Игорь Чубаха - Пепел и кокаиновый король Страница 24

– Толстяк, ты ничего не понял. Я узнал наручники. Наш клиент здесь побывал, и чем-то приворожил моравку.

Глава шестая. 22 апреля – 1мая 2002 года. Галопом по Европам.

Светит незнакомая звезда

Снова мы оторваны от дома,

Снова между нами города,

Взлетные огни аэродромов.

Здесь у нас туманы и дожди,

Здесь у нас холодные рассветы,

Здесь на неизведанном пути

Ждут замысловатые сюжеты...

Стихи Н. Добронравова, музыка А. Пахмутовой.

Это была идея Витася. Особенно зверствуют погранцы на стыках таких стран, как Венгрия и Австрия, Албания и Греция. Здесь могут не только тебя проверить по компьютеру, но еще и учинить личный досмотр. Витась и предложил прибиться к нелегальным эмигрантам. За довольно большую плату тебя провезут в тесном и душном фургоне почти без остановок (разве ночью, в лесу, для справления малой нужды), сквозь все необходимые границы. Очень удобно. Надо только найти большие деньги и дилеров по эмигрантам. Дилеры подсадят на нужный маршрут. Он, Витась, знает, где этих дилеров найти.

– Европа – это как рынок в Гродно. С виду махонький, но очень проходной. Мне ли не знать, я тебя умоляю! Я по ней с девяностого болтаюсь, я здесь кругом свой, в каждой стране у меня прихвачено. Я по Европе все тупики облазил еще лучше, чем по Витебску.

Ко времени этого разговора деньги у Пепла снова завелись, правда, небольшие. Больших Витась на ферме у Бажаны так и не заработал. Чтобы понять, как такое случилось, надо отмотать катушку на самое начало и запустить ее снова с того места, когда из ночного перелеска они вышли к соседней ферме. Откуда Витась выехал уже на видавшем виды «жуке» и за околицей подобрал Пепла, которого, понятно, на показ местным жителям не водили – нечем тут было хвастаться.

– Обычное соседское дело, – объяснил Витась. – У Бажены машина сломалась, а позарез треба сгонять в город. Почему бы пану Лешеку не одолжить худший из трех автомобилей доброму соседу, который на днях помог отремонтировать Лешековский трактор. Как тебя зовут-то?

Пепел ответил с секундной заминкой, взятой на легкое размышление – есть смысл врать или нет.

– Сергеем. А тебя, слыхал, Витасем называли.

– Правильно называли. Согласно паспортной записи.

– Бритва у тебя есть, Витась? – спросил Пепел.

– Возьми в чемодане.

Бритва сумела Пепла удивить. Механическая, советская, с рельефным фонтаном «Самсон, пытающий льва» и буквами «Ленинград» на бледно-зеленом корпусе. Привет из шестидесятых годов.

– Батькина. Которую тот случайно пихнул в мамкины вещи, – пояснил Витась. – Приходится беречь – единственная память. Если не считать их курортной фотографии и пьяных мамкиных признаний.

Доставая бритву, Сергей наткнулся на потрепанный автомобильный атлас Европы с пояснениями на немецком. Отложив щетину на второе, Пепел показал Витасю карту, на которой атлас был распахнут.

– Мы где?

– На следующей странице, – скосил глаза Витась.

Пепел разлепил чем-то склеенные страницы, просыпав из атласа себе на колени хлебные крошки.

– Вот здесь, – оторвав руку от баранки «жука», белорус ткнул пухлым пальцем рядом с пунктиром железной дороги, между крохотными, как микробы, точками.

Через четверть часа, в которые Пепел едва уложился с бритьем, шесть раз по новой крутя завод батькиного наследства, они добрались до городишки, настолько неприметного, что Пепел не стал замусоривать память его названием. Как сказал Витась, порядочные поезда здесь не останавливаются. «Жука» бросили у летнего кафе с неубранными на ночь пластиковыми столами и стульями.

– Тут проживает кум Лешека. Завтра сосед Бажены получит назад свою иномарку. Зачем сжигать мосты, не каратели же какие? – белорус Витась тяжко вздохнул. – Мало ли как сложится... А через пятьдесят минут по шоссе пройдет Брновский экспресс. Как я понимаю, тебе, во-первых, надо убраться отсюда подальше, во-вторых, попасть в такое место, откуда можно свалить в любую, какую пожелаешь, сторону?

Пепел кивнул.

– Тогда нам пока по пути. На Брновском мы доедем до большого города. Место – самое то. Там даже аэропорт есть.

На пустынной остановке в ожидании автобуса белорус сам предложил скоротать время и достал колоду из чемодана. По исцарапанной крышке с остатками отодранных наклеек и разбросали сдачу.

Настоящая игра началось с того, что Пепел поставил значок «Jsem velmi unaven», который немцы (не иначе, в припадке своего удивительного германского юмора) сняли с пиджака и прикололи под отворот рубашки. А Витась поставил против значка десять геллеров, хотя Пепел в Праге дешевле, чем по пятьдесят геллеров значков не видел. Вскоре ставили только деньги. Ясен бубен, деньги Витася.

Белорусу не везло. И это притом, что играли в любимую игру Витася – японского дурака. А ведь Пеплу еще приходилось и приноравливаться к непривычной колоде: «рубашка» из больно бьющих по глазам профессионального игрока красно-синих ромбиков, короли в виде Гитлеров, Сталиных и Черчиллей, дамы в виде шлюх начала прошлого века, а карты с шестерок по десятки размалеваны сценками из исторической жизни Наполеона с Жозефиной. Ко всему прочему карты были непривычно длинные. Одним словом, за такие карты надо привлекать по статье «дешевый выпендреж».

Белорус остановился только тогда, когда иссякли денежные знаки. Какое-то время он отупело молчал. Разглядывал пустое шоссе, провожал взглядом редкие, болидами проскакивающие мимо машины. Пепел ему не мешал – пусть человек переварит ситуацию.

– Ты посмотри на себя, – переварив, заговорил Витась, – хотя бы глазами полиции. У кого еще проверять документы, как не у человека в такой рубахе. А у меня есть запасная рубаха. Джинсовая. Настоящий голландский «райфл».

Видимо, белорусу не впервой было попадать в жизненные ямы. Он щелкнул замками чемодана, приподнял крышку, забросил внутрь злосчастную колоду и достал обещанную «райфоловскую» рубаху.

– И почем отдаешь?

Этими «за сколько», «почем» и неизбежными торгами Пепел решил подлечить расстроенного белоруса. Брось рыбу в воду – она и оживет... Витась назвал цену.

– Ого! – почти искренне восхитился Пепел размаху белорусской наглости. – Я уж как-нибудь дотерплю до первой рубашечной лавки. К тому же твоя рубаха мне велика. И никакой это не голландский «райфл», тебя обманули. Такое шьют на старых «зингерах» исключительно в трущобах Стамбула для нужд оптовой продажи в Белостоке. Ну-у... разве половину скинешь, тогда еще поглядим.

– Подумаешь «велика»! – Витась на глазах отходил от скоропостижной валютной потери. Так Растропович в тяжелые дни оживал, заслышав бренчание виолончели, так Пеле выводил из глубокой депрессии стук футбольного мяча. – Джинсовка и должна быть больше согласно европейским модам. Ну, так и быть, процентов десять скину из уважения к братскому славянскому народу.

Слово за слово и сторговались, сойдясь на тридцатипроцентной скидке от первоначальной суммы. Любимое дело – продавать с наваром вернуло Витасю приемлемое настроение.

Чем еще мог заниматься белорус, болтаясь по Европе с девяностого? Торговать на рынках, подрабатывать там-сям, ненадолго возвращаться в родную Беларусь и, набрав дешевого товара, отправляться по фиктивному приглашению в новое турне «поезда-рынки-фермы-фирмы-рынки-Беларусь».

Рваную рубашку Пепел запихал в урну при остановке, сверху на всякий случай набросал веток.

– Брюки, конечно, не рваные, но ты погляди, какие грязные, – развивал рыночный успех Витась. – Конечно, неплохо бы и их поменять. Могу предложить спортивные штаны, но в трениках по улицам, как в вашей России, тут не ходят. Есть у меня щетка для одежды. Правда, я никому ее не одалживаю. Хотя, мы где? Мы – в мире капитала. По законам капитализма продается все. Так и быть, сдам тебе щетку в аренду за недорого.

Сошлись в цене и по щетке. В автобусе Витась, окончательно растопивший в себе горечь утраты, уже вовсю шутил:

– А как ты меня развел! Ловко! Признайся, ты шулер?

– Да ты что, какой я шулер, просто я везучий! – возражал Пепел. – Не забывай, что ты же сам предложил в картишки перекинуться.

– Ага, «сам»! А кто спросил: «чем бы занять пятьдесят минут?»!

– Да я же не мог знать, что у тебя при себе колода. Откуда? – соврал Пепел. Ясен бубен, что у человека, ведущего разъездную, базаро-вокзальную жизнь, должна была в чемодане заваляться колода.

За автобус расплатился Пепел, как алаверды за вызволение с фермы. За ночлег никто из них не платил. Еще не хватало оплачивать два часа дурного сна на парковых скамейках. А ранним утром за пиво и жареные колбаски в открытом кафе на центральной площади Брно опять расплатился щедрый Пепел. В этом кафе, за этим пивом состоялся судьбоносный, путеопределяющий разговор.

– И куда ты теперь? – спросил Пепел. – Обратно на хутор к Бажене?

– Мечтаю мотнуть в Сербию. Денег там нынче не заработаешь, зато друзей осталось полно. Отдохну недельку-другую, проведаю подружек. У меня там знакомцев больше чем по Витебску. Потом махану в Польшу, заколочу деньжат и поверну домой.