Кензо Китаката - Пепел Страница 24

– Мы обо всем позаботимся. Было бы неслыханно поручить подготовку похорон босса клана не старшей семье, а кому-то еще.

Кажется, Кураучи начинает обращаться за поддержкой к Ояме. Сано отделился, кто-то арестован, и в старшей семье осталось около двадцати человек. Моя семья насчитывала тридцать и продолжала расти.

– Рад был встретиться здесь с тобой, Танака. Я сообщу Мицуте о том, что увидел.

– Дядя Ояма, кому интересно знать, что думает, что делает такой бродяга, как я? Кто считается с реальной расстановкой сил?

– Я буду заместителем и опекуном Кураучи. Сано отделился, и некому больше занять этот пост.

Наверняка Кураучи сам попросил Ояму об этом. Скорее всего теперь он понимает, что в наркосети, которую я ему вернул, было полно дыр, и теперь бесится из-за того, что его обманули.

Меня не особенно встревожил тот факт, что Кураучи и Ояма будут в одной команде. Наблюдая за Оямой в дни войны, я понял, что он всегда принимает решения, которые позволяют его семье оставаться в стороне от проблем Кураучи.

– Неужели боссу клана действительно конец? – спросил Сугимото, когда мы уже ехали по улицам города.

Машину вел Йосино. Это была все та же старенькая тачка. Когда похороним босса, я не стану возражать против покупки "мерседеса". Наша семья может легко потратить такую сумму.

– Все говорят, что для вас, босс, это будет тяжелая утрата. Молодые ребята из старшей семьи толкуют, что хотели бы видеть преемником именно вас.

– Возможно, это означает начало конца старшей семьи. Если выпадают отдельные камни, то все здание очень скоро рухнет.

– Так погибают семьи в якудза, да, босс?

Что бы там ни говорили, а наша семья была на подъеме. А ведь совсем немного времени прошло с того дня,

когда босс принудил меня выделиться. Теперь даже дяди вынуждены считаться с моим мнением.

За стенами автомобиля жил своей жизнью суетливый город. Я бездумно смотрел в окно и думал о боссе. Почему я плакал? Ведь когда-то я проклинал его.

Я служил ему больше двадцати лет. Мне казалось естественным, что он обирает и унижает меня. Я никогда всерьез не думал о том, что будет, когда он уйдет.

– Что-то не так, босс?

Сугимото с тревогой смотрел мне в лицо.

– Я еду на квартиру к Аюми. Ничего не предпринимаем, пока это не произойдет, ясно? Будем ждать.

– Понял. В такое время копы могут доставить нам немало хлопот. Я позвоню сестре и объясню ситуацию с боссом клана.

– Благодарю.

Квартира Аюми в Сибуя расположена удобно – из нее можно быстро добраться до больницы.

Я снова смотрел в окно на пролетающие мимо здания.

2

Без макияжа лицо Аюми выглядело как-то беззащитно и по-детски. Но я заметил морщинки в уголках ее глаз, которых несколько лет назад еще не было.

Она сварила кофе; взяв чашку, я устроился у окна и стал смотреть вниз, на улицу. Окна выходили не на главную дорогу, и большая часть автомобилей в то утро была припаркована вдоль улицы. Движения на трассе почти не было.

В клубе Аюми в Акасаке дела шли хорошо. Все потому, что ей удалось подобрать хороших девочек. Сама Аюми до сих пор пользовалась спросом. Мне еще трижды пришлось разрешать недоразумения с клиентами, и мы заработали на этом двенадцать миллионов. Никто пока не заподозрил, что клуб находится под покровительством якудза. Я использовал всевозможные уловки, и клиенты, с которыми мне приходилось работать, были уверены, что имеют дело с обычным посредником по возврату долгов, а не собственно с клубом.

– Кажется, в ближайшее время ты не собираешься покончить с кочевой жизнью и переехать сюда. – Аюми набросила на голое тело халат и сидела на диване, обрабатывая ногти пилочкой. – Понимаю, ты привык жить сам по себе и все такое...

– Тогда заткнись.

– Ну да, ты ведь по-своему понимаешь отношения между мужчиной и женщиной, не так ли?

По утрам Аюми сварлива. У нее низкое кровяное давление, иногда побаливает печень. Если начать с ней перепалку, это может закончиться приступом.

– Он для меня значит больше, чем родители. Всякое бывало, но больше двадцати лет он заменял мне отца.

– Здесь ничего не поделаешь. Ничто не живет вечно. – Аюми сидела на постели в халате, словно собиралась снова улечься спать. – Теперь боссом зовут тебя.

– Не тем боссом, каким я надеялся стать.

– В любом случае ты уже обогнал старшую семью. Суги-чен говорил мне об этом в клубе. Какое тебе дело, как тебя называют?

– Может быть, старик надеялся прожить дольше. Наверное, ему было так проще – поручать всю грязную работу мне. Думаешь, он делал все это преднамеренно?

– Нельзя угадать, когда удача улыбнется тебе и все повернется к лучшему. Были времена, когда я засыпала в слезах и думала о том, какой ты страшный человек. А теперь – подумать только, как я живу!

Я допил кофе и налил еще чашку. Не думаю, что я сильно облагодетельствовал Аюми. Ее жизнь – компенсация моих усилий. Когда я стану богаче, у Аюми будет еще один клуб, такой же, как в Акасаке. Потом третий, четвертый.

Я поднялся из-за стола и сел рядом с Аюми. Достал сигарету. Аюми щелкнула "Дюпоном".

Меня не оставляла мысль: почему я плакал? Вцепился в руку босса и плакал. Я не мог избавиться от этих раздумий. Может быть, все дело в привычке? Я так привык ненавидеть его, желать ему смерти, что он стал близким мне человеком?

Он никогда ничего не делал для меня. Кроме того, что дал мне шанс прожить в якудза с девятнадцати до сорока трех лет.

– Суги-чен говорит, что ты для своих парней все больше и больше становишься чем-то вроде отца. Он сказал, что остальные семьи признали положение, которое ты занимаешь. Хорошо, что ты не купил "мерседес" раньше, как только отделился от старшей семьи.

Меня никогда не интересовали скоростные автомобили, дорогая одежда и шикарные апартаменты. Все это тщеславие и суета. Я хотел подняться в мире якудза. Двадцать лет я мечтал об этом.

Очень может быть, что босс побаивался меня. Я заподозрил это уже после того, как он заболел. Пока я был рядом, он не мог чувствовать себя спокойно; ему больше подходил такой тип, как Кураучи, думающий только о деньгах. Может, он даже предвидел, как повернется дело, если его преемником станет Кураучи. Если так, то ему было наплевать, что случится с кланом после его смерти. Как и мне.

– Я не стану упрашивать тебя расписаться со мной.

– Оставь.

Я просто не смогу жить вместе с ней. Я всю жизнь жил один.

– Всегда одно и то же.

– Оставь это! – отрезал я.

Аюми замолчала. Наверное, вспомнила, как однажды я избил ее. Избил сильно, так, что она две недели не могла выйти на улицу. Лучший способ заставить женщину молчать – наставить ей синяков под глазами.

Если ты якудза, лучше не заводить семьи. Это моя философия. Якудза не имеет права предаваться семейным радостям. Я не говорю, что якудза должен жить как аскет. Просто когда живешь для жены и детей, теряешь право на невозможное. Я много раз видел, как это бывает.

Возьмем, к примеру, босса. Если бы он вел себя осмотрительнее с женщинами, судьба его могла сложиться иначе. Но он всегда был бабником. Когда у него появились внуки, главной его заботой стала охрана их жизни. Но и тогда босс содержал на стороне двух малолетних шлюшек.

Аюми потянулась. Кажется, она готова начать день. Когда я приехал, ее хватило только на то, чтобы сварить мне кофе.

– Может быть, сообщить Суги-чену, где ты находишься?

И голова у нее заработала. С сигаретой во рту Аюми подошла к плите и налила себе кофе. Я ей кофе никогда не подавал.

– Итак, тебе сорок три. Хороший возраст, – неожиданно заявила Аюми, попивая кофе.

Лет двадцать назад я не любил думать о том, каким я буду, когда мне перевалит за сорок. Капризный старый якудза – таким я себя видел.

Теперь любой парень, которому нет еще тридцати, кажется мне мальчишкой. Молодость – единственный недостаток, уходящий с годами. Не могу сказать, что тело мое потеряло былую силу. Если надо, я могу взорваться. Мускулы у меня такие, словно я всю жизнь играл в регби. За десять секунд могу убить любого.

Аюми вышла в ванную и вернулась, переодевшись в юбку и блузку. Она причесалась и сделала легкий макияж.

– Приготовить тебе что-нибудь? Уже почти полдень. Я кивнул и принялся просматривать газету. В округе Кансай шла война между бандами. В наши дни у каждого есть ствол. В дни моей молодости говорили: один ствол стоит пятидесяти человек. Теперь молодежные разборки со стрельбой – обычное дело.

Война между бандами, о которой писали в газете, меня не касалась. Клан босса – составная часть национального синдиката, именуемого "якудза". Босс платил этой организации установленные членские взносы, моя семья была частью клана, и я платил только старшей семье.

Кто бы ни стоял во главе синдиката, он получал кучу денег, почти ничего не делая. Раньше я об этом даже не задумывался.

– Спагетти пойдет?