Александр Ольбик - Падение "черного берета" Страница 23

— Нет, ты только взгляни, что это за рубка! — вскипел Одинец. — А где же наша тачка? Или это вон тот "рафик"?

Омоновцы между тем стали отрезать беснующуюся толпу от улицы, замыкая ее у подножия трибун.

Карташов пошире открыл форточку. Крики, стоны, мат, какие-то непонятные шумы влетали к ним в кабину.

— Нас там сомнут, — сказал он.

Одинец достал из-за пазухи мобильник. Руки подрагивали. Нащелкал нужный номер.

— Слышь, Никола, тут идет мамаево побоище. Один «рафик» есть, но черт знает, как к нему пробраться.

Со стороны стадиона выплеснулась новая волна беснующейся молодежи. Уже рухнули ворота, в щепки разлетелись два киоска.

— Держи! — крикнул Одинец.

Карташов увидел у него в руках целлофановый пакет с белыми халатами. — Быстро переодеваемся и шустрим туда. Приказ Брода.

— Здесь мне не развернуться, — Карташов хотел выйти из машины, однако его остановил Одинец.

— Переодевайся здесь. Я залезу в салон и возьму носилки. Не психуй, Мцыри, людей в белых халатах пока в России не бьют.

Через пару минут они бежали в сторону обезумевшей толпы. Их дважды сбивали с ног, но Одинец, пробивая дорогу резиновыми ручками носилок, как сумасшедший орал:

— Дорогу санитарам! Не мешайте, суки оголтелые, оказывать первую медицинскую помощь!

Кто-то заполошно крикнул:

— Санитаров сюда! Поворачивай, бля, «скорую» к нам, — взывал паренек, склонившийся над поверженным товарищем.

Но они шли своим ходом. Когда приблизились к цепочке омоновцев, Одинец обратился к усатому, богатырского телосложения бойцу:

— Прошу, товарищ милиционер, оказать медицине поддержку! Проводите нас к "скорой помощи"!

Усатый омоновец, словно ледокол, двинулся вперед, налево и направо обрушивая удары томфой. Кто-то завопил благим матом: "Вышиби, блин, из мента мозги!" Карташов видел, как одетый в кожанку мальчуган железной, витой арматуриной окрестил такого же как сам фана. Кровь брызнула с рассеченного лба и жертва, схватившись за голову, рухнула лицом в грязь.

— Стой! — крикнул Одинец и шагнул к упавшему парню. — Берем этого.

Однако носилки негде было поставить, Кругом шел жестокой рукопашный бой.

— Отвали, мразь! — отмахивался от кого-то Одинец.

Орудуя сложенными носилками, он чистил себе дорогу. Их оттеснили и раненый парень остался лежать без помощи, его топтали сильные шальные ноги.

Шедший впереди их усатый омоновец, отражая щитом удары арматуры и кулаков, привел их все-таки к «рафику». Они видели как несколько ублюдков раскачивали машину, другие, взобравшись на крышу, изображали из себя Ленина на броневике. Они извергали такой мат, словно только что вышли из стен какого-то высшего зековского учебного заведения.

Водитель был на месте.

— Макс, — окликнул его Одинец, — какого хрена ты тут стоишь!? Заводи тачку! Омоновец, видя, что «скорая» попала в переплет, крикнул: "Эй, фаны, дайте дорогу медикам!" Но его призыв вызвал однозначную реакцию: прыщавый балбес, зацепив омоновца за шею тонким тросиком, стал его душить. Заваливать назад. Карташов видел, как прыщавый сорвал с милиционера каску и несколько раз стукнул ею по голове блюстителя порядка. Пацан, чувствуя себя победителем, стал напяливать шлем на себя.

— Что они вытворяют, дешевки вонючие! — Карташов уже не видел омоновца, того месили ногами, обрушивали на незащищенную голову стальные прутья.

Карташов засунул руку под халат, нащупал полу куртки и под ней почувствовал теплую рукоятку пистолета. Ему было безразлично, что произойдет дальше — положив ствол на согнутую в локте левую руку, он прицелился в маячившую перед ним стриженую голову прыщавого пацана. Выстрел почти потонул во всеобщем шуме, но ему показалось, что все в мире замерло. Парень с пробитым у самого уха черепом отлетел в сторону, сводящая тело смертельная судорога еще вела его пару метров, пока ноги не сплелись и он кулем свалился под ноги дерущихся собратьев.

Карташов, выщелкнув обойму, бросил ее на землю. Таким же незаметным движением он освободился от своего ПМ.

Они уже были рядом с «рафиком», когда скинувшие с себя оцепенение омоновцы ринулись на штурм. Тускло блеснули каски и щиты, толпа на глазах стала сдвигаться в сторону трибун.

— Мцыри, ты наверное, охренел, — шипел сзади Одинец. — Нас свободно могут замести…

— Они забрались в "скорую помощь" и увидели лежащего на носилках молодого человека, половина лица которого отсутствовала. Глаз вытек и височная кость белела под лоскутом кожи.

В салоне было трое санитаров и один из них, обращаясь к Одинцу, сказал:

— Если через десять минут мы отсюда не выберемся, он умрет. Одинец крикнул водителю: "Макс, гони!"

Снаружи раздался сигнал подъезжающей реанимационной машины. Они медленно двинулись вперед и, когда попали в полосу, освобожденную от фанатов, стали набирать скорость.

— Остановись! — приказал водителю Одинец. — Ты, Мцыри, выходи и найди нашу машину. Я тебя подожду возле универмага, тут рядом…

Карташов открыл дверцу. Улица была почти пустынна, рано темнело. После стонов, которые издавал раненый человек, он почувствовал облегчение. «Шевроле» был на месте. Сергей сел за руль, закурил, однако затяжки не спасли его от чувства полной опустошенности. Хотелось рыдать.

Развернувшись, он направился в сторону горевшего широкими витринами универмага. Одинец, словно пушинка, влетел в кабину. И они помчались в железном потоке, оставляя позади себя слепое везение и ярость судьбы.

— Ты, Серега, свои ментовские замашки брось! — беззлобно сказал Одинец. — Мы должны действовать с холодным рассудком…

— Заткнись! Не тебе меня учить. Когда я вижу беспредел, я просто зверею…А тут сработал рефлекс — все! Кто против ОМОНа, тот мой враг, а с врагами сам знаешь — не церемонятся…

— О стрельбе ты сам расскажешь Броду или…

— Расскажешь ты. Я и так потерпевший — мой ПМ был хорошо пристрелен…

— Интересно, а когда ты его успел пристрелять?

— На центральной свалке. Я его там и нашел…

— Скажи об этом прокурору, может, поверит.

Карташов отключился от разговора. Только однажды спросил — куда дальше ехать? Одинец, словно автоответчик, механическим голосом суфлировал: "Поворачивай налево, после указателя — направо и так держи пару кварталов…"

— Ты до этого стрелял на поражение? — неожиданно спросил Одинец. И хотя Карташову не хотелось об этом вести речь, он все же ответил:

— Конечно, приходилось.

— И что ты при этом чувствовал?

— Если попадал — испытывал облегчение. В таких ситуациях все решают доли секунды.

Он вспомнил, как однажды в Риге брали одного вооруженного типа. Взломали дверь, а он убежал на балкон, откуда хотел перелезть на соседний.

Одинец курил, слушал.

— После того как кувалдой разбили дверь и объект скрылся на балконе, я оказался на линии огня…Чудом меня не изрешетил…

— Сумасшедший, что ли?

— Рецидивист, шесть судимостей, так что в каком-то смысле сумасшедший…Несколько лет куролесил по Белоруссии, затем перебрался в Даугавпилс и закончил свое кровавое турне в Риге.

— Ты помог ему осознать, какое он выдающееся говно?

— Ты спросил, что я чувствовал, когда стрелял на поражение, я тебе ответил…Когда

на тебя смотрит дуло автомата или пистолета, ощущаешь себя собакой, брошенной на вокзале. А вот когда устраняешь причину столь щекочущей нервы неопределенности, наступает непередаваемый кайф. А разве у тебя не так?

Одинец включил радиоприемник. Шел концерт по заявкам. Пелись знакомые с детских и школьных лет песни, которые на них действовали расслабляюще.

— Когда ты, Мцыри, достал на стадионе пушку, я увидел в твоих глазах пионерский блеск. Ты, наверное, без ощущения опасности — труп.

— Возможно. Когда мы были заблокированы в рижской казарме и несколько дней ждали штурма со стороны только что созданного полицейского спецотряда, без конца смотрели видики. В основном американские боевики. Представь себе вооруженных до зубов молодых мужиков, день и ночь смотрящих, как убивают самым разнообразным способом. И из самых разных видов оружия. Все мы были на нервах…до последней степени наэлектризованы..

— Один к одному, такая же ситуация у нас была в Абхазии. Однажды дело чуть не дошло до стрельбы…

— Мне это тоже знакомо. Однажды Саня Пронин чистил автомат, а напротив, за тумбочкой, двое наших играли в шахматы. Пронин почистил автомат, собрал, вставил магазин и говорит им: "Признавайтесь, кто из вас хочет схлопотать пулю?" Ребята отмахнулись — мол, чего только от безделья человек не наговорит…И все! Пронин пол- обоймы всадил одному в живот, вторую половину упаковал в голову другого омоновца. Мы ни хрена не можем понять — сон не сон, кошмар не кошмар…Сбежалась вся казарма, а Саня сидит на кровати, засунув ствол в рот и идиотски хихикает. Командир всех увел и вызвал психотерапевта, но развязка наступила быстрее, чем мы предполагали. Он выстрелил оставшимися в магазине тремя патронами и мозги его мы потом полдня соскребали со стен.