Владимир Макарычев - Страховой случай Страница 27

Мы же, в свою очередь, не спеша, словно на стрельбище, выискивали цель. Боец брал ее на мушку автомата. Плавно нажимал спусковой крючок. Следовал глухой одиночный выстрел, и коричневый человечек падал. Новая цель. Неспешный выстрел.

Но противник упорно продвигался вперед. Со стороны наседающего врага сверкали незатухающие огоньки многочисленных выстрелов, похожих на новогоднюю елочную гирлянду. Никто не представлял, как долго этот бой длился. Время потеряло свою значимость.

Декабрьское солнце играло яркими слепящими зайчиками на снежных залысинах крутого склона. Пришел азарт движения. Хотелось встать в полный рост из укрытия и во всю глотку запеть или закричать! Затем наступила тишина. Длилась она недолго, видимо, противник перегруппировывался. Не успел я набить патронами расстрелянный автоматный рожок, как тяжело заухала зенитная установка. Затем склон горы покрылся множеством людей. Они шли на меня, пригибаясь к земле, будто защищались от штормового ветра. Я стрелял, уже не целясь, длинными очередями, постепенно теряя душевное равновесие с приближением противника. Казалось, все они идут и стреляют в мою сторону. Укрепление уже не внушало доверия своей надежностью и неприступностью. Незаметно расстрелял третий рожок. Особо донимали переделанный для стрельбы с упора вертолетный НУРС да огнеметы. Трассирующие пули авиационного пулемета помогали пристреливаться вражеским огнеметчикам. Словно молоток, его пули крошили каменные блоки нашего укрепления. Языки смертельного пламени доставали по полной программе! Особо прицеливаться и не нужно было, огонь делал свое дело на площади с квадратный метр. Выжигал все живое, словно напалмом. Рядом замолчал, уткнувшись головой в приклад автомата, молодой боец. Первую свою пулю получил и я, прошла в ногу навылет. Вторая влипла в левое плечо. Все. Стрелять больше не мог и кое-как перевязался. Увидев мою беспомощность, Семен помог доползти до землянки. Там стонали четверо бойцов. Примостившись у края лаза, он по рации стал передавать в штаб координаты нашего местонахождения.

«Значит, вызывает огонь на себя. Плохи наши дела», – поняли находившиеся в укрытии раненые.

Разрывы и выстрелы понемногу затихли. Раздавались голоса боевиков, все же захвативших высоту. Вход в землянку закрывало тело убитого морпеха, поэтому невозможно было разглядеть, что творилось снаружи. Раненые вели себя спокойно. Кто в зубах, кто в руках держали гранатные чеки. В плен моряки не сдаются! Совсем скоро, минут через двадцать, последний бой для нас завершился. Неожиданно земля содрогнулась от сильного удара, затем последовал второй и третий толчки. Но каменный грунт, в котором было вырыто наше убежище, выдержал мощные взрывы. То била по высоте наша авиация, как раз по координатам Семена. Нас откопала прибывшая на помощь разведгруппа десантников. А моим спасителем был тот самый авианаводчик. Оказалось, именно Семен своим телом закрыл вход в землянку, и боевики нас просто не заметили. Из пятнадцати человек выжили пятеро раненых [30] .

– Хлебнул лиха, Петрович, – с уважением проговорил Николай. Сергей же, еще не остывший от заново пережитого, поднялся и упругой походкой зашагал по качающейся палубе в сторону кормы.

– Развеяться ему нужно, – пояснил Афанасий.

– Да, – как-то сострадательно поддержал его Николай, – места для прогулки на корабле хватает, почитай, до кормы с полкилометра будет.

21

Входили в полосу штормового циклона. Надежный, непотопляемый, построенный по последнему слову техники корабль, казалось, не обращал внимания на волнующийся океан, словно чувствовал моральную поддержку людей, находящихся на его борту, и стремился оправдать свое морское предназначение. Смело зарывался носом в набегающую волну, будто огромное сказочное животное, величественно ложился на очередной штормовой вал своим огромным стальным телом.

А что моряки? Им оставалась вера в исключительность своего корабля. На самом деле они самонадеянно заблуждались. Для морской непредсказуемой бездны любой корабль представлял чужое материальное тело. Известно, что корпус корабля, находящийся в воде, всегда подвергается воздействию двух сил: силе собственного веса и выталкивающей его из воды. Стоит захотеть, и огромные массы взбешенной воды сметут все на своем пути. Не люди покорили океан, а океан допускал их на свою территорию.

Многотонный корабль, длиной в триста метров и высотой с двенадцатиэтажный дом, неуклюже переползал пятибалльную волну. Восемь вспомогательных дизелей, каждый равный мощности линейного тепловоза, на пределе справлялись с усиливающимся штормом. Всему виной была высокая парусность корабля. Энергетическая установка, включающая в себя восемь паровых котлов мощностью в 200 тысяч лошадиных сил, не работала, находилась в законсервированном состоянии, поэтому буксирам приходилось трудно, штормовой океан на них отыгрывался за свое бессилие перед авианосцем. Легко вскидывал на волну и держал в таком состоянии какое-то время. При этом винты судна обнажались и работали вхолостую, вися в воздухе.

Килевая качка изматывала и экипаж. Но больше всего от нее страдал сам корабль. Обтекаемый наклонный форштевень [31] помогал ему преодолеть любую волну, но спуск с ее вершины был опасен для корабля, она запросто могла переломить его пополам. Правда, люди и здесь попытались перехитрить стихию, создали особые холостые шпангоуты [32] , пружинящие под напором воды, отчего стальной корпус корабля сильно скрипел, словно колеса давно не смазанной телеги.

– Скрипит, гад, как сарай на свалке, – с испугом прошамкал своим беззубым ртом «бандерлог».

– За жизнь свою поганую испугался, – раздался с койки чей-то злорадный голос.

Многие в маленьком экипаже испугались не на шутку, к тому же морская болезнь приковывала их, как японских смертников, к штатным койко-местам.

Тяжелее других качку переносил Головешкин. Он тихо скулил, не имея сил подняться даже до гальюна, отчего мочился прямо под себя. Из пятнадцати человек обедали всего четверо – Сергей, Николай, Валентин и Афанасий. Самый молодой держался стойко, а от качки у него лишь поднимался аппетит, чему многие удивлялись.

Палубную вахту стояли, обутые в резиновые сапоги. Поверх плаща надевали красный спасательный жилет и накрепко привязывали себя капроновым линем [33] к швартовному кнехту [34] . Так распорядился Сергей, беспокоясь за жизнь вахтенных у буксирного устройства.

Валентин после недавнего конфликта затаился. Он добился своего, старший на борту не обращал на него внимания, удовлетворившись уступчивостью вчерашнего противника. А ночная вахта служила хорошим временем для размышлений. Особых усилий там и не требовалось, главное – наблюдать за морской обстановкой и надежностью крепления буксирных тросов. Нажимался рычаг швартовной лебедки, и буксирные канаты натягивались или ослаблялись. При работе механизм лебедки издавал звук, похожий на двигатель десантного самолета. Сильный штормовой ветер обжигал лицо. Валентин в таких случаях всегда вспоминал свой первый парашютный прыжок. Не заладилась служба. Вид самолета, с которого совершается высадка десанта, вызывал у него чувство страха, ноги становились ватными, а рука раньше времени выдергивала парашютное кольцо, поэтому его уносило далеко от точки приземления. Взводный заметил мандраж молодого солдата перед прыжками и перевел Валентина в хозяйственный взвод.

Чтобы согреться, он принялся точить лезвие ножа, отобранного в драке. Знал, что холодное оружие ему еще пригодится. Проведя лезвием по швартовому канату, представил, как обрезанные канаты соскользнут в воду, быстро, как выстрел из охотничьего ружья. Он ухватится за канат и спрыгнет в море. С буксира сразу же заметят обрыв и начнут подтягивать канаты к себе на борт. Таким образом и спасет себя.

До прихода корабля в точку передачи оставалось несколько часов. Зеленов понимал, другого случая выполнить задание больше не будет.

Перед глазами вставал образ Авдеева. Его узкие желтые глаза проникали в самое сердце, требовали действий и результата. За его мешковатой и добродушной внешностью скрывался жестокий характер. Валентин знал, что этот человек переступит и не обернется. Сегодня на карту поставлено все его будущее. Выполнит поручение Авдеева, получит деньги и должность. Нет – потеряет все, что имел. А он уже потерял работу. Неожиданно после встречи с Мариной его уволили из полиции, не прошел переаттестацию. Кто-то оказался сильнее Авдеева, который ничем не смог помочь.

Людей Авдеев считал всего лишь навозом и средством для добывания денег. Не случайно его афоризм звучал так высокомерно: «Для дождевого червя любая навозная муха – птица высокого полета». Вот Валентин и был тем самым червем, а Авдеев, видимо, считал себя мухой. Сам где-то прознал о планах Зотова и приказал устроиться на судно.