Андрей Орлов - Я навсегда тобою ранен... Страница 25

– Смотри-ка, живой, – удивился он, поворачивая голову. – Улыбнуться пытается. Разнос прошел в игривой обстановке, с троекратными поцелуями и дружескими подначками.

Напевая под нос: «Сегодня самый лучший день, друзьям раздайте по обойме...», Крюгер активировал измученный чайник, вытер пот и крякнулся за стол. Суровая закалка у мужика – я бы на его месте уже давно, как Паниковский, скончался от разрыва сердца.

Я озирал потрепанное войско, сильно сомневаясь, что данным составом мы свернем горы. Четверо калек, которым опостылело работать сутками за гроши и получать разносы от начальства.

– Чего злая такая? – попытался я расшевелить Янку. Но попытка не удалась; она пожала плечами и стерла крошки с губ.

– Предменструальный синдром, – объяснил Крюгер. – Магния попить надо.

Янка выстрелила из обоих глаз, но Крюгер увернулся. Венька собрался сострить, но, пока открывал рот, забыл, что хотел сказать. Янка чуть помялась и объяснила:

– Тетушка из Апрелевки вчера звонила. Плачет, говорить спокойно не может. Птичий грипп проник в район, демоны в ОЗК облаву учинили. Деревню в кольцо – и по всем дворам.

– Птичек убивают, – хмыкнул Венька, – чтобы не болели. В неудачном месте живем, коллеги. В России два опасных коридора миграции птиц: Хакасия и Новосибирская область.

– Сорок кур истребили, полтора десятка гусей... – зачем-то загибала пальцы Янка.

– Так им, я слышал, компенсируют, – заметил я. – Сотню за курицу, триста – за гуся.

– Заплатили по двести, – вздохнула Янка. – Денег, говорят, на всех не хватит.

– С голода не умрем, – успокоил Крюгер, – ножки Буша будем есть. Ведь Буши – они как? – приходят и уходят, а ножки остаются. Слушай, командир, ты не хочешь меня отправить на важное государственное задание?

– Сегодня ты не пьешь, – отрезал я. – Бутылка пива на опохмел – и точка. Увижу пьяным в конце дня – пеняй на себя. Есть желающие поработать?

– По которому из покойников? – ухмыльнулся Венька. – У нас теперь, как ни верти, а на каждого – по брату.

– Не юродствуй, – поморщилась Янка.

– Пока одно можно сказать определенно: человек, подставивший «Оку» Григоренко под нас с Венькой, – не из тех, кто отдыхает в «Белых зорях». Семеро, включая администратора и охранника, остались на базе, когда мы ее покинули. «Ока» уже была под Федориной горкой. Не сходится. Нас никто не обгонял.

– И не похоже, чтобы в планы мерзавца входило нас убить, – подумав, предположил Венька. – Не тот инструмент. Может, просто запугать...

– Или покалечить. Но чего-то эти хлопцы боятся. Возможно, мы уже зацепились за ниточку, но не отдаем себе отчет или вот-вот зацепимся...

– На базе определенно что-то неладно, – подтвердил терзающую меня догадку Венька. – Я внимательно наблюдал за этими туристами и не мог взять в толк, в чем лажа. Такое ощущение, что над нами измываются...

– В самую точку, – подтвердил я. – Существо в лохмотьях имело место, оно проявило несвойственную агрессию, напав на одну из девиц. Тут понятно – девицы не сочиняют.

– Не сочиняют, – поддакнул Венька. – Что было, то было. И все же кто-то из присутствующих усердно водил нас за нос...

– Прямо мистика какая-то, – перекривилась Янка.

– Я тоже не пойму, кто из нас с похмелья, – проворчал Крюгер, разбираясь с закипевшим чайником. – Ребята, вы сильно-то мозги не напрягайте. Какое отношение к убийствам в Рыдалове имеет этот самый «то ли бык, то ли тур»?

– Должен иметь, – тряхнул шевелюрой Венька. – Я сердцем чую, к вечеру мы должны кое-что раскопать.

Мы даже не догадывались, что это «кое-что» раскопается уже через час и произведет эффект взорвавшейся бомбы!

– Давайте думать, где зарыта собака, – сказал я. – С убийствами Гарбуса, Грушницкого и Башлыкова нам пока не светит. Александр Иванович Григоренко... До выхода на пенсию работал конвоиром на зоне строгого режима № 45989. Буквальные слова, произнесенные в беседе: «Я знаю, что произошло пятнадцать лет назад...» Коллеги, это единственное, от чего мы можем плясать. Что произошло пятнадцать лет назад?

– Где? – спросил Венька.

– Да ты пешком под стол ходил, – отмахнулся Крюгер.

– А у меня первые месячные начались... – задумчиво прошептала Янка. – Ох, перепугалась я!

– Шевелите мозгами, – рассердился я. – Что-то связанное с зоной. Бунт, побег, массовая драка, убийство, разборки между сотрудниками... Начнем с зоны. До учреждения – километров восемьдесят, кому-то из вас придется съездить. Венька, это ты. Пулей мчись в гараж, найдешь Литовченко – он опять под машиной дрыхнет; скажи, что дело не терпит отлагательств, и туда.

– А где это? – растерялся Венька.

– У Литовченко спроси, – я скрипнул зубами. – Работник пожилой, должен знать. От Абахи километров сорок.

– Ладно. – Венька встал и с озадаченным взглядом зашевелил губами: – Пятнадцать лет назад... А с чего вдруг такая точность, командир? Именно пятнадцать?

– Нет, – я резко замотал головой, – собирай до кучи все, что было интересного с девяностого по девяносто второй год. Хрен его знает, что он понимал под фразой «пятнадцать лет назад». Ни пуха, Венька, будь на связи.

Одного из трех я сплавил и теперь неприязненно озирал оставшихся. Крюгер, за неимением водки, дул четвертый стакан чая. Не от цирроза помрет, так от накипи. Яна Владимировна перевела на меня бездонные глаза и стала прикидывать, куда я ее сейчас сплавлю.

– Ты пошел вчера к Стукановскому, – ткнул я пальцем в Крюгера; тот поперхнулся чаем и закашлялся. Я подождал. – Стукач, зная твою слабость, тебя услужливо и напоил.

Крюгер молчал. Он не был специалистом по ответам на риторические вопросы.

– Но прежде чем исполнить твою заветную мечту, он рассказал что-нибудь ценное?

Крюгер виновато посмотрел в пол.

– Знаешь, Артем, он, кажется, собирался...

– Вперед! – заорал я. – И без победы не возвращаться! И не дай бог к обеду ты будешь в свинячем виде – уволю на хрен!

Старшего лейтенанта как дождем смыло. Яна Владимировна посмотрела на меня с укором.

– Не смотри, – огрызнулся я, – сам знаю, что перегибаю. Но как с вами иначе?... Аппендицит в порядке?

– В порядке, – кивнула Янка. – Побаливает. Такое чувство, Артем, что в животе ребенок завелся...

– Больничный до какого числа?

– На весь сентябрь...

– Так иди тогда с богом.

– Перестань, – поморщилась Янка. – Дома тошно. Родня чахнет. И знаешь, чуткая женская логика подсказывает, что ты собрался взвалить на меня пусть не тяжелую, но изнурительную работу.

– Да, ты любишь чесать языком... Сходи с криминалистами пообщайся: они осматривали машину Григоренко. Сама в нее загляни – может, что-то заприметишь свежим взглядом. Пошукай сержанта Лысенко – он обнаружил труп Григоренко; потрещи с медиками – не подбросят ли новостей? Как знать – в безрадостные дни случаются приятные открытия. А коль совсем уж безделье заест, смотайся в Лизавете Михайловне... урожденной Перепелюк – поспрашивай о соседе.

– Крюгера логичнее послать, – усмехнулась Янка.

– Плохая у тебя логика. Крюгер с этой отставной мошенницей будет трещать на любые темы, кроме нужной. А если она ему еще и рюмочку нальет... а ведь нальет, куда денется? А там любовь, трали-вали, бегство от жены, к которому мы косвенно станем причастны...

– Глупый ты, Артем, – вздохнула Янка. – Да будь у Крюгера баба любящая – разве он пил бы? Может, ему и нужна такая, как Лизетта...

Встала и ушла. А я отправился воевать с чайником.

Глупо сравнивать себя с Шерлоком Холмсом или, скажем, Ниро Вульфом, но я тоже считал, что главное в раскрытии преступлений – не беготня, а ленивая работа головой. А лучше поспать. Полчаса я сидел за столом, обнимая остывающую кружку, связывал ниточки и выстраивал невероятные гипотезы. Я настолько погрузился в тему, что не слышал, как скрипнула дверь, и в комнату проник посторонний.

– Кхе-кхе... – донеслось старческое кряхтение.

Я вздрогнул, резко обернулся и обнаружил в кабинете благообразную старушку в синем платочке, которая вчера дважды хватала меня за рукав. Самое время. «Надо бы перелистать «Преступление и наказание», – подумал я. Спокойно, Ипполит...

– Здравствуй, сынок, – поздоровалась старушка и с любопытством завертела головой.

– Здравствуйте, бабушка, – выдавил я. – Вы, наверное, опять ошиблись?

– Да что ты, сынок, мне точно сказали, куда идти... Высокий такой, статный, молодой еще... Я и вчера сидела, ждала тебя...

«Уже и не помнит, что хваталась за рукав», – подумал я.

– Не припомню, когда это было, то ли в понедельник, то ли во вторник, – нараспев говорила старушка. – Но мужчина ко мне пришел. Ну точно, во вторник, утром... А может, после обеда... У меня как раз труба прохудилась... Я и подумала, что он сантехник. Надо же такому случиться? Только прохудилась – а он уже здесь. А потом смотрю – нет, не сантехник, знаю я его...

«О, боже, даруй мне терпение... Впрочем, почему бы нет? – подумал я. – Отличный тренажер для накачки выносливости».