Эллис Питерс - Смерть и «Радостная женщина» Страница 25

Доминик поехал по маршруту, избранному Китти тем вечером. Вот место, где она остановилась перед тем, как свернуть вправо и взять курс на Комербурн; это было примерно в четверть одиннадцатого. Где-то по пути она передумала и пожалела, что не осталась; где-то перед следующим поворотом направо в узкую улочку, которая тянется до опушки леса и вывела ее на дорогу позади ферм. По ней она подъехала к «Веселой буфетчице» сзади. С одной стороны дороги тянулись поля, с другой — болотистые заливные луга. Вероятно, здесь Китти ехала медленно и осторожно: она водила машину лихо, но не безрассудно, а ночью на извилистой и стиснутой высокими кустарниками дороге от фар мало проку.

Решив вернуться, Китти, естественно, направилась в объезд, а не по шоссе. Скорее всего, она приняла это решение, когда увидела впереди развилку. Да, вероятно, так и было. У развилки человек невольно останавливается и размышляет, куда свернуть. Итак, именно здесь Китти сказала себе: «Я должна еще раз попытаться убедить его».

Проехав треть мили, Китти подкатила к очередному правому повороту возле знака «Вудз-Энд». Это даже не деревня, а, скорее, хутор: несколько ферм, длинная подъездная дорога, крошечная лавчонка и телефонная будка. Отсюда — снова направо, на старую дорогу, а там чуть больше четверти мили до высокой ограды «Веселой буфетчицы». Китти поставила машину «под деревьями». Когда Доминик добрался до этого места, ему стало ясно почему. Дорога здесь была шире. Слева тянулась поросшая примятой травой обочина. Очевидно, тут, у опушки леса, часто останавливались машины, и в этом месте можно было съехать с дороги. Ведь тогда, наверное, было уже половина одиннадцатого, пивнушка закрывалась, и хотя большинство посетителей воспользовалось бы шоссе, вполне возможно, что кто-то из сельских поехал бы домой этим путем.

Доминик слез с велосипеда и медленно прошел последние пятьдесят ярдов от стоянки до задних ворот. Собственно, ворот не было, просто широкий проем в высокой ограде и два железных столба, преграждавших путь автомобилям. Амбар (он же — танцевальный павильон) был совсем рядом: Китти оставалось только пересечь дальний конец двора, чтобы добраться до двери и войти внутрь, где ее уже ждал Армиджер, опьяненный своей новой идеей и ничуть не сомневающийся, что Китти скажет ему «да».

Сколько на это ушло времени? Что случилось в павильоне? Неизвестно, но продолжалось это недолго. Вот она пытается убедить его внять ее ходатайству за Лесли, он же и слушать не хочет, одержимый своими великими планами и убежденный, что Китти на его стороне; они похожи на двух чудаков, пытающихся сообщить друг другу нечто важное, но совсем не то, что так жаждет услышать каждый из них. Они совершенно не понимают друг друга, словно говорят на разных языках. Если Китти была на этом месте в половине одиннадцатого, то вполне могла сбежать от Армиджера еще до одиннадцати, даже при том, что какое-то время ушло на парковку и, возможно, на колебания, принятие окончательного решения войти в павильон. Армиджер сразу берет быка за рога, так что на изложение своего дела ему вряд ли понадобилось бы четверть часа. Китти говорит, что приехала домой десять минут двенадцатого. Это вписывается в общий хронометраж, и, хотя соседи опровергают ее заявление, именно это время должна была назвать девушка, если хотела, чтобы в ее версию поверили. Да, решил Доминик, где-то без десяти или без пяти одиннадцать она выбежала из павильона, оставив Армиджера лежащим у подножия лестницы.

А что потом? Китти, по ее словам, хотела только одного — поскорее убраться оттуда. Как убраться? Доехать до следующего поворота, а там снова обогнуть «Веселую буфетчицу» и выехать на шоссе? Или развернуться под деревьями и возвратиться той же дорогой? После недолгих раздумий Доминик решил, что она развернулась: этот путь был короче. Места для разворота здесь вполне хватало. Скорее всего, она поехала назад к Вудз-Энду и минут через пятнадцать должна была прикатить домой. Но не прикатила. Почему?

В конце концов Доминик утвердился в мысли, что Китти солгала. Но зачем? Куда девался целый час? Мальчик был уверен, что она не возвращалась и не убивала Альфреда Армиджера. Тогда почему бы не сказать полиции, что произошло за этот час? Может быть, в деле замешан еще один невинный человек, которому Китти не хочет навредить своими показаниями?

Она хотела поскорее убраться отсюда. Если Китти этого не сделала, значит, не смогла.

Доминик двинулся обратно к Вудз-Энду, разбрасывая ногами опавшую листву. Он предпочел идти пешком, потому что люди слишком медленно обдумывали имевшиеся скудные сведения, и он хотел, чтобы ноги работали в том же темпе. Здесь Китти развернулась и поехала назад, и все же возвратилась домой лишь за полночь. Возможно, злость, стыд и разочарование вынуждали ее гнать машину. Допустим, на этом отрезке пути она почувствовала страх и захотела узнать, сильно ли пострадал Армиджер. Но этот страх не остановил ее, не заставил повернуть назад, а наоборот, гнал ее дальше все быстрее и быстрее. Так почему же она не приехала домой в самом начале двенадцатого, как следовало бы?

И тут он понял почему.

Это должно быть правдой: слишком уж все просто. Доминик мысленно услышал, как ревущий на малых оборотах мотор чихнул и заглох. Увидел мысленным взором, как Китти включает резервный бензобак, а потом в ярости откидывается на спинку сиденья, потому что и он пуст. Наверное, полдня Китти подбадривала себя мыслью, что у нее есть еще целый галлон. Говорила себе: «Заеду к Лоу, когда в следующий раз покачу за город, заправлюсь в Ли-Грин…» Это вполне в ее духе.

«Не впрок мне эта наука. У меня кончается горючее посреди Хай-стрит или на полпути к площадкам для гольфа». Теперь ему отчетливо слышался ее голос, вспоминалось каждое слово, сказанное ею. Тот, кто знал Китти хуже, чем он, и не пользовался ее доверием, никогда не мог бы найти это простое объяснение. Да, у нее всего-навсего кончилось горючее! С ней такое случается постоянно. Она сама ему говорила.

Тогда возникает вопрос, где это случилось? Подумав, он решил, что это должно было произойти недалеко от «Веселой буфетчицы» и на приличном расстоянии от Комербурна. Если бы Китти застряла рядом с городом, то могла бы просто «проголосовать» на шоссе и попросить водителя либо дать ей немного бензина, либо заехать на станцию обслуживания и оставить сообщение. Нет, она осталась без бензина где-то здесь, поблизости от бывшей гостиницы. И не захотела останавливать проезжающие машины, не захотела получить канистру горючего со станции техобслуживания. Не хотела никоим образом привлекать внимание к факту своего присутствия здесь.

Доминик так живо представил себе ее душевное состояние, что у него самого участился пульс и застучало в висках. Наверное, с каждой минутой Китти боялась все больше и больше. А вдруг Армиджер серьезно пострадал? Получается, что она бросила его на произвол судьбы. А если он умрет? Возможно, ей приходила в голову мысль вернуться, но не хватило смелости. Пусть и нечаянно, но она совершила ужасный поступок. В ее тогдашнем состоянии вполне естественно было желание скрыть, что она вообще приближалась к этому месту после того, как уехала из пивной по шоссе в четверть одиннадцатого.

Положим, это случилось где-то здесь, рассуждал Доминик, медленно шагая по левой обочине старой дороги. В этом случае Китти было бы нелегко убрать машину с проезжей части, поскольку дорога довольно узка и извилиста. Если присмотреться, может быть, и удастся найти это место: пытаясь убраться с дороги, Китти просто не могла не наехать на живую изгородь. Возможно, в таком случае на ее машине ободрана краска?

Он почти дошел до Вудз-Энда, когда обнаружил место, где какую-то машину явно отгоняли на кочковатую травянистую обочину. Под живой изгородью виднелись следы колес, кусты были поломаны, трава примята. Но вот кто оставил эти следы? Неизвестно. И узнать об этом можно только от Китти.

Предположим, чисто теоретически, что именно здесь у нее кончился бензин. Каковы будут ее дальнейшие действия?

Она попытается связаться с кем-нибудь по телефону, значит, пойдет в Вудз-Энд и позвонит оттуда человеку, которому полностью доверяет. Этот человек и привез ей бензин. Но Китти молчала о нем, чтобы не подвергать опасности быть уличенным в соучастии и сокрытии убийства. Уж такой она человек.

Мало-помалу Доминик добрался до телефонной будки, с минуту постоял, разглядывая ее, а потом, сам не зная зачем, открыл дверцу и заглянул в этот пыльный шкаф, украшенный образчиками современной настенной живописи. Доминик отпустил дверь, и она начала закрываться, когда вдруг мальчик краем глаза уловил золотистую вспышку. К дверной петле прицепился темный клочок ткани, расшитый золотом. Он был почти прозрачный и напоминал раздавленную бабочку.

Доминик протянул было руку, чтобы извлечь лоскут, но передумал и только разгладил его пальцами, после чего разглядел крохотные золотые цветочки, вышитые на почти неосязаемом шелке. Уголок индийской шали с красно-синим отливом, которая была на Китти в ночь убийства. Вот и недостающая деталь, без которой полиция не могла сложить головоломку. И он, Доминик, чудом обнаружил ее.