Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги Страница 24

— Бардак — это публичный дом, — угрюмо возразил Альфред, прикидывая объём работ, — в бардаке, то есть в публичном доме, полный порядок. А это — кавардак, есть такое слово в русском языке.

— Правда? Значит, убери кавардак. Но так, чтобы он превратился в полный бардак. Задача понятна?

— Понятна.

— Приступай, Альф. В помощь мне тебе выделить некого, — Окрошка исподлобья посмотрел на Бирюка, стоящего на ступеньках подвального лестничного марша и с ехидной улыбкой взирающего на него, — этого «ёшкина кота» Ляксеич работать заставлять не велит. А сам я тебе не помощник. Немощен, да и не к лицу мне, заместителю директора завода, говно всякое с места на место перекладывать.

Бирюк улыбнулся и сказал:

— Я помогу. Иди, Окрошка, отдохни. Устал ты над нами командирить. Умаялся. Иди, поспи.

3

— Думаю, что Молотилов должен оставаться там, где он сейчас находится. Если люди Пархома за две недели не смогли его найти, значит, и до завтра не найдут. На развалинах, как это ни странно, Молотилов в большей безопасности, чем здесь в гостинице под охраной моих парней. Ничего не хочу сказать о них плохого, ребята прошли неплохую подготовку и кое-чего умеют. Просто их в гостинице и рядом с ней всего девять человек, включая меня и Николашу. А у Пархома около сотни боевиков. Так что пусть уж лучше главный свидетель убийства Екатерины поживёт среди бомжей ещё сутки. А завтра Пархому уже не до Альфреда Аркадьевича будет.

Десницкий позволил себе расстегнуть пиджак и сделать глоток виски. До этого момента он ограничился только одним, самым первым, глотком. Сидоров уже основательно рассмотрел начальника службы безопасности вблизи и увидел, что Денис Александрович не просто хорошо сохранившийся старик, каким он казался на первый взгляд, а старик очень хорошо сохранившийся. Уж не полтинник, это точно. И даже не шестьдесят. По-видимому, в молодости Десницкий активно занимался спортом, и всю дальнейшую жизнь, поддерживал спортивную форму по мере сил.

А вот с лицом ничего не поделать. Хочешь этого или нет, возраст оставляет на нём следы: морщины, пигментные пятна, появляется усталость и мудрость в глазах. Если бы Десницкому сделать подтяжку и очистку кожи, выкрасить волосы, ну, тогда он сбросил бы лет десять. Но не больше, глаза всё равно будут выдавать истинный возраст. Впрочем, если надеть тёмные очки…

Сидоров усмехнулся, вспомнив, что совсем недавно точно так же подумал и о своих глазах, глядясь в зеркало в цеховом туалете, переоборудованном под умывалку.

— А вы как считаете, Алексей Алексеевич? — спросил Десницкий, заметив усмешку Сидорова и неверно её истолковав.

Сидоров оправдываться не стал. Чем-то не нравился ему этот человек. Излишней уверенностью в своих силах, что ли? Вальяжностью в поведении и снисходительностью во взгляде?

— Возможно, вы правы, — ответил Сидоров, пожав плечами, — я, пожалуй, вернусь на «Искру» и буду там находиться, рядом с Альфредом. На всякий случай…

Он вдруг ощутил себя ненужным здесь. Бесполезным и даже лишним. Эти два человека, пожилые, но достаточно сильные, один — своими деньгами, другой — связями и навыками, они сделали всё, чтобы уничтожить Пархома. Они сделали то, что ему, Сидорову, никогда не сделать, и теперь степень его участия равнялась нулю.

— Это было бы уместно, — согласился Десницкий, — могу дать вам, Алексей Алексеевич, двоих охранников, — он бросил быстрый взгляд на Андрея Валентиновича, и, получив утвердительный кивок, добавил, — или даже четверых.

— Да нет, не надо, — покачал головой Сидоров, — если каким-то образом Пархом узнает о местонахождении Молотилова, вряд ли ваши ребята смогут помешать ему устранить нежелательного свидетеля. Хоть двоих откомандируете, хоть четверых. У Пархома всё равно людей больше. Остаётся только надеяться и ждать.

— Пожалуй, ты прав, сынок, — сказал Самсонов.

Сидоров заметил, что это его новое «сынок» прозвучало намного теплее, чем в первый раз.

— Но, ты сказал, если Пархом узнает… Откуда он может узнать? Кроме нас троих, никто не знает, где скрывается Альфред. Или знает ещё кто-нибудь?

Сидоров задумался.

— Бомжи знают, — сказал он, помолчав, — конечно, знают они немного, только то, что вчера я привёл на завод новичка, и сказал им, что это мой родственник. Я не скрывал ни от кого имени Альфреда, не подумал как-то, да и откуда им знать, кто такой Альфред Молотилов? Они и о Пархоме-то никогда ничего не слышали.

— Тогда чего ты боишься?

— Все бродяги общаются друг с другом. Я не только тех имею в виду, которые на «Искре» обитают, бомжатников много в городе, а бродяг, у которых вообще нет более или менее постоянного места для ночлега, и того больше. На чердаках живут, в подвалах. Стоит пархомовским абрекам изловить и прижать какого-нибудь бомжа, он мигом расскажет им всё, что знает.

— Н-да, — Самсонов потёр лицо сухой ладошкой, — такая вероятность существует. А может, всё-таки сюда его, Альфреда? Прямо сейчас сгоняете с Денисом на завод, заберёте его… Если не сюда, в гостиницу, то можно квартирку какую-нибудь снять. Денис, организуешь?

— Без вопросов. Конспиративная квартира имеется. Я ещё позавчера снял на всякий случай.

— Не стоит, — покачал головой Сидоров, — смею предположить, что Пархоменков осведомлён о вашем присутствии в городе, и наверняка его люди следят за всеми вашими передвижениями. Мы рискуем, сами того не желая, вывести его на Альфреда.

Самсонов взглянул на Десницкого.

— Это точно, — кивнул Денис Александрович, — посматривают. И вполне профессионально, доложу. Но, когда я снимал квартирку, предварительно от всех хвостов избавился…

Внезапно из внутреннего кармана Десницкого полилась мелодия из «Бандитского Петербурга» — звонок вызова по мобильнику.

— Простите, — Десницкий вытащил миниатюрную, блестящую сталью трубку, и, раскрыв, отошёл к окну, — да. Здравствуйте, Иван Олегович! Давненько не слышал вашего голоса… Да… Часов четырнадцать прошло с нашей последней встречи. Что?.. — Десницкий замолчал и долго внимательно слушал собеседника, — А зам. генерального? Простыл? Под кондиционером посидел? И где он?.. Понятно. Всего хорошего. До встречи, — он захлопнул крышку мобильника и вернулся к дивану, — звонил Оболенцев.

— Что стряслось? — обеспокоено спросил Самсонов.

— Его перекинули на более важное, по мнению руководства генеральной прокуратуры, дело. Группу, которая должна выехать сюда, возглавит другой следователь. Оболенцев пока не знает, кто именно. Обещал перезвонить. Позже.

— Но почему? Почему его перекинули?

— Он не объяснил, сказал: я — солдат, должен подчиняться приказам руководства.

— А зам. генерального?

— Простуда. Дома, на больничном. Вчера, якобы, во время нашего с ним разговора, сидел под кондиционером. Продуло. Слаб здоровьем наш товарищ. Сегодня не вышел на работу. Позвонил из дома, сообщил секретарше, что заболел. Просил ни с кем не соединять, только с генеральным прокурором.

— Не нравится мне это, — задумчиво произнёс Андрей Валентинович, — Всё это мне совершенно не нравится.

— И ещё… Следственная группа приедет сюда только после великих праздников…

— После каких это «великих» праздников? — удивился Самсонов, — После шестого ноября, что ли?

— После седьмого, — мягко поправил Андрея Валентиновича Десницкий. — Седьмое ноября — день Великой Октябрьской Социалистической революции. Забыл?

— А разве его не отменили?

— Пока ещё живы старпёры, вроде нас с тобой, Андрюша, этот день всегда будет считаться праздничным. И неважно, красным цветом он в календаре отмечен, или чёрным.

— Так… — Самсонов откинулся на спинку дивана, — Похоже, господин Пархоменков приступил к активным ответным действиям. Ну, что ж? Глупо было бы надеяться, что он, зная, что я здесь и горю желанием его уничтожить, стал бы сложа руки ждать, чем дело закончится.

— Может, не всё так страшно, как тебе кажется?

— Да брось, Денис! Уж ты-то, старый прожжённый волчара, лучше меня понимаешь, что происходит. Прокуроры не заболевают внезапно. И следователи по особо важным делам — не пешки, их так просто, как стажёров, с одного дела на другое не перебрасывают. Ясно, что нашего товарища заместителя генерального прокурора купили. Или припугнули. Или поставили в такое положение, что он вынужден срочно «заболеть».

Думай, Денис! Думай, что можно сделать, с кем надо встретиться, на какие рычаги поднажать. Размер гонораров роли не играет. Я готов выплатить любые суммы этим московским лайдайкам. Ну, чего молчишь? Что желваками играешь? Ты же гэбэшник, хоть и бывший, ты всю эту систему знаешь, как таблицу умножения.

Десницкий, не спеша, вытащил из бокового кармана пиджака золотистую пачку «Данхила», не спрашивая разрешения у Самсонова, закурил. Старик поморщился, но не стал делать замечания. Сидорову давно хотелось курить, но он заставил себя забыть о желании. А Денис Александрович другой, ему можно.