Николас Николсон - Призрак Фаберже Страница 25

Сдав пальто, Саша оглядел зал. За столами сидели десятки блондинок в прекрасно сшитых костюмах и с прическами от Джона Баррета и Кеннета. В неярком свете поблескивали бриллиантовые обручальные кольца. Приглядевшись, Саша увидел Викторию, сидящую в углу и, как всегда, выделявшуюся на общем фоне.

Заметив Сашу, она поднялась, чтобы его обнять.

— Ну, как впечатление? — спросила она, медленно поворачиваясь, чтобы продемонстрировать свой костюм.

— Я в восторге, — ответил он. — Quel élan[14]. Это Диор?

— Еще лучше. Это Софи от Сакса с Пятой авеню. Бабушкин, конечно.

Саше очень понравился темно-синий костюм с асимметричным воротником и пеплумом. Ткань была просто роскошная — шелковый жаккард с пестрым узором. Рукава три четверти оставляли открытыми изящные запястья с тонкими браслетами в стиле ар-деко, сиявшими бриллиантами и сапфирами.

— Вообще-то это костюм для коктейлей, но сейчас публика в этом ни черта не смыслит. Чтобы его носить, нужен корсет. Я еле дышу.

— Ты выглядишь потрясающе, — сказал Саша, когда они сели на банкетку.

— Я знаю. А ты весь какой-то несчастный. Что стряслось? — спросила Виктория.

— Меня отстранили от работы. На неопределенный срок.

Виктория жестом подозвала официанта:

— Один «Абсолют гибсон», полный, очень сухой, и один чистый «Абсолют» со льдом. Нет, погодите. Просто принесите бутылку и два стакана.

Ошеломленный официант пошел выполнять заказ.

— Насколько я поняла, после обеда ты на работу не вернешься?

Саша покачал головой.

— Прекрасно. Тогда давай напьемся и пойдем ко мне. Посмотрим «Самое лучшее» с Норманом Норелсом и обсудим, как Сьюзи Паркер ухитряется сохранять прическу под всеми этими шарфами.

— Не могу, — ответил Саша. — Вечером я ужинаю с отцом в «Свифти». Надо серьезно поговорить. Ведь меня выставили из-за того, что отец с Мариной подали в суд, чтобы снять Снегурочку с торгов.

— Вот это уже похоже на настоящую жизнь! — воскликнула Виктория. — И что ты собираешься делать?

— Пока не решил. Либо я покупаю билет до Палм-Бич и пережидаю там, либо открываю пальбу с двух рук.

Виктория улыбнулась.

— Похоже, что ты уже сделал выбор. Я тобой горжусь.

Теперь улыбнулся Саша. Официант принес бутылку, и они подняли стаканы.

— Правда, не знаю, в кого палить, — с сомнением проговорил Саша, отпивая ледяную водку.

— Давай составим список. Начни с «Лейтона», — предложила Виктория, опустив стакан.

— Они хотят, чтобы я пришел на прием, который там состоится на следующей неделе.

— Но ведь они тебя отстранили! Тогда зачем тебе идти?

— Они не хотят скандала.

— Пошли их на три буквы, — посоветовала Виктория.

— И они отменили мою командировку в Москву. Мне так хотелось туда поехать и покопаться в архивах вместе с Геннадием! Тогда я бы точно выяснил, что произошло с фигуркой. Меня беспокоят кое-какие белые пятна в ее прошлом. И ленту в волосах заново покрывали эмалью. Это тоже как-то подозрительно. Мне очень нужно ехать. Я хочу знать, в чем там дело.

— Да, конечно. Они просто не хотят делиться с тобой славой. В конце концов, ты — русский князь, а они лишь кучка второстепенных дилеров, пытающихся подзаработать. Москва. Хм. Я уже не раз подумывала открыть там бутик. В этом городе сейчас море денег.

На лице у Саши заиграла улыбка. Он все равно туда поедет. Виктория посоветовала послать «Лейтон» на три буквы? Она права.

— Эй, Вики, ты не хочешь прокатиться в Москву?

Обед с Викторией в какой-то степени подготовил Сашу к ужину с отцом. В этом деле «Свифти» был его союзником. В маленьком и всегда переполненном ресторане было ужасно шумно — отец терпеть не мог подобные заведения. В любом случае ужин не затянется.

Войдя в «Свифти», Саша оглядел уютный зал. Все столики были заняты хорошо одетой публикой, среди которой он заметил нескольких клиентов «Лейтона». Отец с Дианой уже сидели в углу. Саша подошел к ним.

— Рад, что ты пришел, Саша. Садись рядом с Дианой, и мы все обсудим.

Саша пожал протянутую отцом руку и слегка коснулся щекой лица Дианы. Выпрямившись, он посмотрел на нее. Золотистые волосы самого модного оттенка, прекрасно сшитый темно-коричневый костюм, поверх которого накинута легкая шаль в красновато-коричневых тонах осенней листвы. На плече сверкало цитриновое сердечко от Вердура.

— Привет, Диана, прекрасно выглядишь. Это шатуш? Тебе очень идет этот цвет.

— Да что ты, шатуш сейчас запрещен. Это пашмина. Вещь вполне дозволенная, но сейчас, когда их видишь на каждой собаке, придется от нее отказаться. Кстати, Саша, спасибо за теплый отзыв о моей столовой. Для меня твое мнение очень важно. Конечно, это большая дерзость — пытаться что-то менять в классическом интерьере Хедли-Периш, но мне казалось, что столовую нужно несколько оживить.

— Одно твое присутствие способно оживить любую комнату, — сказал отец, подняв сияющие глаза на свою подругу.

Саша с улыбкой посмотрел на них. Отец выглядел по-настоящему счастливым.

— Что будешь пить, сынок?

— Только вино.

— А водки не выпьешь?

— Нет, спасибо.

— А ты, Диана?

— Мне один «Кир».

Заказав напитки, отец выжидающе посмотрел на Сашу.

— Ну, как прошел ужин у Глории? — вежливо поинтересовался он.

— Замечательно. Отец, давай сразу перейдем к делу. Сегодня меня отстранили от работы. На неопределенный срок. Сложили мои вещи в картонную коробку и выставили на улицу. Отменили мою командировку в Россию. И все из-за ваших судебных исков. Вы подали в суд на организацию, в которой я семь лет добивался уважения и признания. Где я успешно работаю… работал благодаря своим собственным способностям. Ведь все считали, что я попал туда только из-за своего происхождения. И я из кожи вон лез, чтобы доказать всему миру, что я чего-то стою сам по себе. Неужели ты не понимаешь, какой это для меня удар?

— Мне очень жаль. Но, узнав мою точку зрения, ты, возможно, переменишь свое мнение, — сказал отец.

— На следующей неделе я еду в Россию, — сообщил Саша, теребя в руках салфетку.

— Но ведь тебя отстранили от работы?

— Я все равно поеду. У меня там свои дела. Надо кое-что выяснить до торгов.

— Если они вообще состоятся, — вмешалась Диана. — Мне кажется, ты должен быть здесь. Судебный запрет будет вынесен уже через неделю, от силы две. Как ты можешь уехать, когда семья объединяется, чтобы совместно защищать свои интересы?

— Что вы имеете в виду?

— Мы с Мариной объединили свои иски, — ответил отец.

— Позвольте вас уверить, что не все члены семьи столь единодушны, — холодно заметил Саша.

— Надеюсь, что после этого ужина ты переменишь свое мнение, Саша, — сказала Диана, поправляя шаль. — Мы с твоим отцом настроены очень решительно.

Отец внимательно посмотрел на сына.

— Саша, я понимаю, что тебе тяжело. Но позволь объяснить, как я пришел к этому нелегкому решению.

Саша молча ждал.

— Саша, мы с тобой очень разные. Это не мешает нам любить друг друга, и все же мы не похожи. Ты истинный Шерманов — мечтательный и утонченный. Как твоя мать. Она научила тебя ценить и любить русскую культуру. Ты вырос русским по натуре. Я же родился здесь, и моя мать была американкой. Мое детство пришлось на пятидесятые годы, и мне пришлось выслушать немало насмешек по поводу русского происхождения. В Гротоне меня дразнили «красным князем» и «коммунистом», несмотря на то что я, как и все мои соученики, вырос в Америке. Им не было дела до того, что моя мать была американкой и через нее я состоял в родстве с доброй половиной своих мучителей. Поэтому я постарался порвать со своим русским прошлым и стать стопроцентным американцем. А потом я встретил твою мать.

Отец замолчал и снял очки.

— Она казалась мне какой-то экзотической птичкой. Ведь она выросла в Париже, и ее родители были русскими. Благодаря своей фамилии я легко был принят в ее семью и то общество, о существовании которого не подозревал в Америке. Твоя мать открыла мне дверь в мир русской культуры, русской музыки и православной веры. Я так ее любил, что был в восторге от всего, что она делала. Когда она согласилась переехать в Нью-Йорк, я был на седьмом небе от счастья. Впервые в жизни я сделал то, чем мой отец мог по праву гордиться. Женившись на девушке из семьи Шермановых, я как бы показал ему, что все, чему он меня учил, не пропало даром.

— Ну и что? — спросил Саша с некоторым раздражением. Он уже слышал все это раньше и не совсем понимал, к чему клонит отец. — Почему ты все-таки подал в суд? Мама никогда бы так не поступила.

— Ерунда, — хрипло произнес отец. — Твоя мать занималась антиквариатом и старалась передать свои знания тебе, потому что считала это важным. Я хочу возвратить статуэтку, чтобы потом передать ее тебе. Когда Марина сказала мне, что ты собираешься продать Снегурочку, я понял, что этот проклятый «Лейтон» тебя здорово испортил. Надеюсь, ты понимаешь, зачем мы это делаем. Чтобы защитить честь семьи Озеровских. Эта фигурка олицетворяет наше прошлое и настоящее. Марина мне все четко разъяснила.