Б. Седов - Я не хотела убивать Страница 26

- Слушай, ты, конечно, баба уважаемая, но супротив улик не попрешь. Марго напоролась на собственную заточку, - говорил он ей в доверительной беседе.

Поняв, что законным путем, если так можно выразиться, с Маркизой не разобраться, Танк решила действовать по-иному. Побеседовав наедине с каждой из смотрящих, она, пользуясь своим неоспоримым авторитетом, сумела их всех настроить против Лики, хотя и понимала, что этого все равно недостаточно, чтобы лишить Маркизу ее привилегий. По законам женской колонии смотрящую по бараку могли свергнуть только лишь зэчки, проживающие в этом бараке. Решение сходки смотрящих носило как бы рекомендательный характер. Положение же Лики в ее отряде было весьма крепким. Особенно после того, как она сумела дать такой виртуозный отпор Марго.

В арсенале Кончатовой оставалось только два способа решения проблемы - травля Королевой или ее физическое устранение. Для начала Танк остановилась на первом.

Не было дня, чтобы она не сделала Лике какую-нибудь пакость. То толкнет где-нибудь в столовой. То кинет в ее адрес обидную фразу. То подстроит что-то по типу внезапного отключения электричества как раз в то время, когда в швейном цеху трудится Ликина бригада.

Анжелика изо всех сил сдерживала себя и не реагировала на происки этой подлой бабы. Но долго так продолжаться не могло, поскольку любому терпению рано или поздно приходит конец. Да и потом, игнорирование Маркизой кончатовских выпадов начинало негативно сказываться на отношении лагерного контингента к самой Королевой. Она стала ощущать, что постепенно начинает терять уважение к себе. Даже в собственном бараке. Уважение, которого ей удалось с таким трудом добиться, могло быть потеряно в любую минуту.

* * *

Прозвучала команда «подъем!» Я сладко потянулась в койке, приоткрыв один глаз, потому что второй открыть было невозможно. Яркий лучик летнего солнца уже прополз по подушке, коснулся щеки и остановился как раз на моих сомкнутых ресницах. Почему-то вспомнились дом, моя комната, мягкая домашняя постель, в которой можно было проваляться до обеда, и летнее солнышко, пробивающееся сквозь тюль занавесок. Но здесь, на зоне, мордовское солнце было не таким, как там, дома. Оно было жестоким и каким-то далеким, как будто его тоже загородили решеткой и обмотали колючей проволокой.

Тюремные порядки, однако, не давали возможности понежиться в койке, и я, вскочив, быстро натянула комбинезон и отправилась приводить себя в порядок. Посмотревшись в грязное зеркало перед умывальником, я расчесала волосы, уже успевшие отрасти, и стянула их в хвостик на затылке. Набрала в ладони холодной воды и с наслаждением выплеснула ее в лицо, фыркая и брызгаясь. Сзади неслышно подкралась Решка.

- Ой, мамочки, Маркиза, мне сон сегодня приснился страшный.

- Решка, ты что как ребенок маленький…

- Да нет, правда. В том сне ты была. Приснилось, что уходишь ты от нас. И так далеко уходишь. А сама как будто и не хочешь уходить. И страшно нам всем стало. Вот туточки я и проснулась.

- Брось ботву гнать. Пошли завтракать.

«Всего боится», - подумала я, - «снов там, к примеру, и прочей чепухи. Чего их бояться? Помолчала бы ты лучше, подруга. Не показывала бы тут, на зоне, свою бабскую суеверную натуру».

После скудного завтрака, неизменно состоявшего из черствого хлеба и сухой недосоленной пшенки, зэчки отправились на работу. В цеху загремели швейные машины, и я, усевшись за свой стол, взяла первую на сегодня пачку раскроенных рабочих комбинезонов. С тех пор, как я попала сюда, благодаря умению легко и быстро усваивать навыки мне удалось пройти путь от упаковщицы до мастера цеха. А способности управлять коллективом вскоре принесли мне славу справедливого и уважаемого начальника. В мои обязанности входило управлять процессом швейного производства, распределять задания и разрешать неминуемо возникающие на почве работы конфликты между женщинами. И вот сейчас, услышав возню в дальнем углу цеха, я оглянулась на надсмотрщиц, проигнорировавших это, и отправилась проверить, что там случилось. На самом деле ничего страшного не происходило, и надзирательницы, успокоенные моим присутствием, отправились в подсобку пить чай. Я тоже повернулась и хотела было возвратиться на рабочее место, но тут проход мне загородила Танк. Подняв глаза, я почувствовала, как холодеют у меня кончики пальцев. Выражение лица Кончатовой не предвещало ничего хорошего. По крайней мере доброй дружеской беседы уж точно.

- Говорят, ты теперь в авторитете, - начала она угрожающим тоном. - Ты же впервой зону топчешь. Думаешь, можно не уважать наши понятия?

- Понятия уважаю и веду себя по чести, будь спокойна, - уверенно ответила я, стараясь придать голосу твердость.

- Засохни, курва, тебе слова не давали.

- Сама засохни, гнида казематная. Одной ногой в могиле, а ума так и не на…

Сильный удар в живот свалил меня с ног. Я больно ударилась головой о ножку железного стола. Волнение и страх моментально исчезли, осталось лишь желание достойно ответить. Сжав кулаки, я вскочила и обрушила на жирное тело Кончатовой град ударов, стараясь вложить в каждый всю свою ненависть к ней. Стычка продолжалась несколько секунд, но я уже чувствовала, что начинаю уставать. Из последних сил, стараясь уворачиваться от ее зубодробительных кулаков, иногда все-таки достигавших цели, я наносила ответные удары. Ей удалось повалить меня и придавить своей тушей, она уже тянулась к моему горлу. «Неужели это смерть?» - подумала я. - «Нет, еще есть силы…» - и, сумев ударить коленкой в бок противницы, я заставила ее перевернуться на спину. Оказавшись сверху, я размахнулась и ударила ее по лицу. Еще раз… и еще раз…

Меня уже оттаскивали от лежащей на полу туши Танка. Я встала, развернулась, вытерла кровь, сочившуюся не то из разбитой губы, не то из начавшего распухать носа, и уже хотела идти к своему рабочему месту, но тут Танк вскочила и кинулась к окну. Послышался звон, и я с ужасом увидела в ее руке грязное острие стеклянного осколка. Она наступала на меня, ее губы расплылись в мерзкой улыбке, обнажающей полусгнившие зубы, перемежаемые золотыми коронками. Я инстинктивно подалась назад, потому что знала - «расписать» стеклышком могут почище, чем отточенным «финарем» или опасной бритвой. Чаще всего норовят попасть по лицу, чтобы изуродовать навсегда, или целят в живот - могут выпустить кишки. Неминуемая смерть: если не наступит сразу, то наверняка придет от заражения крови. Дистанция между мной и Танком сокращалась. Отступая, я уперлась задом в стол. Надо было что-то делать, как-то сопротивляться. Я попыталась ударом ноги выбить стекло из цепко сомкнутых пальцев Кончатовой. Но острая грань пропорола ткань рабочего комбинезона и поцарапала ногу. Я отпрыгнула, успев заметить, как стремительно темнеет от крови штанина. Затем инстинктивно стала шарить рукой по столу. Нащупав огромные портновские ножницы, тут же схватила их и, бросившись на Кончатову, вонзила железное острие ей в глаз. И в тот же момент почувствовала, как смертоносный осколок вспарывает мне живот. Танк завизжала, держась за вытекающий глаз, и завертелась волчком. Я с недоумением посмотрела на зияющую рану в животе и, придерживая руками вываливающиеся внутренности, рухнула на окровавленный пол. «Смерть…» - мелькнуло в моем тускнеющем сознании.

* * *

Очнулась я в больничке. Возле меня сидела Решка. Увидев, что я открыла глаза, она защебетала:

- Ой, Маркиза, как повезло-то тебе! Здесь с такими дырами умирают. А тебя залатали. «Лепила» сказал, что здоровье у тебя отменное. Ты молчи пока, тебе говорить вредно. Танка после того случая в «трюм» заперли. А рану ты ей сурьезную нанесла. Кобла старая через два дня тама и окочурилась. Видать, куму она не угодна была, вот в карцере ее и сгноили.

- Пить, - прошептала я.

- Нельзя тебе сейчас, - наставительно произнесла Решка.

Я опустила налитые свинцом веки и провалилась в глубокий сон.

* * *

Оправившись после недолгого путешествия на тот свет, я вернулась в свой барак, казавшийся теперь почти родным домом. Абсолютно все его обитательницы встретили меня взглядами, в которых я не без удовольствия читала неподдельное уважение. Дни вновь потекли своим чередом, сменяя друг друга. Но не прошло и недели, как меня вызвали в главный штаб ИТУ. Идя по коридору, я раздумывала, что же хочет от меня начальник зоны. Тактично постучавшись в массивную дверь, обитую дермантином, из прорех в котором торчали клочья ваты, сопровождавшая меня надзирательница заглянула внутрь:

- Михал Юрич, привела. Ввести?

- Да, Оленька, давай ее сюда, - услышала я мужской голос.

Оленька втолкнула меня в кабинет кума и прикрыла за мной дверь.

Передо мной сидел маленький толстенький мужичок с поросячьими глазками и огромной проплешиной на лбу, спрятанной под активно лысеющей шевелюрой.