Жорж Сименон - Свидетели Страница 23

— Иногда раз в неделю, иногда два.

— Вы говорили, что он был влюблен в вас?

— Он об этом речь не заводил.

— Он водил вас в номера?

— Да.

— Всякий раз?

— Кроме одного вечера, когда подружка ушла в кино и я привела его к себе.

— Вы знали, что он женат?

— Он мне сказал. Да я и сама увидела по обручальному кольцу.

— Подсудимый рассказывал вам о своей жене?

— Иногда.

— Что же он говорил о ней?

— Что она потаскуха.

— Он никогда не говорил, что собирается ее бросить?

— Нет.

— Но сказал, что хочет жениться на вас?

— Не совсем так.

— А как он выразился?

— Однажды вечером мы лежали в постели и…

Она запнулась, смутившись под устремленными на нее взглядами, опустила конец фразы, о смысле которого все легко догадались и продолжала:

— Он сказал: «Вот была бы ты моей женушкой, я бы тебе враз ребенка состряпал». Я спросила его — почему. А он ответил: «Да такой, как ты, сам бог велел иметь детей». Вид у него был какой-то чудной. Потом он еще добавил: «Но когда-нибудь я тебе все равно его сделаю».

Она полуобернулась к Ламберу и посмотрела на него так, словно просила прощения.

— Это был единственный раз, когда он намекнул на женитьбу?

— Единственный.

— А о разводе он не заговаривал?

— Никогда.

— Ни о том, чтобы как-нибудь избавиться от жены?

— Ой, что вы!

— Создалось ли у вас впечатление, что обвиняемый женился бы на вас, будь он свободен?

— Я только думала, что если бы он был холостой, может, мне бы и повезло. Но такая удача мне не светит.

Ломон уже собирался отпустить свидетельницу, но на этот раз вмешался Армемье.

— Не угодно ли суду спросить свидетельницу, когда состоялся этот разговор?

— Вы поняли вопрос? Когда произошло то, о чем вы нам рассказали?

— В последний раз как я его видела. Я хочу сказать, в последний раз перед тем, как встретилась с ним у господина следователя.

— Значит, незадолго до смерти Мариетты Ламбер?

— Примерно дня за четыре, в начале недели, во вторник или среду — сейчас уже не припомню.

Прокурор знаком показал, что удовлетворен, и прежде чем направиться к выходу, Элен бросила последний взгляд на Ламбера; он тоже проводил ее глазами. Ломон заметил, что взгляд мужчины выражал полное безразличие, без намека на нежность или волнение и сразу же устремился к Люсьене Жирар. Кажется, Ламбер даже чуть заметно пожал плечами.

Такое отношение к Элен Ардуэн не понравилось Ломону и раздосадовало его. Но он не защищает Ламбера. Он никого не защищает, пожалуй, кроме самого себя. А это слишком сложно объяснять.

— Введите следующего свидетеля.

Им был Желино, и Ламбер, наклоняясь к конвойному, тихо поделился с ним своими соображениями, после чего облокотился о барьер и вызывающе выставил вперед подбородок.

7

Алиби Желино

Желино, видимо, подготовил свой выход и ответы так же, как готовился перед ярмаркой расхваливать свой товар — фальшивые драгоценности. В клетчатом костюме, держа шляпу жемчужно-серого цвета, он выбежал из свидетельской комнаты в зал, словно на эстраду кабаре, и даже приветствовал публику легким взмахом руки.

— Ваше имя Жюстен-Жак-Антуан Желино, место рождения Марсель, возраст тридцать пять лет, постоянного места жительства не имеете, занимаетесь торговлей вразнос на ярмарках?

— Совершенно верно, господин судья!

— Прошу в дальнейшем именовать меня «господин председательствующий».

— Как вам будет угодно. Мне-то это без разницы.

Он был чуть пониже, но плотнее Ламбера, борцовские бицепсы распирали рукава его пиджака в обтяжку.

— Вы клянетесь говорить правду, всю правду, только правду?

С усмешкой, точно это была самая забавная шутка, какую ему доводилось слышать, Желино поднял руку и громко, на весь зал отчеканил.

— Клянусь!

— Вы не служите у обвиняемого, а также не состоите с ним ни в родственных, ни в дружеских отношениях?

Несколько секунд Желино соболезнующе смотрел на Ламбера.

— Чего нет, того нет.

— У вас много судимостей — и достаточно серьезных.

— Я всегда утверждал, что я невиновен, господин судья. Виноват, я хотел сказать: председательствующий.

— Четыре года назад вы оставили семью, и ваша жена, проживающая в Гавре, вынуждена была привлечь вас к судебной ответственности за уклонение от расходов на содержание двоих детей. Это так?

— Мы не были созданы друг для друга. Наш брак оказался ошибкой.

— Четыре раза вы были осуждены за мошенничество.

— Если уж вы упомянули об этом, господин судья, то я попросил бы вас быть честным до конца, иначе у этих господ, — Желино указал на присяжных, — может сложиться ложное впечатление. В тюрьме должны были бы сидеть не я, а мои покупатели — я всегда это говорил и продолжаю на том стоять. В чем моя вина?

В его словах была изрядная доля правды, и Ломон проявил честность, по выражению Желино. Он сообщил присяжным, в чем состояло мошенничество свидетеля. Желино подходил на улице, по преимуществу вечером, к прохожему, имеющему вид состоятельного человека, и показывал ему зажатое в кулаке украшение — чаще всего, женское кольцо с фальшивым бриллиантом. Делая вид, будто боится попасть в полицию, Желино давал понять, что кольцо краденое и что ему сейчас же позарез нужно несколько тысяч франков.

— Если до завтра я не достану денег, чтобы смыться за границу, — говорил он клиенту, — я сгорел. Дайте мне на билет до Брюсселя, и бриллиант ваш.

Трудно определить точное число его жертв: большинство предпочитало не заявлять в полицию.

Ломон закончил рассказ. Желино посмотрел на присяжных невинными глазами, и весь вид его говорил: «Теперь убедились?»

— Вы были любовником Мариетты Ламбер?

— Я не имею обыкновения хвастать своими победами, но раз уж вы сами завели об этом речь, отрицать не стану.

— И как долго?

— Примерно два года. Но когда я бывал в разъездах, нам случалось по неделям не видеться.

— Ламбер знал о ваших отношениях?

Желино опять повернулся к обвиняемому и нерешительно поднял голову.

— Я должен говорить правду?

— Вы присягнули в этом.

— В таком случае — знал.

— Выходит, он не хотел воспрепятствовать вашим встречам с нею?

— Господин председательствующий, тут хотеть мало — надо быть в силах это сделать.

И Желино, глядя в упор на г-жу Фальк, напряг бицепсы.

— Он угрожал вам?

— Было разок. Он заявил мне, чтобы я отшился от Мариетты, а не то он мне портрет попортит. Потом ему пришлось подумать, и он понял, что гораздо легче попортить портрет жене.

— Вы знали, что у Мариетты Ламбер были любовники и кроме вас?

— Я не претендовал на монополию.

Лица так оживились, что можно было подумать: здесь идет спектакль. Люди подавались вперед, стараясь не пропустить ни слова, начинали улыбаться, едва Желино открывал рот, а он, чувствуя такое внимание к нему, паясничал и даже порой подмигивал публике, как бы обещая: «Погодите, то ли еще будет!»

— Расскажите присяжным про день девятнадцатого марта.

— Что я должен рассказать?

— Все, что знаете.

— Все?

— Все, что имеет отношение к убийству.

— В таком случае мне нечего сообщить, потому что я ничего не знаю.

— Вы видели в тот день Мариетту Ламбер?

— Так же, как вас, и даже немножко ближе.

— В котором часу?

— Примерно в четверть седьмого.

— Где вы с ней увиделись?

— На улице Деглан, напротив парикмахерского салона. Полпятого она позвонила мне в «Приятный уголок», где я с друзьями играл в белот, и попросила встретиться с нею.

— У нее были какие-нибудь особые причины для встречи с вами?

Тут Желино посмотрел на присяжных, словно призывая их оценить наивность председательствующего.

— Для такого дела никаких особых причин не надо. Тем более Мариетте.

— Вы не заметили ничего особенного, пока ожидали ее у парикмахерского салона?

— Там ошивался один сопляк, но, увидев меня, тут же слинял.

— Вы его знали?

— Мариетта как-то мне говорила, что его зовут Жозеф Пап; я тогда сразу же вспомнил про римского папу. Еще она сказала, что он прямо сохнет по ней и она из жалости иногда пускает его к себе, если Ламбера нету дома. Я повторяю вам то, что рассказывала она, но вы вовсе не обязаны мне верить.

— Почему, увидя вас, молодой человек убежал?

— Наверно, боялся, что я ревнив.

— Что было после того, как Мариетта вышла из парикмахерской?

— Мы отправились с ней на Верхнюю улицу. По дороге она зашла в магазин купить бутылочку рома… Обратите внимание: женщины перед этим всегда берут выпивку покрепче. Мариетта предпочитала ром.

— Продолжайте.

— Мы расположились в кухне, я откупорил бутылку, и мы выпили по паре стопок.