Владимир Гриньков - Король и спящий убийца Страница 23

Она поняла, что я хочу поговорить с Мартыновым с глазу на глаз.

– Вы вели дело Демина? – спросил я, когда она ушла.

Мартынов нахмурился, вспоминая. За этот год перед ним прошло столько людей, что он не сразу мог вспомнить, о ком идет речь.

– Демин, – повторил я. – Администратор самсоновской группы. – Я показал в окно на Илью.

– А, этот. Нет, им занимался не я непосредственно, но с материалами дела я знаком. Все-таки эти два дела – его и самсоновское – шли в связке.

– Там что-то такое было…

Я замялся, не зная, как объяснить. Мартынов терпеливо ждал.

– Илью пытались привлечь к ответственности за хищения, но потом все само собой заглохло. Почему?

Мартынов пожал плечами:

– Не доказали. Ты же и сам давал показания, как мне помнится, и ничего не подтвердил. И никто не подтвердил. Хотя хищения имели место. Я прав?

Он посмотрел на меня.

– Не для протокола? – спросил я.

– Ну естественно.

– Что было, то было.

Мартынов кивнул, давая понять, что никогда в этом не сомневался.

– Никто не дал против него показаний, – сказал он. – А нам и самим копать не очень-то хотелось. Это же телевидение, все на виду, чуть следователь ошибся – и пиши пропало. Карьеру только так можно поломать. Поэтому подобные дела старались закрыть при первом же удобном случае.

– А ознакомиться с материалами деминского дела можно?

Мартынов посмотрел на меня так, будто я сообщил ему о том, что убил собственную бабушку.

– Ты с ума сошел? – осведомился он после паузы. – Это же закрытые материалы.

Конечно, подразумевалось совсем не то, что было сказано вслух. Мартынову нужно было связное и убедительное обоснование моей просьбы. Но я не мог сказать ему об Алекперове, о том, что тот что-то намеревался мне сообщить, потому что, как мне казалось, в таком случае Илья будет обречен, а я до сих пор не верил в его хотя бы относительную причастность к убийству Алекперова.

– Забудь об этом, – сказал Мартынов.

С Деминым, как оказалось, приехал и наш неулыбчивый следователь Орехов, тот самый, который занимался расследованием убийства Алекперова. Я поздоровался с ним, а он взглянул на меня так, словно я был едва ли не его личным врагом. Мартынову он сказал:

– У меня такое чувство, что эти два дела придется объединять в одно.

– Почему? – поинтересовался Мартынов.

Мне показалось, что он не очень-то жалует своего коллегу.

– А ты не улавливаешь связи между убийством Алекперова и тем, что случилось сегодня?

– Пока нет. Где связующее звено?

– А вот. – И Орехов неожиданно ткнул пальцем в мою сторону.

– Ну, ты полегче, – поморщился Мартынов и обернулся ко мне: – Ты иди пока, Женя.

В его голосе сквозила почти неприкрытая досада.

Я отправился в вагончик. Один из операторов, завидев меня, сказал, пряча глаза:

– Тут такое дело, Евгений Иванович… – Он выглядел смущенным и раздосадованным. – Пацанва тут крутилась…

– Ну, не тяни! – сказал я, раздражаясь.

– Кассету у меня увели.

– Кто?

– Говорю же – мальчишки. Недоглядел. Смотрю, суетятся что-то. Крикнул: «Марш отсюда!» Они врассыпную. Я к камере, а кассеты нет. Побежал догонять, гнался за ними до самого микрорайона, но куда там… – Он махнул рукой.

– Шляпа! – оценил я его бдительность. – Вторая кассета хоть цела?

– Вроде цела. Я видел, что напарник отдал ее милиционеру.

– Какому милиционеру?

– Одному из тех, что здесь крутятся.

Про эту кассету вспомнили еще раз, когда пришел Мартынов.

– Ты обещал отдать мне отснятый материал, – напомнил он.

Я рассказал об украденной кассете.

– Шляпы, – повторил мою оценку Мартынов, но теперь уже в множественном числе.

Оператора отправили на поиски того милиционера, который забрал кассету.

– Что там? – спросил я у Мартынова, кивнув на дверь вагончика.

Он понял, что я спрашиваю про Орехова.

– Ничего особенного, – ответил Мартынов.

И отвел глаза. Я понял, что он что-то скрывает.

– Что-нибудь серьезное, да?

Он, все так же глядя в сторону, похлопал меня по плечу:

– Да ты не волнуйся.

Потом понял, что я не отстану.

– Ему не дадут этого сделать, Женя!

– Чего сделать?

– Связать воедино эти два дела.

– А если ему это все-таки удастся?

– Не удастся! – отрезал Мартынов.

А тон был уж слишком раздраженный. И это могло означать только одно: он и сам не уверен на все сто. Значит, Орехов может и настоять. И что тогда?

– А если удастся, что тогда? – с демонстративной настойчивостью озвучил я свой вопрос.

– Я не знаю.

Ничего хорошего – вот как можно было перевести этот ответ.

Мартынову был в тягость этот разговор, и он ушел. Но через десять минут вернулся и выглядел крайне озабоченным.

– А кассеты нет, – сообщил он. – И милиционера того тоже нет.

– Как же так? – изумился я.

– А вот так! – огрызнулся Мартынов.

И я понял, насколько это серьезно.

Пропавшего милиционера искали долго, но не нашли. Оператора, отдавшего кассету, усадили писать объяснительную, потребовав указать особые приметы исчезнувшего стража порядка.

Через некоторое время в нашем вагончике появился Орехов и с ним трое в штатском.

– Мы хотели бы осмотреть помещение, – сообщил Орехов, но когда мы попытались уйти, он нас остановил: – Можете оставаться здесь. Вы позволите осмотреть вещи?

Никто не возражал. Они довольно аккуратно, но поспешно осмотрели кофр со Светланиными микрофонами, потом залезли в мою сумку, и вдруг Орехов выпрямился и спросил:

– Сумка чья?

– Моя, – ответил я.

Он запустил руку в сумку и тотчас извлек оттуда тупоносый пистолетный патрон. Этот патрон он держал перед собой и разглядывал с таким видом, будто не верил собственным глазам. Я тоже не верил. Патрона у меня в сумке никак быть не могло.

– Чье? – отрывисто спросил Орехов и, не дожидаясь ответа, строго посмотрел на меня.

А сопровождающая его троица уже шла ко мне.

– Это не мое! – сказал я. – Кто-то подбросил!

Но на Орехова это не произвело ни малейшего впечатления.

– Мы вынуждены вас задержать, – объявил он. – До выяснения всех обстоятельств дела. Статья «Незаконное хранение оружия». От года до трех.

Сидевший в углу Дима поднялся и сказал:

– Это же провокация!

– Вы намерены оказать сопротивление сотрудникам правоохранительных органов? – через плечо бросил ему Орехов.

Дима остановился. Я его понимал: подсудное дело.

– Пройдемте, – сказал мне Орехов.

– Это незаконно! Я буду жаловаться!

– Это сколько угодно. Нам не привыкать.

Они вывели меня из вагончика и усадили в машину. Я поспешно оглянулся – нет ли поблизости Мартынова, – но он как сквозь землю провалился.

Орехов сел на переднее сиденье.

– Зачем вы это сделали? – спросил я.

– Что именно? – спросил он тусклым, ничего не выражающим голосом и обернулся.

Когда я увидел его глаза, у меня сжалось сердце. В его взгляде не было жалости. Одна холодная решимость.

23

Мы приехали в уже знакомое мне здание прокуратуры. Орехов тотчас пожелал побеседовать со мной. Его интересовало все, что было связано с Алекперовым. Про злополучный патрон он даже не вспоминал. Когда я указал ему на этот загадочный факт, он пропустил мои слова мимо ушей, будто не расслышал.

– Я не буду отвечать на ваши вопросы, – объявил я.

Он посмотрел на меня так, будто безмерно удивился столь опрометчивому решению.

– Вы не очень хорошо представляете себе работу этого механизма, – сказал после паузы мой собеседник и повел руками вокруг себя. – Здесь все настолько отлажено и все части механизма так плотно пригнаны друг к другу, что песчинки перемалываются бесследно. Никаких сбоев в работе. Сильный механизм. И бездушный.

Запугивал. Я его прекрасно понял.

– Но ведь всегда можно договориться, – продолжал он.

Не склонился ко мне, не понизил голос, чтобы продемонстрировать фальшивое дружелюбие. Не любил дешевых трюков.

– Тот, кто сотрудничает со следствием, всегда в выигрыше. Это здесь, на воле, год туда, год сюда – роли как будто не играет. А в тюрьме каждый лишний день очень и очень укорачивает жизнь, вы уж мне поверьте.

Я не мог понять, почему он так в меня вцепился. И потому молчал. Он расценил мое молчание как упрямство. Тяжело вздохнул, словно сожалея о моем неблагоразумии.

И тут распахнулась дверь. Широко и с шумом. В кабинет ворвался Мартынов. Меня он даже не удостоил взглядом, сразу подступился к следователю.

– Что это? – резко спросил Мартынов и ткнул в мою сторону пальцем.

– А что такое? – сухо осведомился Орехов, заметно смурнея лицом.

– К чему эта комедия? Что за патрон? Зачем ты разыграл этот спектакль?

– Я ничего не разыгрывал, – все так же сухо ответил Орехов. – Выемка произведена в присутствии понятых, протокол оформлен надлежащим образом. Так какие вопросы? – Он посмотрел на Мартынова и поднялся. – Давай выйдем в коридор. Там и поговорим.