Чертовски увлекательно. Не помню, как долго я валялся в отключке. Очнулся от какого-то странного чувства, похожего на чувство долга. Я подумал, что если начну шевелиться, то тот, кто хотел нас убить, просто подойдет и убьет. Нащупал рукоятку, но вытащить пистолет не мог – лежал в неловкой позе. Дятел в голове выстукивал азбуку Морзе, каждый удар вызывал острую боль. Неплохо мы с Венькой потрясли кастаньетами...

Заворочался Лиходеев, застонал – по-детски так, слезоточиво. Заскрипела разбитая панель. Что-то хрустнуло под ногами – стекло с его стороны было выбито напрочь. Лобовое, как ни странно, держалось, но напоминало гигантскую паутину.

– Живой, Артем?... – прохрипел Венька.

– Живой, напарник... – Такое ощущение, что пережали трахею и потоптались по хрящу щитовидной железы, под которой пролегает сонная артерия.

– А что это было?

– Тройной тулуп, Венька... Мы трижды перевернулись...

– Ты считал?

Я засмеялся с надрывом, а что еще делать? Не можешь изменить ситуацию – измени отношение к ней. Но лучше бы я помалкивал – горло скрутило, боль потрясла до кишечника. Дятел в голове замолотил, как ненормальный.

– Ты знаешь, я бы сейчас пропустил по маленькой... – Снова захрустело стекло, подошвы прочертили дугу рядом с носом – Венька пробовал выбраться из коробки передач. Местами это удалось – он сел, судорожно вздрагивая, и поворотился корпусом.

– Твое? – он протянул мне, как японец, двумя руками какую-то разбитую штуку. Я всмотрелся – зеркало заднего вида, выдранное с мясом. В лучшие времена оно висело у нас над головами.

– А то, – сказал я. – Входит в базовую комплектацию. На хрена ты его выдрал?

– Держался за него, – вздохнул Венька. – Прости уж.

Покинув машину, мы обнаружили, что стоим у самой кромки. Еще один переворот – и пришлось бы общаться с духами воды. Горела одна фара, создавая светящуюся дорожку на журчащем перекате. В заливе за спиной плескалась рыба. Доковыляв до обрыва, мы вскарабкались на дорогу и с изумлением обнаружили белую «Оку», брошенную водителем. Венька забрался в салон, я достал зажигалку и осветил бампер. Когда он с матюгами выбрался обратно, я уже погасил пламя.

– Тебе это ничего не напоминает, Артем?

– Машина Григоренко, Венька... Нам засвидетельствовали почтение.

– То есть?

– Господа велели кланяться, неужто непонятно? Убить нас с тобой хотели. Вижу две версии: они похитили Григоренко, вывезли из дома, убили, а его тарантайку использовали как бомбу, чтобы прикончить нас. Или здорово напугать. Им это удалось... И вторая версия: все то же самое, только Григоренко никто не похищал – он собственными мозгами предпочел исчезнуть вместе с машиной, а теперь опять пустился в бега...

– Артем, что происходит? Покушение на ментов...

– Прощению не подлежит, ты прав. Кто-то посчитал, что мы заходим слишком далеко в расследовании тройного убийства.

– Но мы же ни черта не выяснили!

– Значит, вот-вот выясним...

– Черт! – завопил Венька и в сердцах пнул по колесу. – Черт! Черт! Черт!..

– Отставить! – рявкнул я. – Давай-ка конструктивно, без истерик. Дыши глубже, успокойся...

Трудно избавиться от мысли, что мы находимся под пристальным наблюдением. Но в окрестностях никого не было! Обнажив стволы, мы обошли округу, облазили каждый камешек и вернулись к машине. Сотовый работал – я позвонил в дежурку, нагнал страстей, мы сели и стали ждать. Через полчаса берег кишел двуногими. Патрульные обшаривали лес в поисках водителя «Оки». Криминалисты во главе со спящим Штумпфом ковырялись в салоне (было ясно, что никаких отпечатков, помимо пальчиков Григоренко, они не найдут). Сердобольный Павел Валерьянович врачевал наши с Венькой раны.

– Ну вы даете, ребята, – бормотал он под нос. – Такого шороха навели... Всю ментуру поставили в ружье. Могу поклясться, половина ребят, которых вы выдрали из постелей, уже жалеет, что вас не прикончили...

Венька выразил готовность поработать с криминалистами. Молодость диктует. Я же был окончательно разбит. Уединившись за скалой, излил в траву содержимое желудка и на верном автопилоте потащился к машине. От «Жигулей» остались воспоминания. Вмятина в крыше, похожая на воронку от бомбы, фары, кроме одной, вдребезги, корпус всмятку. С чего я решил, что этот металлолом заведется? А ведь завелся верный конь! Я не поверил своим ушам, когда мотор жалобно закряхтел. Поворошил свернутым рычагом, отжал сцепление. Машина дрогнула, въехала в воду. Я лихорадочно заработал баранкой, выгреб на сухое. Менты за спиной восхищенно зааплодировали. «Машина – не жена, всегда заведется!» – крикнул кто-то. Хоть какая-то радость. Дребезжа, как древняя полуторка, машина ехала вдоль берега, подминая чахлые кусты. Обрыв начал сглаживаться, я вскарабкался на горку и без усилий выпал на дорогу. Не давая двигателю заглохнуть, упорно давил на газ. За деревьями уже виднелись редкие огоньки Рыдалова.

К дому Эммы я подъехал в районе часа. С тоской подумал о цветах, шампанском, приятном ужине при свечах. Она открыла, даже не накинув халат, – какой еще придурок может припереться в час ночи? Протерла глаза, поправила бретельку, сползающую с плеча. С мучительным стоном погрузилась в мои объятия, стала целовать в жуткую щетину.

– Артем, тебе в третий раз надавали по голове... Горе ты мое луковое... Это часть обязательной программы?

– Ты еще машину мою не видела... – хрипло отозвался я. – Раньше я был завидный жених с машиной, а теперь я просто... завидный жених.