Алексей Макеев - Утоли мою месть, пуля Страница 27

– Возьмите. – Рита протягивала ему свернутые трубочкой купюры. – Здесь много. Я хочу нанять вас киллером. Убейте его, вы знаете, о ком я говорю, пусть умрет любой смертью, на ваш выбор. Не отказывайте мне. Я не спрашиваю про вашу историю, думаю, что вы натерпелись не меньше моего. И не только вы скорее всего. Берите. – Ее лицо перекосилось, Илье показалось, что Рита сейчас заорет на него и сорвется в истерику.

– Не возьму. – Он поднялся на ноги. – Но сделаю так, как вы хотите. У меня на это есть свои… причины. А вы мне и так очень помогли. Все будет хорошо, он умрет, обещаю.

Боком, осторожно, обошел сгорбившуюся в коляске Риту, направился к двери. Сегодня же надо возвращаться в Москву любым способом. Мог бы – самолет угнал, но здесь аэропорта поблизости нет. Значит, на собаках, на велосипеде, на крыше поезда… А что – это мысль, лишь бы дождя не было…

– Подождите!

Он остановился, отпустил ручку двери. В ее голосе не просьба, а требование, даже приказ. И ни намека на слезы, лучше подчиниться.

Зашуршали по линолеуму колеса, Рита оказалась рядом, взяла его за руку, положила в ладонь деньги, накрыла своей рукой.

– Вам надо на что-то уехать, потом жить в Москве, откупиться от ментов или что-то еще, я не знаю, – произнесла она шепотом. – Или вы просто не доберетесь до Меркушева, не осуществите свою месть. И мою заодно. Берите, а если не понадобятся, потом вернете. Когда все закончится.

Илья положил деньги в рюкзак, наклонился, заставил Риту поднять голову и коснулся губами ее лба.

– Я убью Валерку, и очень скоро. А вы поедете в Швейцарию, там хорошие врачи, они вам помогут, – проговорил он вполголоса, развернулся и вышел из квартиры. Сбежал по чистым ступенькам вниз, снова оказался под ветвями каштана, спасавшего двор от лучей беспощадного южного солнца. Илья шел быстро, едва не срываясь на бег, остановился только один раз – спросить у закутанных в прозрачные легкие платки курортниц, где можно найти такси. Повернул, прошел по узкой, потрясающе чистой и пустынной улице мимо обвитых плющом и виноградом заборов, оказался на небольшой площади под огромными соснами с длинными мягкими иголками. Нашел недалеко стоянку такси, согласился с откровенно грабительской ценой почуявшего в мрачном мужике хорошего заказчика таксиста, уселся на заднее сиденье новенького «Рено». И всю дорогу, пока по кривым горным дорогам мчались до Новороссийска, крутилось в голове только одно: «Меркушев, только не сдохни раньше времени. Пока не знаю когда и как, но оставлять тебя в живых теперь нельзя, как и твоего братца. А заодно и сволочь, что втащила тебя на самый верх. Такая же тварь, как и ты, или втрое против тебя паскудней». Пристрелить из-за угла, в спину, из окна машины, через забор – как угодно… Через забор. Трехметровый забор. Гоголевский бульвар. Да, это самый короткий путь, самый верный и самый грязный, но другой искать некогда, да и незачем. Так тому и быть.

Панель домофона валялась на газоне, а чертова дверь снова болталась на одной петле. Лучше бы ее тогда с корнем вырвали, один хрен она тут не нужна. Наркоманы через балкон лазить приноровились, он сам это не раз и не два видел, пока мимо гуляючи проходил. Постоял за кстати подъехавшим фургончиком «Фордом», еще раз глянул по сторонам на предмет наличия других наблюдателей и двинул через усыпанный окурками, битым стеклом и пустыми банками из-под пива и энергетиков газон. Даже если на него сейчас и смотрят со стороны – ничего странного, все в порядке вещей, очередной посетитель притона пожаловал за своей дозой. Илья подпрыгнул, подтянулся и, стараясь подражать предыдущим наркошам, кое-как перевалился через преграду. А на той стороне вскочил на ноги, толкнул дверь и оказался в загаженной до невозможности кухне. Воняло так, что Илья пожалел об отсутствии респиратора, прикрыл лицо ладонью и вышел в темный, как пещера, коридор. Справа ванная и туалет, впереди еще одна комната, дверь в нее приоткрыта, слышатся музыка и приглушенные голоса. Бредит кто-то, то ли поет, то ли молится – не разобрать. Да и незачем, нам туда… Илья взял левее, оказался в широком коридоре, шагнул к входной двери.

– Сюда иди, – прошептали откуда-то снизу и сбоку.

Илья, не глядя, кинул на пол пятьсот рублей, шел, не останавливаясь.

– Еще столько же, – прошипели в спину.

– Сейчас отдам, дверь не закрывай. – Илья уже смотрел в глазок. Здесь не так воняет, можно выдохнуть, а дальше все надо делать быстро, очень быстро. Дверь на себя, бегом через площадку и вниз на три ступеньки, на груды макулатуры. Дверца крайнего почтового ящика закрыта, но выломать ее было минутным делом. Под ноги мягко свалилась гора листовок и газет, под ними матово блеснула в темноте рукоять «ТТ». И черный пакетик рядом тоже манил к себе, так и звал взять в руки, спрятать понадежнее под легкую куртку, надетую по случаю так кстати приключившегося дождя. И галопом обратно, грохнуть за собой дверью, вдохнуть тухлый, смешанный с химикалиями запах, сдержать тошноту – «крокодил» варят, не иначе, чтоб вам всем окочуриться, и побыстрее, к радости ни в чем не повинных соседей. И швырнуть на пол вторую купюру под ноги мутному существу, давно переставшему быть человеком.

– Держи! – Ему протянули крохотный сверток, но Илья уже шел в кухню, прямиком к балкону. Еще рывок, прыжок вниз, нога удачно подвернулась, но боли нет, зато со стороны, хочется верить, он выглядит как обдолбанный и, следовательно, интереса не представляет. Даже если и не ждет поблизости комитет по торжественной встрече, то все равно маскировка не будет лишней. Для тех же соседей, например. Все, дело сделано, он на финишной прямой. «ТТ» под курткой не холодил – грел кожу, словно металл еще не остыл после выстрелов. Илье даже казалось, что он чувствует запах сгоревшего пороха. Приправленная адреналином кровь ударила в виски, он еле сдерживался, чтобы не перейти на бег. Завтра, все будет завтра, уже пошел отсчет, Меркушеву осталось недолго. Сейчас все зависит от него самого и от физиологических особенностей организма его новой игрушки-балерины по имени Нина. Ничего, он ждал долго, потерпит и еще немного, последний выстрел того стоит.

В общежитие Илья попал сразу с вокзала – познакомился с двумя хмурыми растерянными мужичками, прибывшими на заработки, прикинулся таким же провинциалом, впервые приехавшим в Москву. Подсказал им кое-что дельное, а взамен получил откровение: как прожить в столице и миновать при этом око и челюсти Матрицы. И незамедлительно советами воспользовался, ибо прайс оказался разумным, а условия зависели лишь от его платежеспособности. Но рабочая общага в Люберцах – не худший вариант, как и разрешение на работу вместо паспорта, все это оказалось почти в одной цене. Контора-«открывашка» за два дня трудоустроила его грузчиком в гипермаркет, а комендант общежития, получив нехилый взнос, выдал ключи от крохотной, явно переделанной из подсобки, но отдельной комнатенки с узким, как бойница, окном под низким потолком. При той тесноте – в других комнатах жили по двенадцать-пятнадцать человек – здесь могли бы поместиться пятеро, Илья не мог пожаловаться на судьбу. Правда, душ и кухня общие, на этаже, но и это не вопрос, места общего пользования в полном его распоряжении целый день, пока остальные впахивают на складах и за кассами торговых монстров. А ночью он спит крепким, здоровым и почти сладким сном, так, как может спать человек, зная, что конец его безумия близок.

И ежедневно с рассвета, выждав, когда толпу работяг автобусами развезут на галеры, он до темноты планомерно с картой в руках обшаривал немаленький, почти не пострадавший от новой застройки район в центре Москвы. Вандалы-застройщики обошли его стороной, чудовищных монстров из стекла и бетона понатыкать успели в основном возле станции метро, зато дальше начиналась чудом уцелевшая старая купеческая Москва. В ход пошло все – от информационных сайтов с перечислением достопримечательностей до подробной карты района с собственноручно отмеченными объектами, которые подходили под определение «особняк». Таковых оказалось едва ли не полсотни, за неделю Илья обошел их все, большую часть из списка вычеркнул – несколько великолепных в прошлом домов, переживших и пожар 1812 года, и бомбежки Великой Отечественной, были на грани уничтожения, в остальных располагались офисы или госконторы, в одном обнаружилось посольство маленькой, но гордой африканской страны. Поэтому к финалу последнего обхода остались всего два более-менее подходящих под описание дома, и оба могли принадлежать Меркушеву, и в обоих он мог резвиться с новой игрушкой, и выглядели они соответственно – над глухими бетонными плитами виднелись лишь верхушки кленов и лип, да просматривались среди листвы части фасадов: белого и нежно-розового. Различие было в одном – верхушки плит, за коими скрывался белый дом, венчали мотки «егозы», ограда нежно-розового фасада похвастаться таким украшением не могла. Илья в пятый или шестой раз подряд шел вдоль забора с колючкой поверху, всматривался в плиты ограждения, словно искал на них ответ – мог Меркушев или не мог отгородиться от мира колючей проволокой? «И ток через нее пропустить, чтобы даже вороны дохли. Мог, я считаю!» Он миновал наглухо закрытые мощные ворота, прошел еще немного, и чудо-забор закончился. Илья оказался на узкой, забитой криво запаркованными машинами улице, повернул обратно. Перешел на другую сторону улицы, остановился напротив низкого, вросшего в землю строения без дверей, с зарешеченными окнами, принялся рассматривать покрытые «егозой» плиты. Можно, конечно, гулять тут хоть сутки, хоть трое – рано или поздно Меркушев объявится у своей подружки. А если нет – тогда менять позицию и перемещаться километра за полтора отсюда, к нежно-розовым стенам, надежно укрытым и точно таким же забором, и листвой старых, едва ли не ровесников дома, деревьев. Но все это не выход, он и так уже потерял много времени, из Дивноморска он вернулся почти две недели назад и только тем и занимается, что с утра до ночи слоняется по городу. И мечется теперь меж двух огней, не в силах выбрать один-единственный.