Вячеслав Денисов - Месть по закону Страница 23

– И какой вывод из сказанного ты можешь сделать? – спросил Пащенко.

– Пока не знаю. Ладно, пойдем пройдемся. Что-то мне не хочется сегодня возвращаться на улицу Гоголя...

– Ночуй у меня, – обрадовался друг. – Сегодня «Локомотив» играет.

– Нет, Вадим, спасибо. Завтра процесс сложный, нужно подготовиться.

– По Артемову, что ли? – усмехнулся прокурор.

Антон с нескрываемым удивлением посмотрел на Пащенко.

– А ты откуда знаешь?

– Да вызванивали меня уже из твоего района... – Вадим бросил перед собой докуренную почти до фильтра сигарету и на ходу наступил на нее подошвой. – Помоги, мол, зачем парню жизнь калечить. Поговори с кем нужно – в долгу не останемся...

– Лихо. – Антон давно не удивлялся подобным «играм» за своей спиной, но то, что на этот раз это коснулось его властного друга, было неожиданностью. – И с кем, интересно, ты должен был «поговорить»?

– С тобой, – просто ответил прокурор.

– А чего же не «разговариваешь»?

– Понт корявый! – рассмеялся Пащенко. – И потом, Антоша, вор должен сидеть в тюрьме. Так-то! А какие деньжищи предлагают! С ума можно сойти, честное слово. Нам с тобой такие и не снились.

– А если не секрет, Вадим, кто на тебя выходил? Кто так хорошо осведомлен о наших с тобой отношениях? И почему он решил, что ты мне об этом не расскажешь, во-первых, и ты сможешь меня убедить, во-вторых?

– Какие уж тут секреты... – Пащенко поморщился. – Вихорев звонил. У меня такое впечатление, что этот деятель либо псих, либо меня «пробивал». Какой дурак будет «просить» по телефону?

– Вихорев... – Антон был готов услышать любую фамилию, но только не эту. Вихорев занимал должность начальника Судебного департамента при Верховном суде по Терновской области. Интерес данного должностного лица наводил Струге на неприятные догадки. Но Пащенко Антон все же успокоил – он довольно хорошо знал Вихорева. – Вадим, Вихорев мог позволить себе подобные вещи. Некоторые люди со временем теряют чувство реальности. Приобретается чувство вседозволенности. Та неосторожность, которая тебе кажется подозрительной, на самом деле является приобретенной манерой общения.

Пащенко вздохнул. По всему было видно, что прокурора такое объяснение не удовлетворило.

– Ну, что? Ей – налево, мне – направо?..

– Ну, и – до свидания... – подыграл Антон и протянул другу руку.

«Дело Артемова».

Это дело стало уже притчей во языцех. Оно должно было уже давно рассматриваться в областном суде. Мешал один фактор. Милиционер выжил. В сентябре 2000 года отделом по борьбе с незаконным оборотом наркотиков после полугодичной оперативной разработки был задержан один из известных наркодилеров города Борис Артемов. Это был один из тех, за поимку которого многие опера из отдела по борьбе с наркобизнесом готовы положить свою карьеру. Белая смерть, вносимая им в город, была невидима, но ощущалась на каждом шагу. Милицейские сводки, сообщения из больниц с упрямостью констатировали тот факт, что все больше и больше бестолковых представителей терновской молодежи кончают свою жизнь в обнимку со шприцем. Овердоза. Вот последняя точка в долгом пути героина из южных краев через Борю Артемова в город. Ононовцы прекрасно понимали: можно задержать тысячу мелких торговцев, можно сотнями задерживать «молодняк» с дозой на кармане, но этот процесс можно остановить лишь в одном случае. В случае официальных доказательств и разоблачения подонка по фамилии Артемов и по кличке Тема. Полгода Андрей Волчков, старший опер ОНОНа, искал пути-выходы к торговцу. Он перестал жить в семье, нормально питаться. Волчков уже позабыл, когда последний раз брился. Он измучил своими версиями подчиненных, заставляя ночевать их вместе с собой в кабинете. Особняк Артемова «пасли», как дачу в Горках-9. Опера спали и ели в машинах. И Андрей добился своего. Под прицелом двух видеокамер он задержал Артемова в момент передачи ему очередной партии героина в пять килограммов. Об этом дне мечтает любой опер. Не важно, сколько он до этого проработал в органах – год или двадцать. После этого можно смело сказать, что ты, как опер и как Человек, состоялся.

Следствие заняло одну неделю. Не потому, что следователь был умницей. Просто коллега Струге, судья по фамилии Поборников, по ходатайству адвокатов Артемова изменил последнему меру пресечения с содержания под стражей на подписку о невыезде. До суда. Больше Артемова уже никто и никогда не видел. Ни на следствии, ни потом. О суде уже и говорить не приходилось. Но, если ориентироваться по сводкам и сообщениям из больницы, далеко он не уехал и дело его живет. Когда в этот же день Волчкову «стуканули» из суда знакомые приставы, что Артемов «под подпиской», он сначала рассмеялся – смешно сказали! А когда понял, что с ним никто шутить не собирается, перепроверил...

Этот тридцатипятилетний мужик, не раз бывавший под наркоманскими ножами и «стволами», заперся у себя в кабинете, пил из горла дешевую водку, предназначенную для осведомителей, и горько плакал. Он рыдал, как ребенок, проклиная все, чем занимался до этого момента. Через четыре часа он вышел из своего кабинета, зашел к начальнику и положил ему на стол рапорт об увольнении. Сверху он вывалил пистолет, удостоверение и ключи от сейфа. Долго смотрел в глаза своему начальнику, после чего промолвил:

– А пошло это все на х...

И ушел домой.

В одиннадцать вечера в отдел позвонила сходящая с ума жена Волчкова и сообщила, что видит в окно лежащего у подъезда мужа. Тот пошел выносить мусор и не вернулся. Причину такой задержки она и видит сейчас в окне.

Но Волчков и здесь подсуропил Артемову. Получив в грудь две пули, он выжил. Выжил, наверное, лишь для того, чтобы назвать имя Артемова. Антон хорошо помнил, как были подняты на ноги все опера города. Но оказалось это пустыми хлопотами. Проколовшись раз, прокалываться вторично осторожный наркоделец не собирался. Волчков уже встал на ноги с больничной койки, когда Артемова, совершенно случайно, планово проверяя один из адресов, задержал участковый уполномоченный. Простой молодой парень, младший лейтенант, для которого оперативная работа – урман дремучий. На удивление всем, Артемов оказался не из тех, кто может умело бодаться с опытными сыскарями. Те раскололи негодяя за два часа. И вытянули все, что можно вытянуть из наркодилера. А опера по линии «тяжких»... Ох, как они умеют тянуть... И за наркоту, и за стрельбу по коллеге, и за жисть босяцкую в городе Тернове...

Все бы ничего, да рука теперь у Андрея Волчкова не движется. В локте ее пулей Артемов перебил. И курить бывший сыщик бросил. Из-за второй пули половину левого легкого вырезали. А так все нормально. Живет. Но уже никогда не будет носить оружие и удостоверение опера. Так распорядилась судьба. Физических калек на службе в органах внутренних дел не оставляют. Предложили бумажки в кадрах перекладывать. Да только посерел Андрей лицом и ушел от начальника ГУВД.

Закончилось следствие, передали дело в суд. И отписал Заруцкий его не кому-то, а Струге. А тот воспринял это как эпизод работы. Служебный момент. Потому что знал – поступит по закону. Учтет все доказательства, оценит их и здраво рассудит. И если следователь, ведший дело, окажется натуральным уродом, то судья может Артемова и оправдать. Если не будет никаких доказательств, то так и будет. С героином все понятно. Тут срок у Темы уже есть. И немалый. Но с ментом-то как быть? Будут заседания, будет и пища, решил Струге. Но все-таки не выдержал. Уж слишком широкий штат осведомителей в свое время был у следователя прокуратуры Струге...

Зашел он к Поборникову в тот момент, когда он был один. Наклонился над столом и прошептал. Прошептал так тихо, что сам себя едва слышал:

– Что же ты, сука, делаешь?

– Ты о чем, Антон Павлович?! – вскипел Поборников, бывший юрист мясокомбината.

– О тех десяти тысячах долларов, что тебе за Артемова передали. Что же ты делаешь, судья?..

И вот сейчас – Пащенко. Знают, через кого обратиться. Но в отличие от них Вадим знает, что сейчас лучше ему рассказать правду, нежели Струге узнает об этом потом. А в том, что Струге узнает, прокурор не сомневался. Может, это и называется дружбой?

Подходя к дому, Антон передернул плечами. Он и сам уже стал путаться в понятиях. Дружба, игра, закон... Все перемешано, как навоз с соломой, которым обмазывают стены загона. Маленького крепкого помещения с едва видимыми оконцами, где держат скот. Чтобы не разбежался. Интересно, что на самом деле есть закон? Уверенность в том, что скот нужно держать в стойле, или закон – это тот самый, перемешанный с соломой, навоз?

Странно, что задуматься об этом пришлось лишь сейчас...

«Фольксвагена» перед подъездом Антона не было, зато у соседнего, словно фиговый листок на причинном месте, сиял перламутровой зеленью «BMW» пятой серии.

«Смена караула, – решил Антон, – вот и верь после этого слову вора».