Леонид Словин - Война крыш Страница 25

«Береженого Бог бережет!»

Она не воспользовалась своим телефоном.

Подумав, сложила расписки своих должников в плотный полиэтиленовый конверт, который обычно используют фельдъегеря. Сняла защитную полоску — конверт мгновенно заклеился. Теперь, не повредив оболочку, его уже невозможно было вскрыть.

Затем Марина вышла на лестничную площадку.

Соседкой по площадке была дама из «сильно бывших».

К ее услугам когда-то были и «кремлевка», и госдачи, и книжная экспедиция вместе с персональной пенсией…

Соседка давно уже вдовела. Жила одна. Марина время от времени, идя из магазина, заносила что-нибудь лакомое, чего старуха уже не могла себе позволить: французские сыры, маслины. Как-то раз попались миноги.

Время меняло людей.

Во время оно жена члена ЦК вряд ли поддерживала отношения с невесть кем, а Марина еще много раз подумала бы, может ли она довериться бывшей…

Марина постучала в дверь.

Соседка прильнула к глазку, потом забренчала ключами.

— А, Мариночка…

— Серафима Александровна, я могу от вас позвонить одному симпатичному юноше? Что-то у меня опять телефон барахлит…

— Что за вопрос. Я даже перейду в другую комнату, чтобы вас не стеснить…

— Ради Бога! Присядьте, я прошу…

В моем кабинете раздался звонок.

Это был прямой телефон. В обход секретаря.

— Вы еще меня помните?

— Марина! Ну что это вы? — Я сразу понял, что она чем-то расстроена. — Как вам могло прийти в голову спросить такое? Мы с Петром только что говорили о вас. Вот он как раз сидит напротив. Передает вам привет… Вы у себя?

Цифры на определителе номера были чужие. Но, судя по первым трем, номер был установлен там же, на Кутузовском проспекте.

— У Серафимы Александровны, очень хорошего человека и моей соседки…

На всякий случай я записал номер телефона себе в черновик.

— Есть проблемы?

— По крайней мере, мне так кажется. Саша, вы не могли бы с Петром заехать?..

— С радостью. Прямо сейчас?

— Нет, сейчас я должна отдохнуть. Скажем, в пять!

— В семнадцать.

— Возможно, я еще позвоню. До встречи…

Марина больше не позвонила.

Около семнадцати мы припарковали свою «девятку» цвета «мурена» довольно далеко от ее дома и порознь двинулись к подъезду.

Наработки на поприще возврата долгов убеждали, что нам всегда следует чуть дистанцироваться от наших заказчиков.

Мы выступали как партнеры на коротком, хотя и нередко судьбоносном для них этапе. Но и только!

Наши клиенты не делились с нами секретами, каким образом им удавалось заработать миллионы, которые мы потом брались им возвращать. Мы не проверяли, праведными или неправедными путями они шли к богатству.

Тем не менее мы, как все наемники, становились друзьями их друзей и врагами их могущественных врагов, и с этим ничего нельзя уже было поделать.

Я шел впереди.

Народу было немного.

Я был виден издалека, наблюдаем, просматриваем…

Кутузовский проспект по-прежнему пользовался вниманием спецслужб, еще с того времени, как превратился в главную правительственную трассу. Каждый пятачок асфальта, каждый перекресток тут держался под контролем, проверялся, а может, и простреливался.

Я постоял на остановке, подождал Петра.

Он все понял. Замедлил шаг, достал сигарету, подошел прикурить.

— Я пойду один. Понаблюдай за подъездом. Перед тем как подняться, позвони по мобилю…

Подъезд бывшего генеральского дома пребывал в запустении. В ночное время его использовали для ночлега вокзальные бомжи и пьяницы. Тут стоял застоявшийся запах мочи, к которому в иных подъездах и лифтах уже притерпелись.

Я нажал на кнопку домофона. Подождал.

Марина не ответила. Возможно, планы ее изменились.

Она не смогла об этом сообщить.

Я мог уходить.

Тем не менее я предпочел во всем убедиться.

У меня был ключ, которым я пользовался в день, когда Яцен приезжал на Кутузовский, чтобы переписать свою расписку. Я не вернул его тогда. Теперь он пригодился. Я открыл дверь. Прошел в лифт. Старенький, раскачивающийся, он вез меня долго, покряхтывая, стуча на этажах, без всякой уверенности в благополучном исходе.

Дверь в квартиру Марины была металлической, я обратил на нее внимание еще когда приехал впервые — фирменная, с итальянским и финским замками.

Такое вот сочетание…

Я оставил лифт открытым, чтобы в любой момент им воспользоваться…

Позвонил. Никто не ответил.

Без надежды я попробовал повернуть ручку.

К удивлению моему, она не была закреплена. Засов подался в сторону. Наружная металлическая дверь плавно открылась. За ней была вторая — та, что существовала тут с самого начала. Ее навесили, должно быть, еще полвека назад.

«Марина наверняка бы закрыла за собой дверь! Последними уходили чужие!»

В секунду я выдернул «Макаров», передернул затвор.

Я уже догадался, что меня ждет внутри…

С силой ногой ударил во вторую дверь. Она открылась.

Прихожая не была освещена, но в нее попадал одновременно свет с лестничной площадки и кухни. Никого внутри я не увидел.

Направляя ствол то в одну, то в другую сторону, я сделал шаг внутрь, левой рукой не глядя нашарил выключатель.

В этот стремный момент я был открытой мишенью!

Свет вспыхнул.

Дверь в гостиную была открыта.

Сначала я увидел поваленный стул. Потом…

Марина лежала в зале на ковре.

В нее стреляли с близкого расстояния. В грудь. Кофточка была в крови. Контрольный выстрел был произведен в висок.

Она была мертва.

Трупное охлаждение уже началось.

Сбоку был брошен «Макаров».

Те, кто побывал тут недавно, спешили скрыться.

Об этом свидетельствовала дверь, которую они не стали за собой закрывать.

Я подошел к телефону, не вынимая из кармана руки, через подкладку пиджака захватил телефонную трубку, набрал 02:

— Женщина убита в своей квартире… Кутузовский… дом… квартира…

— Кто звонит?..

— Я случайно вошел. Дверь оказалась открытой. Я ничего не видел. Все. Мне надо идти. Я еще позвоню.

Я бросил трубку.

На Кутузовском менты реагировали мгновенно. Я не хотел, чтобы меня тут застали.

Уходя, я бросил взгляд вокруг.

Преступники повыбрасывали все вещи из всех шкафов…

«А теперь — ноги!»

Больной старенький лифт, ожидая меня, немного набрался сил, вниз он двигался заметно бодрее.

Мы с Петром только еще отходили от дома, а машина «Скорой помощи», а за ней и милиции уже разворачивались на красном светофоре.. За ними шел реанимобиль и другая оперативная машина…

Замешкайся я еще чуть-чуть, и меня бы застали на месте!

Назавтра об этом бы сообщил любимый «Городской комсомолец»!

«Ноги!» — безотчетно повторял я себе.

Оставаться в машине и вести наблюдение за происходящим было заманчиво, но опасно.

К дому подъехало еще несколько машин. Появились люди в штатском. Похоже, ожидалось прибытие большого начальства.

Мимо нас прошел «топтун», рысьими глазками скользнул по номерному знаку.

— Поезди, — предложил я Петру, вылезая из машины. — Через полчаса приедешь за мной…

Вдоль тротуара, по другую сторону дома, у машин «Скорой» уже собирались любопытные граждане.

Их сбивчивый шепоток означал, что случившееся в доме больше не является для всех тайной… Общее мнение было: заказное убийство. «Глас народа — глас Божий!»

— Уже на Кутузовском стреляют, падлы… — Старичок в спортивном костюме из чесучи был крайне недоволен последним обстоятельством. Жители привилегированного района не хотели расставаться с иллюзией собственной безопасности.

Мы встретились с ним глазами. Он прочитал мой немой вопрос.

— Женщину убили! Молодая, симпатичная… В своей квартире прикончили, падлы. Среди бела дня!

— Ее вынесли?

У меня была тайная надежда на то, что я ошибся и Марина жива…

— Нет еще. Почему-то не увозят!..

Тому могли быть причины весьма прозаические.

Бывало, милиция требовала увезти труп в морг, а «скорая» отказывалась. Перевозкой трупов занимались другие…

В данном случае, когда ждали начальство, место происшествия стремились сохранить в неприкосновенности.

Я вернулся к машине. Петр уже ждал.

— Поедем. Покатаемся…

Мы поехали мимо Поклонной и вернулись. Петр еще не мог никак прийти в себя.

— Останови…

Я собирался звонить в квартиру, где только что произошло убийство, и первое, что милиция наверняка сделала, — это поставила телефон на кнопку.

«Ни один телефон-автомат проспекта не гарантирует того, что тебя не возьмут сразу после того, как ты положишь трубку…»

Преступление такого рода на Кутузовском проспекте в Москве рассматривалось всегда как преступление, вызывающее общественный резонанс. Они автоматически ставились на контроль МВД РФ и надолго становились головной болью глав МУРа и ГУВД.

Как оно портило жизнь сотрудникам внизу, на земле, лучше и не говорить.