Владимир Колычев - Сгори дотла, моя звезда! Страница 25

– Эх, мороз, мороз! Не морозь меня! – растянув мехи, истошно заголосил он. – Не морозь меня, моего коня!..

Складывалось впечатление, будто он песней пытался заглушить страх.

– Здравствуйте, Константин Андреевич! Меня зовут Артем. Фамилия Гончар. Я из передачи «Играй, гармонь!».

– Моего коня, белогривого! – еще громче завыл Самойлов. – У меня жена, ох, ревнивая!

Глаза пьяные, взгляд застывший. Казалось, он боялся смотреть на Артема.

– Мне нужно с вами поговорить!

– У меня жена, ох, красавица! Ждет меня домой, ох, печалится!

Можно было бы вырвать гармонь из его рук, но это хлопотно, к тому же чревато: инструмент легко испортить. Артем нашел иной способ, как отвлечь Самойлова от дурнопения. Резким движением руки он смахнул с импровизированного стола бутылку водки.

– Эй, ты чего! – сдвинув мехи, возмущенно протянул Константин.

– А смотрю, чье производство, – разглядывая этикетку, невозмутимо изрек Артем.

– А чего там смотреть? Наливай да пей… Ты кто такой? – отложив «хромку» в сторону, настороженно спросил бывший охранник. – Что ты там про гармонь говорил?

– Что, хочешь поучаствовать?

– Ничего не хочу… Выпить принес?

– А я что, у тебя на посылках?

– Вот пошлю, узнаешь!

– Чего ты буйный такой? Я к тебе по делу, а ты бычишься, нехорошо… Машу Светлову знаешь? – резко спросил Артем.

Самойлова, казалось, тряхнуло изнутри от страха. Какое-то время он смотрел на него большими немигающими глазами.

– Знаешь, почему камбала плоская?

Ни малейшего желания узнать ответ на вопрос Артема.

– Потому что на ней кит лежал. А у краба почему глаза навыкате? Потому что он все это видел… Ты, Костя, что видел, а?

– Ничего! – встрепенулся тот.

– А Машу Светлову почему боишься?

– Я?! Я не боюсь… Что вам нужно?

– Говорю же, что из «Гармони». Теперь эту передачу будет вести Маша Светлова. Она теперь у нас шеф…

– А разве она… – начал было, но запнулся Самойлов.

– Что она?

– Ничего, – мотнул головой бывший охранник.

– Что ты видел? Что ты сказать можешь?

– Вы не из передачи… Откуда вы?

– Из милиции, – признался Артем.

– Черт!

– Я не черт, я лейтенант Гончар. А черт появится, когда перепьешь. Его еще белой горячкой называют…

– А мне все равно!.. Выпить дай, лейтенант!

– «Выпить дай, лейтенант!» – передразнил его Артем. И от себя добавил: – Дай выпить, все как на духу расскажу!

– Что как на духу?

– Как с Машей Светловой сцепился, как в сумку к ней полез.

– Я не лез к ней в сумку… Выпить дай!

Пожав плечами, Артем протянул ему бутылку. Трясущейся рукой Самойлов наполнил до половины двухсотграммовый стакан, залпом выпил.

– Что, и мне не предложишь?

– Самому мало!

– Какой-то ты не компанейский.

– Принесешь, налью…

Артем думал немного. До машины – секунд десять-пятнадцать ходу. Там у него в багажнике – пластиковый контейнер с походным «джентльменским набором». Чтобы достать бутылку коньяку, понадобится еще пять секунд. И на обратный путь времени много не уйдет. Если вдруг Самойлов решит сбежать от него, на пьяных ногах далеко не уйдет. Артем нагонит беглеца, обвинит его в попытке скрыться от правосудия – тогда у него будет повод схватить бывшего охранника за грудки, хорошенько его встряхнуть.

Но Самойлов не думал скрываться бегством. А бутылке коньяка очень обрадовался. И даже достал откуда-то второй стакан.

– Я не могу, за рулем, – открестился Артем.

– Нехорошо как-то.

– Тебе же больше достанется.

– Ну ладно, не хотите, не надо, – не стал настаивать Константин.

– Долго еще здесь будешь? На работу когда? – запанибрата спросил Артем.

– Да какая работа… Надоело. Пашешь как вол, сил уже нет…

– Охранником лучше, да? При форме, в чистоте, все на тебя смотрят с уважением, – подыграл Артем.

– Ну, не с уважением…

– Это ты про Светлову?.. Не захотела, что в сумке, показывать?

– Она же не виновата была. И в сумке у нее ничего не было… А зачем вы про нее спрашиваете?

– Про «Гармонь», извини, соврал. Э-э… ввел в заблуждение, – поправился Артем.

– Зачем?

– А чего ты со своим «Морозом» завелся?

– Это на меня находит…

– Тебя же из-за Светловой уволили?

– Да… Но я бы и сам ушел…

– Почему?

– Да так… Вы так и не сказали, почему Светловой интересуетесь?

– Костя, давай не будем валять ваньку, – поморщился Артем. – И Маньку, кстати, тоже. То есть Машку… Ты же сам прекрасно знаешь, что со Светловой произошло. Потому сам уволиться хотел…

– А что с ней произошло? – напряженно и в замешательстве посмотрел на него Самойлов.

– Давай начнем все по порядку. Кто надоумил тебя, что в сумке у Светловой ворованная банка кофе?

– Ну, подошел один, – пугливо вжал голову в плечи Константин.

– Кто? Мужчина или женщина?

– Если подошел, значит, мужчина… А женщина… Сказал, что видел, как одна женщина банку кофе в сумочку к себе положила. И на Светлову показал… И еще так посмотрел на меня…

– Как?

– Да так… Я бы усомнился, если бы не посмотрел… Он потом…

– Что потом?

– Ничего!

Самойлов плеснул в стакан, скинул пустую бутылку на пол. Выпил, закусив огурцом без соли. Взял коньяк, с наигранным интересом стал изучать этикетку.

– Что-то ты темнишь, Костя, – с упреком и в упор посмотрел на него Артем.

– Что я темню? – буркнул тот.

– Тебе видней… Когда Маша Светлова из супермаркета ушла, ты за ней вышел. Так было?

– Не помню.

– А ты вспомни, Костя, вспомни.

– Чего вспоминать?

– Дело серьезное, Константин. И керосином пахнет, и парашей. Понимаешь, о чем я говорю?

– Не очень.

– Найден труп Светловой, – скрестив за спиной пальцы, солгал Артем.

И подозреваемый, и свидетель для следователя – своего рода противник. А тактика боя обязывает вводить неприятеля в заблуждение. Существуют определенные этические рамки, но что делать, если нет иного способа узнать истину, как вылезти за них? Артем еще не нашел однозначного ответа на этот вопрос, но уже решился на отчаянный шаг.

– Да что вы! – вскинулся Самойлов.

– И ты видел, что с ней случилось… – наугад, но с непоколебимой уверенностью в голосе предположил Артем.

– Не видел ничего!

Излишняя суетливость бывшего охранника свидетельствовала против него. И придавала молодому следователю решимости.

– Видел!.. Ты, наверное, не понимаешь, Самойлов! То, что происходило в супермаркете, было составной частью того, что затем произошло на улице. И ты был элементом заговора против Светловой. И ты пойдешь под суд как соучастник преступления!.. Думай, Самойлов, думай!

– Но я здесь ни при чем… Это все он!

– Кто он?

– Я боюсь!

– Чего ты боишься?

– Я боюсь этого человека!..

Артем вырвал бутылку из его рук, откупорил ее, на треть наполнил стакан:

– Это для храбрости!

Самойлову не нужно было объяснять, как принимать «лекарство».

– У-ух, хорошо!

– Поверь, в тюрьме тебе наливать не будут!

– Да я вообще-то не пьющий.

– Чего?!

– Я серьезно… Раньше пил только по праздникам, по чуть-чуть, а после этого… Это все из-за него, из-за того человека с родинкой…

– С родинкой?!

Артем вспомнил, что говорил ему Тарыгин про человека, который принес ему диск с записью Сирены-Светловой. Родинка – «третий глаз»…

– На переносице родинка?

– Да… А вы откуда знаете?

– Я, Костя, все знаю… Интеллигентный такой мужчина, в очках… Прозрачные очки, без оправы…

– Ну да, в очках… И родинка на переносице…

– И взгляд тяжелый, гипнотизирующий…

– Тяжелый… Я бы даже сказал, парализующий…

– Он сказал, что у Светловой кофе?

– Он.

– Дальше что было?

– Ну, этот инцидент с этой чертовой проверкой… Потом я на улицу вышел, за Светловой. Хотел извиниться перед ней, да не решился. Она баба нервная, так истерит, что мама не горюй… Стою, курю, смотрю, к ней мужик какой-то подходит. Пухленький такой, полнолицый, губастый, костюм строгий… Он ей что-то сказал, потом под капот к ней полез, двигатель смотрел, потом закрыл. В машину к ней сел. И тут я смотрю, еще один тип к машине подходит. В джинсовом костюме, волосы коричневые… рыжие, короче… Смотрю, присел. К одной выхлопной трубе потянулся, к другой, как будто выдергивал что-то… Я так думаю, они выхлопные чем-то забили, чтобы машина не заводилась…

– Почему ты так думаешь?

– Потому что после этого машина завелась. Этот рыжий в машину к ней сел, и она поехала… Все бы ничего, если бы не этот, с родинкой. Гляжу, а он рядом со мной стоит, на меня смотрит. Улыбается, а глаза свирепые. И взгляд такой, что до костей пробрал. Ты, говорит, ничего не видел. Ну, мне говорит. Скажешь кому, говорит, считай, покойник… Вот я вам уже и сказал…

Самойлов снова схватился за бутылку, до краев наполнил стакан. Он морщился, но пил жадно и неряшливо: коньяк растекался по подбородку, капал на футболку.