Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание Страница 23

— Ты знаешь, — продолжал рассказывать Потапыч, — мне довелось видеть много трупов… Но то, что было здесь, словами не передашь… Такое только в кошмарном сне приходит… — Он примолк на несколько секунд, пристально разглядывая что-то впереди. — Ну вот, мы и приехали… Как тебе нравится эта хижина?

Сергей вышел из машины вслед за Потапычем. Перед ними приземисто распластался рубленный, наверное, в прошлом веке и уже порядком осевший на один бок большой деревянный дом, ну совсем как старый-престарый краб, затаившийся в неподвижности. Он настороженно смотрел на приезжих четырьмя крохотными окошечками.

— Мрачная хижина… — согласился Сергей.

— И слава у нее мрачная, — добавил Потапыч. — Говорят, что здесь обитает злой дух…

Они прошли маленький — шагов десять в длину дворик Стельмахов, где цвели почему-то одни белые цветы, поднялись по ступенькам на застекленную веранду. Следом молча и обреченно двигалась старая вдова с белокаменным неживым лицом.

Железная кровать, плетеный стул, столик, на котором сгрудились толстые журналы, в углу — серая напольная ваза, держащая пышный куст высохших полевых растений.

— Когда я той ночью вошел сюда, — говорил Потапыч, — не по себе стало… Четыре трупа… Везде кровь…

Зверь какой-то свирепствовал… Хозяин на спине лежал, — кивнул Потапыч на железную кровать. — Голова у самой стены. Смотри!

Потапыч вытащил из черной папки, которую держал в левой руке, несколько фотографий.

На первой — крупным планом голова Стельмаха, от виска к подбородку четыре — одно за другим — темных пятна.

На других фотографиях темные пятна увеличенные: неясные, расплывшиеся вмятины.

— Кастет?

— Похоже. Этим орудием он убил и всех остальных… Пойдем?

Они вошли в узкий коридор, освещаемый двумя лампочками. Узкий от того, что вдоль стен до самого потолка высились книжные полки. Старые поблекшие фолианты — коричневые, желтые, черные — сплотились на них угрюмыми рядами. Висел густой, тяжелый запах архивной пыли.

— Здесь хозяйка сопротивлялась, — продолжал Потапыч. — Раны на руках, на лице, синяки на теле. Он свалил ее страшным ударом в голову, аж череп раскололся надвое… Видишь?

На корешках книг, даже на потолке рваные растеки подсохшей крови, а на полу словно брошенный кусок большой темно-красной материи.

«Нет, это не запах архивной пыли, — подумал Сергей. — Это тяжелый, душный запах долго лежавшего мертвого тела».

Справа открытая дверь вела в большую светлую комнату — письменный стол, заваленный бумагами, широкая деревянная кровать и потертый матерчатый диван. Но Потапыч пошел в другую комнату, что была слева, и с грустной полуулыбкой повернулся к Сергею: мол, здесь все и так видно, не нужны объяснения. На опрокинутом столике, разбитом трюмо, разбросанных подушках, простынях, на спинках сдвинутых в угол кроватей — везде темнели неровные полосы, брызги, оттиски темной крови.

— Тут он развлекся, подлюга… Одна дочка Стельмаха у дверей лежала, вся искалеченная… Ногами бил, сволочь… А младшую тоже ударил кастетом… Смотри… — Он приблизил к лицу Сергея две цветные фотографии: на бархатном разливе крови молодая женщина, в глазах истошный крик, и раскинувшаяся, словно в истоме, обнаженная девушка с проломленным черепом.

— Внука Стельмаха нашли под кроватью… Живого…

Потапыч шагнул обратно в коридор, дернул за рукав Сергея.

— Пойдем, я тебе расскажу об одном непонятном обстоятельстве.

— Да-да… — с готовностью откликнулся Сергей. Он заметил, что и Потапыч спешит покинуть эту комнату. — Майор милиции остался прежним сентиментальным и впечатлительным ребенком.

Они вернулись на веранду, где возле напольной вазы их терпеливо ждала старая вдова, скрестив руки на животе.

— Хозяина квартиры отравили, Сережа… Похоже, не сам он выпил, а силой в рот влили. Потом, понимаешь, потом прижали к стене кастетом… Есть заключение медиков… Цианистый калий. Но мы все осмотрели — ни стакана, ни флакона, никаких следов яда… Вот такая шарада…

Сергея не заинтересовала шарада Потапыча, он пытался представить себе, как действовал в ту ночь убийца. Это было несложно, так как услышанное им воссоздало впечатляющую картину свирепой расправы.

Он почувствовал горьковатый еловый привкус во рту, всегда возникавший у него после осмотра трупа. Теперь весь день не избавиться от этого навязчивого ощущения.

— Убийца что-нибудь оставил?

— Очень мало. — Потапыч открыл дверь. С улицы дворик охранял ветхий деревянный забор, а тоненькая тропка бежала сюда от покосившейся калитки с ременной петлей-запором. — Здесь вошел. Замок отжал профессионально, с одного раза… Следы кожаных перчаток, сапог с ребристой подошвой, размер сорок третий… В куртке был, прорезиненной… Рост примерно сто семьдесят — сто семьдесят пять… Вроде и все… Да, к дверям еще была пришпилена кнопкой бумажка. На ней написано: «Во имя Графа» — и крестик внизу…

— Во имя графа? — переспросил Сергей. Это слово было и на сундучке. Здесь может быть какая-то связь… — А внук Стельмаха его не запомнил?

Старая вдова, безучастно стоявшая рядом, вздрогнула всем телом и, повернувшись к Сергею, заговорила сбивчиво:

— Виталика трогать нельзя… Он не в себе… Только и делает, что сидит и рисует…

Потапыч добавил:

— На его глазах убили маму, тетю… Видел он, конечно, убийцу… Но после этого стресса несвязно стал говорить… Психиатр определил амнезию вследствие шока… — Он замолк, будто о чем-то вспомнив, потом заговорил осторожно, чуть просительно: — Ты ведь знаком с академиком Климовым, бываешь у него…

— Был, один раз, — уточнил Сергей.

— Но ты знаком с ним — это важно. В деле Стельмахов надо выходить на профессоров, академиков… А наши методы, сам знаешь, не очень изысканные… Вот я и подумал: может, ты чем-нибудь поможешь…

— Чем?

— Ну, например, поговоришь с ректором Ковруновым, так, неофициально… Скажешь ему по секрету, что Стельмаха сначала отравили, порасспросишь, кто мог это сделать… Ну да ты сам знаешь… А протоколы, допросы — это за мной останется…

— Почему именно с Ковруновым? У тебя что-то есть на него?

— Ничего нет. Шофер привез его на дачу в двенадцать пятьдесят. Это в пятидесяти семи километрах от города. А Стельмах умер в час тридцать. Как видишь, Коврунов не мог за сорок минут вернуться в город, разве что вертолетом…

— Уже допросил шофера?

Потапыч кивнул и тут же спросил:

— А сам как думаешь, кто из них мог прийти ночью к Стельмаху? Что ему там было нужно?

— Те, кто был у академика, мне кажется, вне подозрений… — ответил Сергей и, как бы завершая этот разговор, задумчиво вполголоса произнес: — Странно, во дворике Стельмахов одни белые цветы…

— И ты заметил? — обрадовался Потапыч: казалось, он получил согласие Сергея. — Они сажали только белые. Чудаки. Хозяин утверждал, что это единственный непорочный цвет… — Потапыч достал из кармана пиджака новенькое милицейское удостоверение. — Это твое… Начальник разрешил… Может пригодиться…

13

Работать он не мог. Перед глазами с упрямой настойчивостью возникало-пропадало наплывами увиденное по фотографиям Потапыча стройное, живое, дышащее сном девичье тело, чуть прикрытое ночной рубашкой, и лицо, нет, не лицо — надгробно застывшая белая маска, а в проломе над виском розовые мозги…

Внешне выглядело все просто: какой-то сумасшедший пробрался в дом Стельмахов, убил спящего на веранде хозяина, на шум выбежали женщины, он и их… Необычную жестокость можно объяснить его садистскими наклонностями… Выходит, надо искать маньяка, который убивает невинных во имя какого-то графа. Так пусть этим и занимается милиция… Но тут же возникали вопросы: отчего он выбрал именно квартиру Стельмахов? Зачем надел перчатки в теплую летнюю ночь? Как исхитрился не оставить следов? И самый сложный среди них: почему Стельмах отравлен?.. Маньяк таких загадок не оставил бы…

Он попытался соединить два события — драму в доме Стельмахов и пропажу рукописей Климова, найти возможную связь между ними.

Но и здесь ничего не складывалось. Любое предположение выглядело кощунственно: вельможный академик Климов ночью, воровски взламывает чужую дверь, профессор Стельмах тайно уносит сундучок с рукописями… Конечно, если мысленно «примерить» кастет здоровяку Чугуеву или самоуверенно-ироничному Алябину, за интеллигентскими манерами которого скрывалась затаившаяся недобрая воля…

На чистом листе бумаги Сергей начал старательно выписывать фамилии этих людей, расчерчивать линии их связей, взаимных интересов, хотя понимал, что сейчас он сможет лишь выстроить несколько зыбких версий, которые тут же рассыплются, как карточные домики. Нет фактов, неясны мотивы поведения преступника, да и все люди, окружавшие Стельмаха, Климова, представляли для него пока галерею немых портретов, далеких и неодушевленных…