Павел Шестаков - Игра против всех Страница 28

— А дальше что?

— Ничего. Я день свой рабочий завершил, поехал на трамвае, как всегда, и через минут двадцать по приезде Диана Тимофеевна мне снизу просигналила. Я у нее приемник взял, ну, и поблагодарил, как полагается.

— А Зайцев? Он был до конца работы с вами?

— Вот уж не помню.

— Послушайте, Константин Иннокентьевич! Если вы не расскажете, зачем вы ходили к Зайцеву, мне придется вас арестовать. Против вас имеются очень веские обвинения.

— Но я ж говорил, что визит этот не меня касается.

— Кого же?

Устинов потер пальцами лоб и решился наконец:

— Елены Степановны. Вернее, дочери ее, Аленки. Дело это сугубо личное…

Поверил ли Мазин Устинову? Его давило чувство ответственности. Хватит романтики, достаточно тайн, загадок и неожиданностей. Пора ставить точку. Был когда-то человек по имени Кранц, немец, загубивший жизнь другому человеку со странной фамилией Живых. Пришло время, и тот отомстил. Но слишком поздно, потому что сам уже стоял над пропастью. А за спиной его двое. Мальчишка, ипподромный завсегдатай, вечно нуждающийся в деньгах, и хитроватый старичок-кулачок, прошедший жизнь в тени, уцелевший при всех поворотах судьбы, маскировавшийся, считавшийся честным и даже патриотом. Теперь он юлит, заметает следы, старается бросить тень на других. Что из того, что деньги вывезла Диана? Элементарная удача! Они встретились на лестнице. Зачем ей копаться в приемнике, стоявшем на заднем сиденье машины? Правда, ее тоже нет, она исчезла, и это мешает делу. Но в общем-то все сходится. Найдется и Диана. Поехала не к матери, а к подруге. Мамаше стыдно показаться на глаза… Остальное сходится, хотя и есть одно «но». Впрочем, чепуха. Такое нельзя запомнить абсолютно точно…

Игорь еще раз побывал у соседки, любительницы кошек.

— Калерия Саввична, вы твердо помните, что Зайцев сел в машину с незнакомым вам полным пожилым человеком?

— Как сейчас вижу. Тот подошел к машине и открыл дверцу, а Вадим с другой стороны зашел, с тротуара.

Зашел с тротуара. С другой стороны… Мелочь? Очень существенная. Зайцев и пожилой человек сели в машину с разных сторон. Зайцев со стороны тротуара, то есть рядом с водителем. А пожилой сел на водительское место. Но если Зайцев зашел с тротуара, то его спутником не мог быть Устинов. Бухгалтер не умеет управлять машиной! Конечно, Калерия Саввична могла ошибиться, наверняка ошиблась. А если она права?..

— К вам девушка, Игорь Николаевич.

Это дежурный звонит по внутреннему телефону.

— Кто еще?

— Хохлова Елена.

«Вот как! Сглупил крепко. Отпускать Устинова не следовало. Теперь они во всем сговорились».

— Пусть поднимется.

«Нет, хороший следователь из меня никогда не выйдет!»

— Здравствуйте, Игорь Николаевич!

— Здравствуйте.

— У нас был Константин Иннокентьевич.

«Хоть не скрывает, что сговорились».

— И попросил вас рассказать, зачем он посещал Зайцева?

— Что вы! Я сама…

«Ну еще бы!»

— Что же вы хотите сообщить?

— Над Константином Иннокентьевичем нависло страшное обвинение.

— Да, серьезное.

— Но он ни в чем не виноват.

— Вы так полагаете? А я нет.

— Вы тоже не уверены. Иначе вы арестовали бы его.

— Лена.

Мазин посмотрел девушке в глаза, но не «проницательным» взглядом, а просто с интересом:

— Лена! За что вы полюбили Зайцева?

Лена сразу растерялась:

— Разве это имеет отношение?..

— Имеет.

— Я считала, что могу ему помочь…

— Так я и думал. Вы из тех, кто за меньшее не берется. Спасать людей — ваше любимое занятие. Сообщите же мне те ценные сведения, которые у вас имеются.

— Не смейтесь. Константин Иннокентьевич ходил к Вадиму по просьбе мамы. Мама думала, что я мучаюсь…

— И попросила его узнать у Зайцева, собирается ли он предложить вам руку и сердце.

Лицо Лены покрылось пятнами.

— Я бы никогда не пошла за него. Мне было просто стыдно.

— Но он ведь нуждался в помощи…

— Ему нельзя было помочь. Он не считал себя слабым.

— А каким же?

— Наоборот. Суперменом.

— В самом деле? Но вы любили его?

— Это неважно.

— А что он ответил Устинову?

— Он сказал, что поздно.

— Почему поздно?

— Он полюбил другую…

Лена выглядела очень пережившей, и сама нуждалась в помощи.

— Мог он украсть деньги?

Лена подумала:

— Мог. Чтобы доказать, что может.

«Да, это в духе Зайцева».

— Скажите, Лена, если б вы знали, что Зайцев взял деньги, что бы вы сделали?

Она молчала.

— Сообщили б в милицию?

Она отрицательно покачала головой.

— Тратили бы их вместе?

— Нет.

— Так что? Просто смолчали?

— Уговорила б его вернуть деньги.

— Вы знаете, что он умер?

— Он разбился.

— Возможно, его убили.

— Я не верю.

— Почему?

— Кто мог его убить?

— Сообщник, с которым они не поделили деньги.

— Если деньги взял он, то сделал это один. Чтобы доказать… самому себе. Всегда ему казалось, что он может больше, чем делает. Ему не деньги были нужны.

— Оригинальный способ доказывать свои способности.

В том, что говорила Лена, Игорь чувствовал зерно истины. Зайцев непохож на обычного преступника. Однако тогда окончательно отпадает Устинов.

«Человек, который шел с Зайцевым, — думал Мазин, — сел на водительское место, но мертвый Зайцев сидел, уткнувшись грудью в баранку».

— Вы знали его приятелей, людей, с которыми он встречался, был близок? Не помните среди них полного, приземистого человека?

— Полного?

— Да, невысокого роста.

— Вадим дружил с Мишкой Васиным.

— Васин молодой!

— Конечно. А разве все полные пожилые?

«В самом деле! Разве мало приземистых и полных среди молодых? Сзади они кажутся старше своих лет. Как элементарно!»

— Какой он носит головной убор?

— Кепку.

Мазин постарался успокоиться.

— Меня интересует человек, который водит машину.

— Машины у Мишки нет, у него мотороллер.

— Мотороллер?

«Так почему бы ему не сесть на водительское место?»

— Что представляет собой Васин?

— Бабник, — ответила Лена лаконично.

— Он не женат?

— Зачем ему жена? Дурочек ищет.

— Он и к вам приставал?

— А то как же! Никого не упустит.

— Васин не нравился вам?

— Мы с Вадимом встречались, а Мишка знал и приставал. Друг называется…

— Вы говорили об этом Зайцеву?

— Нет. Противно было. Думаете, он соучастник? Игорь развел руками:

— Вы и за него вступитесь?

— Я за справедливость.

— Я тоже. Поэтому и вынужден проверять каждую версию.

— Хороши ж ваши версии! — сказала Лена излишне жестко. — Тот дурак, что прислал анонимное письмо, — тоже версия?

«Вот еще белое пятно! — вспомнил Игорь. — За последними сенсациями о нем почти забыли».

— Почему — дурак? Скорее подлец.

— Дурак самый настоящий. Знаю я его.

— Знаете?

— А ему ничего не будет?

Игорь удивился рт души.

— Леночка, помилосердствуйте!

— Он по глупости. Мальчишка еще.

— Да кто же это?

— Женька Коломийцев. Сын нашего соседа по клетке. Он видел, как я выходила из дому. Я еще помню, на остановке стояла с чемоданом, а Женька подходит: «Ленка, куда едешь?» — «Куда надо, туда и еду». Хулиганистый мальчишка. Схватил чемодан. «Ой, какой тяжелый, — рожу состроил, — не поднять!» Я его турнула как следует, он и побежал.

Мазин вспомнил слова «тижолый чимодан».

— Сколько ему лет?

— Женьке? Четырнадцать. Из озорства все наделал. И из воображения. Возомнил себя сыщиком.

— Это вы предполагаете?

— Почему? Я письмо от него получила.

Она достала из сумочки листок бумаги. На листке не искаженным, а вполне естественным, подростковым почерком было написано:

«Лена!

Милицию не бойся. Если будут тебя обвинять, что они знают, как ты выходила из дому с чемоданом, скажи, что это мальчишки над ними пошутили.

Твой друг».

— Оставьте письмо, — попросил Мазин.

Лена быстро протянула руку и выхватила листок:

— Не нужно. Это я так сказала. Чтоб вы не путались. А наказывать Женьку не нужно. Он понял, что сглупил. Раскаивается.

— Выпороть бы его!

Но думал он о другом.

— Скажите, Лена, Зайцев никогда не говорил о том, что он тяжело болен?

— Нет! Чем он болел? Я ничего не знала.

Игорь не стал вдаваться в подробности.

— Не могу сказать, потому что не уверен. Кланяйтесь Елене Степановне.

Закрыв за ней дверь, Мазин вернулся к столу и сел. Ему пришла в голову одна мысль. Даже не одна. А две разные. Но чтобы свести их вместе, требовалась Диана Филина…

Между тем Сосновский пытался продвинуться в другом направлении. Он расхаживал по кабинету, заложив руки в карманы брюк, и хотя края его кителя некрасиво топорщились, Бобу казалось, что в самой этой небрежности есть нечто значительное, производящее впечатление. Маленькая Гаджиева, приткнувшись на стуле, выглядела по сравнению с ним еще меньше, и Борис, посматривая на нее сверху вниз, говорил внушительно, не прекращая движения из угла в угол: