Игорь Чубаха - Пепел и кокаиновый король Страница 27

После истории с землячками Витася закоротило на женском вопросе.

– Я сразу ей сказал, – вновь зашептал Витась в фургонной тишине, – когда нападет на меня тоска, не держи, Бажена. Все равно, говорю, я ничего не могу с собой поделать. Если разойдемся тихо-мирно, буду помнить о тебе только хорошее и тогда точно возвернусь. Когда-нибудь теплым июньским вечером.

Пеплу пришлось выслушать лирическую повесть о проказливой француженке Мадлен, с которой Витась познакомился на сборе винограда, откуда их обоих потом прогнали за аморалку и порчу урожая. Пепел узнал, что в городе Гдыня живет высокая девушка Марыся с большими синими глазами, работает в порту и с тоской глядит на море, не на этом ли белом пароходе возвращается к ней принц ее сердца Витась. А в Черногории в курортном местечке Градишты трудится официанткой жгучая брюнетка, которая непременно ушла бы в монашки, не повстречайся ей в тот переломный момент странствующий белорус.

Наконец-то белорусовы рассказки подействовали на Пепла должным образом – потянуло в сон.

– А ты в Москве бывал? – вдруг спросил Витась.

– Москвички такие же некрасивые, как и француженки, – со скукой ответил Сергей. – Я сплю, разбудишь, когда покажется Италия. – И Сергей принялся устраиваться поудобнее. Набросал под себя побольше сплющенных коробок, пристроил спортивную сумку вместо подушки.

– Это мы еще в комфорте катим, – порадовал Витась. – Слышал, наверное, про нелегалов, которые пачками задыхаются в трюмах или под вторым дном трейлеров?

– Что нелегальному эмигранту в радость, то русскому вилы, – и Сергей зевнул. – Ладно, перетерпим, бывали в ситуациях. Случалось и на бетоне ночевать...

– ...Уже Италия? – зевая, Пепел выпрыгнул из фургона.

– Да нет, рано еще. Просто бытовая остановка в глухомани, – отозвался Витась, поспешая в сторону ближайших кустов.

Пепел осмотрелся: утоптанная площадка, окруженная невысокими деревцами, старое кострище посредине. Пустое шоссе просматривается метрах в трехстах вниз по склону. Повернувшись к трассе спиной, можно разглядеть не менее чем в километре отсюда огни, скорее всего, какой-то деревеньки. Этот внезапный кусок чужой земли был упакован в идиллическую ночь: теплый, как ватное одеяло, воздух, луна в полный рост, никакой нехватки в звездах.

Однако их высадили не для отдыха с видом на луну. Это и стал втолковывать пассажирам первый шофер, дождавшись возвращения славян из кустов. Втолковывал он на примитивном английском, подкрепляя его доходчивыми жестами. Второй шофер прислушивался к речи сменщика, облокотившись на кабину в районе переднего колеса. Вряд ли шоферилы были братьями-близнецами, но могли себя за них выдавать: оба с пивными бурдюками животов, с могучими задницами, в одинаковых, натянутых на нос бейсболках.

Фургон, оказывается, притормозил у самой границы Италии. Но граница на замке, с нелегалами в кузове не проедешь. (В подкрепление этой части рассказа водила ссылался на мобильный телефон, тряся его, как коктейльный шекер, и обводя пальцем телефонное окошко, – дескать, у нас все схвачено, мы получаем самую оперативную информацию). Поэтому машина через кордон пойдет пустой, а пассажиры переберутся из страны в страну пешочком. Идти надо на во-о-он те огни, тут каких-то паршивых полтора километра и ни одного пограничника по пути. Не доходя до огней, попадется шоссе, это будет уже итальянское шоссе, всего и останется, что подождать машину на обочине и запрыгнуть в кузов. Даже вещи из фургона можете не забирать, зачем забирать?

Сказав речь, шофер с кряхтением взобрался на задний борт и принялся застегивать на все молнии и липучки полы пластикового верха кузова. Эмигранты азиатских национальностей растерянно топтались у машины, переговариваясь на родных наречиях. Славяне держались в сторонке, своим кустом. Одиноко и задумчиво, как сосна на краю утеса, стоял афганец и почему-то поглядывал не на братьев по третьему миру, а на неверных «шурави». То ли предполагал, что и на этот раз виноваты русские, то ли ждал от них помощи – ведь пришла же она в Кабул однажды в 79-ом...

– Про то, как разводят нелегальных эмигрантов, даже я наслышан, а ты, должно быть, и подавно, – Пепел курил, прислонившись к борту плечом.

– Нет, что ты! – воскликнул Витась. – Я давно знаком с людьми, которые устроили нас на маршрут. Я вожу им товары по заказу.

– Знакомство знакомством, а деньги диктуют свои суровые законы. К тому же не исключается самодеятельность шоферюг.

– Но почему ты так уверен, что нас кинут?!

– Я ни в чем не уверен, – Пепел втоптал окурок в сухую иностранную землю, – но в лохи попадать не хочу.

«Может, и не врет шоферня, – подумал Сергей. – Не исключено, что это из-за меня вскипели границы. Гнев чешской полиции, гнев Лопеса, гнев Интерпола – вот тебе и ужесточение проверок».

Водитель спрыгнул на землю, отряхнул руки.

– Коммон, бойз! – он постучал по часам и махнул ладонью, как пинг-понговской ракеткой. – Коммон!

– «Коммон», говоришь, – Пепел подошел к водителю вплотную, заглянул в глаза, – «без вещей на выход», говоришь. Переведи ему, Витась, вот какую фразу. У них еще есть шанс передумать. Последний шанс передумать и сохранить меня в числе своих друзей, а не врагов.

Шофер происходил из европейских южан, португальцев или испанцев, поэтому на эмигрантские подозрения отреагировал бурно: стал громко возмущаться, пылко жестикулировать и... отступать к кабине. Его напарник уже давно забрался в кабину, нетерпеливо выглядывал в открытую дверцу. Пепел, к удивлению Витася, успокоился, более ни на чем не настаивал, сел на корточки и даже закурил еще одну сигарету.

– А если нас все же хотят бросить? Здесь, у самой границы? – беспокойство заразной болезнью перешло к Витасю.

– Думаю, хотят. Его глазенки выдали. Сиганули в сторону глазенки.

– Так что ж ты!? – наклонившись, зловеще прошептал Витась. – Надо же остановить!

Мотор, который, естественно, не выключали, перешел с холостых оборотов на рабочие. Фургон тронулся с места, принялся объезжать старое кострище.

– Ну, остановил. И дальше? Умолять сознаться и исправиться? Захватить транспорт при содействии моей волыны?

– Почему б не захватить!? – вконец разошелся белорус.

– А если все-таки они не соврали? – ухмыльнулся Пепел. – Есть и такая вероятность, где-то процентов в двадцать. Тут надо, как говорят менты, брать с поличным.

Фургон, прощупывая дорогу фарами, выбирался с площадки.

– Значит, тупо попремся на какие-то там огни, гадая, подберут добрые дяденьки или не подберут?

– Я прикидываю, что тебе... – Пепел растер едва начатую сигарету меж клочков куцей травы, – тебе лично имеет смысл с четверть часа поторчать тут.

– А... Эй!

Витась не сумел закончить фразу, не с кем вдруг стало разговаривать. Пепел сорвался с места, размеренным, неторопливым бегом обогнул поляну с кострищем по краю, догнал фургон, сворачивающий с площадки на грунтовый съезд к шоссе, запрыгнул на задний борт, повис на нем. Бульбаш растерялся. Может, все-таки броситься догонять? Тем более – вдруг осенило – в кузове остался чемодан... Хотя вроде бы Серега ясно наказал дожидаться.

Усиливая растерянность белоруса, еще одна человеческая фигура, как белый призрак ночи, скользнула по следам Пепла вдогон фургону. Афганец, узнал Витась...

...Витасю ждать и волноваться пришлось не четверть часа, а целых три четверти. За это время успели вернуться то ли филиппинцы, то ли малазийцы и рассказали, главным образом, средствами пантомимы, что, пройдя по тропинке приказанные полтора километра, они не обнаружили шоссе.

Пока шли, до них не доносилось никаких звуков, обычно свойственных автомобильным трассам. Зато доносилось мычание коров, далекий собачий лай и, кажется, жужжание ветряка. А до таинственных огней, на которые их ориентировали, еще было идти и идти. Те двое с черными усами, между прочим, решились идти дальше. Скорее всего, придут на какую-нибудь ферму.

Как понял Витась, азиаты вернулись из вбитой в них привычки к послушанию, вернулись на место получения невыполнимых инструкций за новыми инструкциями. Тем более, на полянке почему-то остался белый человек, а белого человека они должны считать умным человеком. Чтоб впредь не мучиться и чем-то заполнить томительные минуты ожидания, белорус выяснил-таки национальность попутчиков. Они оказались – вот умора! – вьетнамцами. Трое мужчин, две женщины – в этом Витась разобрался еще во время поездки.

Чтоб еще чем-то себя занять, белорус выяснил, кем они друг другу приходятся. Оказалось: муж с женой, два брата жены и ее же сестра.

Так как подходящих занятий по-прежнему не подворачивалось, Витась пригляделся к сестре, нашел, что она не лишена экзотического своеобразия и бесспорна молода. И белорус стал, косясь на братьев, выспрашивать ее, не скучает ли девушка в нелегальной эмиграции, хочет ли она побольше узнать про Европу, если хочет, то он, большой белый человек, с радостью поможет ей в нелегком и радостном труде получения новых знаний...