Андрей Троицкий - Американский брат Страница 26

На женщине шорты, майка навыпуск и широкополая соломенная шляпа. За тенью шляпы лица не видно, но Джон точно знает, что это Грейс Шелтон. Женщина стоит и внимательно смотрит на него, придерживая шляпу, потому что налетает ветер. Небо хмурится. Ветер крепчает, дует в спину, поднимает дорожную пыль, Джон подхватывает здоровенный баул с двумя ремнями, кажется, тот самый, с которым он вернулся из армии, и быстро идет к Грейс.

Она что-то прокричала, зашагала вперед, навстречу ветру. "Грейс, не ходи сюда, стой на месте", – кричит Джон, порыв ветра толкает его в спину. Но Грейс не слышит. Он идет быстрее, но ее фигура почему-то не становится ближе, напротив, кажется, она стала дальше, еще дальше. Джон забросил баул на спину и побежал вперед что было сил. Ветер поднял такую пыль, что женский силуэт пропал из вида, исчезли контуры дороги. Джон, потеряв ориентиры, продолжал бежать, пока хватало сил.

Но вот ветер ослаб, стал стихать. Джон остановился, огляделся по сторонам. Что за черт… Он стоял на другой дороге, покрытой асфальтом. По обе стороны сумрачный хвойный лес. Джон долго кричал, звал Грейс, но ее не было. Он взял мешок, прошагал пару миль. Дорога обрывалась, впереди глубокий овраг. Вокруг ни людей, ни домов… Он сел на баул и обхватил голову руками. Стало страшно.

Джон проснулся за долю секунды и сел на кровати.

– Это ты? – голос брата был тонким, наверное, Том волновался. – Я недавно разговаривал с Тое Уолтоном. Он сказал, что сегодня последний день, когда еще принимают ставки. Беда в том, что нам нечего поставить. Ты положил деньги в свой сейф. А их арестовала полиция. Нагрянув с обыском в твой кабинет, полицейские стали немного богаче. Рад за них…

Брат рассмеялся странным смехом, похожим на карканье вороны.

– Том, послушай. Это я виноват. В последние дни я видел, что вокруг происходят странные вещи. В банке шла какая-то подковерная возня. Деньги тайком выдавали важным и нужным людям, выносили мешками среди бела дня. А для рядовых граждан касса была закрыта. Именно сюда, в этот грязный сортир, я принес сумки с наличностью. Лучшего места не нашел. Послушай, Том я постараюсь как-то выцарапать деньги у полиции.

– Брось, ты прекрасно понимаешь, что это пустой номер. Жаль, черт побери… Потерять на ровном месте такие деньги…

– У тебя остались деньги на телефонные разговоры?

– Немного осталось. Я до сих пор не могу поверить, что это случилось и я превратился в нищего. Или почти нищего. Кстати, это совсем неплохое состояние. У тебя нет ничего или почти ничего. Ты не на что не надеешься, ни к чему не стремишься, от тебя ничего не зависит. Душа спокойна и пуста, словно кошелек. Блаженство. Пожалуй, я так и останусь нищем. Да, мне это нравится…

– Послушай, сегодня первый день судебного заседания…

– Да, да. Меня уже разбудили среди ночи. Сейчас я сижу в камере и жду конвоя. Меня спустят в подвал, засунут в клетку. Там не топят и полно крыс. В этой двухметровой камере я проведу несколько часов. До тех пор, пока не повезут в суд. Возможно, крысы успеют сожрать меня раньше, чем это сделает судья.

Том опять засмеялся, от этого смеха мурашки по спине побежали.

– Том, я желаю тебе…

Но брат уже не слышал, в трубке что-то щелкнуло, разговор оборвался на полуслове.

Звонок в прихожей прозвенел едва слышно. На пороге стояла Инга Рощина, последняя подружка Тома, в короткой шубе и сапогах выше колен она выглядела на миллион. Снежинки таяли у нее в ее черных волосах, а изумрудные глаза сияли так, будто пропитались морозом сегодняшнего утра и превратились в ледяные кристаллы. Она всегда умела себя подать, всегда знала, с каким мужчиной как следует обращаться, и не сомневалась, что она обольстительница экстра класса, – и в этом городе ей нет равных.

Инга говорила нараспев, нарочито растягивая гласные звуки, поэтому ее речь напоминала песню. Она кивнула Джону и вошла к комнату, не дожидаясь приглашения. Задержалась возле стены, где висело несколько старинных масок. Одна маска – голова какого-то отвратительного существа с деформированным провалившимся лбом, словно изъеденным лепрой, вылезшими изо рта зубами, щелочками крошечных глаз, – напоминала монстра из популярного фильма для юношей. На самом деле маска отгоняла злых духов от посевов, защищала урожай, и некогда принадлежала шаману крошечного племени, жившего когда-то на юге Африки.

– У тебя свежие приобретения? – пропела Инга. – Новые экспонаты музея ужасов. Господи, и как ты живешь с этим? У каждой маски своя аура, свой собственный магнетизм. Она может наполнять человеческую душу добром, светом. Но все может случиться наоборот. Вместо света в душу войдет тьма и смерть. Ты не боишься?

– Нет. Я не суеверный.

– Добрая половина этих масок извлечены из могил. Они покрывали лица своих умерших хозяев. Забирали их энергетику, их темные силы. И теперь вся эта красота у тебя на стенах. Ты по ночам в холодном поту не просыпаешься? Мальчики кровавые не сняться?

– Я неплохо сплю, даже во сне не кричу. Духи умерших, кровавые мальчики и девочки меня не беспокоят.

– Ты циник с толстой кожей бегемота. Если хочешь знать: ни одна приличная женщина не станет жить с тобой в этой ужасной квартире. Говорят, что эти штуки, твои маски, надо чувствовать. Кожей чувствовать, душой. И покупать только тогда, когда окончательно поймешь – эта маска не превратит твою жизнь в ад на земле.

– Моя жизнь и так, без участия масок, превратилась в ад.

Не снимая шубы, Инга упала на кожаный диван, вытянула ноги и посмотрела на Джона с укором. Этот жест можно было истолковать однозначно: разве ты не предложишь мне кофе и чего-нибудь вкусненького. Джон поплелся на кухню, сварил большую чашку кофе, крепкого со сливками и ароматом корицы. Затем сел в кресло напротив и стал любоваться грациозными движениями этой прекрасной женщины. Да, в мюзикле "Снежная королева" ей дадут роль королевы, хотя Инга не умеет петь. Только мурлычет.

– Я искал тебя очень долго, – сказал Джон. – Искал везде или почти везде. Хотел расспросить… Узнать, что же произошло тем вечером в ресторане.

– Я взяла билет и улетела из Москвы, чтобы отдохнуть от этого города. А когда вернулась, твой адвокат нашел меня с первого звонка. И я все выложила. Все, что знала. Ко мне в зале ресторана пристал какой-то местный Казанова с замусоленной ширинкой. Томас вежливо попросил его исчезнуть. А когда мы поужинали и спустились на первый этаж, нас ждали двое. Они были пьяными, поэтому Тому не составило большого труда дать по морде тому и другому. Хотя… Томас тоже был пьян.

Брату всегда везло на красивых женщин. Роман с Ингой начался так, как начинается большинство городских романов, – красавица пришла в жизнь Томаса случайно, просто встретилась на светской вечеринке, еще недавно таких мероприятий было в избытке. Люди собираются на какую-нибудь выставку, пьют, нюхают, глотают… Потом забывают, зачем пришли и как зовут друзей и знакомых. Люди ходят, сидят, лежат, танцуют, занимаются любовью… Инга вошла в жизнь Томаса и осталась.

Брат говорил, что чувства к ней – настоящие. Именно такую женщину он долго искал. Она была страстной любовницей, но на большее не претендовала, она не хотела стать женой, не лезла с расспросами, не клянчила денег. Ее взгляды на жизнь оставались утилитарными и прагматичными. Понятие "семья" – это для Инги из области абстрактного мышления, дети ей не нужны, они старят женщину. Том рассказывал, что в последнее время Инга стала оставаться у него все реже, он чувствовал, что дело шло к разрыву. Но брат не хотел ее отпускать, кажется, он тихо ревновал и сходил с ума. Других подробностей Джон не знал.

– Инга, завтра ты даешь показания на суде. Что ты там скажешь?

– Расскажу судье то, что рассказала следователю, что рассказала тебе, – когда Инга поднимала чашку, она смешно оттопыривала мизинец. – Угораздило меня поехать с твоим братом. Ладно, что было, то было. Я пришла по делу. Мне нужны ключи от квартиры Томаса. Я оставила там два кольца с бриллиантами, довольно крупными, и браслетик. И еще кое-что, по мелочи. Я не хочу, чтобы мои драгоценности достались приходящей уборщице или полицейским, потому что они плохо воспитаны. Украдут и даже не скажут "спасибо".

– Уборщица туда не приходит. Она уволилась и оставила ключи в банке, там, где ее нанимали. Ведь квартиру для Томаса снимал банк. И у меня ключей нет.

Инга всегда заводилась с пол-оборота. А сейчас, пребывая в самом гнусном настроении, просто взорвалась, как боевая граната.

– Не ври. Я оставила у твоего брата самые дорогие украшения, что он мне подарил. Наверняка твой Томас жалел, что потратил на меня такие деньги. И тут подвернулся случай вернуть инвестиции. Ведь деньги, потраченные на любимую женщину, вы, банкиры, называете инвестициями. У вас все, все прелести человеческого мира, называются инвестициями или объектами для инвестиций. Никакие вы не банкиры, а шпана. Жалкие процентщики из разорившегося ломбарда. Теперь вот решили меня обворовать. И черт с ним, с твоим Томасом, он просто копеечная душа. Пусть заберет камушки обратно и подарит совей Луис. Этой дуре.