Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги Страница 29

Пархом скосил взгляд налево. Там, почти у самого подножья гор, бесформенной грудой лежали развалины завода «Искра».

«Вот разберусь с делами и сразу возьмусь за расчистку», — подумал он.

Прежде чем отправиться в бассейн, Пархом сделал ещё один звонок по мобильному телефону. Звонил в Москву человеку, который легко мог решить все проблемы, но услуги которого обходились Пархому очень дорого…

5

Войдя в кубрик, где исследователи подземелий нашли ящик с автоматами, и где Окрошка произвёл торжественный салют, Сидоров принюхался и взглянул на потолок. Увидев отметину от пули, покачал головой, но ничего не сказал. Потом взял один автомат, возможно, тот же самый, опробованный, и пристегнул к нему магазин.

— Ты это… осторожно, Ляксеич, — предостерёг его Окрошка, — он пальнуть может.

— Чувствую, вы уже здесь постреляли, озорники.

— Да, это всё Бирюк! Автомат зарядил, сволочь старая. Я ему говорил не трогать, а ему хоть кол на голове теши. Взял и зарядил… и мне подсунул. А ты, Ляксеич, во всём дока! — сказал Окрошка, переводя разговор в другое русло и восхищённо глядя на Сидорова. — Всё умеешь и всё знаешь. Недаром я тебя на пост директора завода выдвинул. Вот, ты знаешь, нисколько не жалею! Кому ещё, как не тебе, управлять нами, неумехами… А ты бы рассказал, как с автоматами обращаться, а то ещё вдруг пальнёт. Альф, допустим, пушку возьмёт без спроса, а она возьмёт и пальнёт.

— Или ты, — предположил Сидоров.

— Что я?

— Или ты возьмёшь, а она пальнёт.

— Ну, или я, — согласился Окрошка. — А что? Ежели что начнётся, боевые действия какие-нибудь, на меня, Ляксеич, можешь положиться, как на самого себя. Я во первых рядах на твою защиту встану.

— Боевых действий не предвидится, так что защищать меня тебе не придётся… Я надеюсь.

— И всё же, на всякий случай…

— На всякий случай? — Сидоров перевёл взгляд с Окрошки на молчащего Альфреда, пожал плечами. — Ну, ладно, Окрошка, уговорил. Смотри. И ты, Альфред, посмотри. Вдруг в жизни когда-нибудь это знание тебе пригодится.

— Да я знаю, — отозвался Альфред. — в институте, на военной кафедре, стрелковое оружие проходили. И на стрельбы ездили.

И всё же подошёл поближе и присоединился к одноногому «курсанту» Окрошке.

Сидоров быстро разобрал автомат на составные части, по ходу рассказывая о назначении каждой детали, и так же быстро собрал его. Потом показал, как надо заряжать и разряжать автомат, показал, где находится предохранитель, и объяснил, для чего он нужен.

— А вообще-то, — сказал он в конце краткого курса по изучению автомата Калашникова, — лучше к оружию не прикасаться. Плохая это игрушка. Опасная.

Окрошка зачарованно смотрел на руки Сидорова, ловко управляющиеся с калашом. Сказал, причмокнув языком:

— Лихо ты с ним! И откуда ты всё это знаешь?

— Когда-то, не сказать, чтобы очень уж давно, служба в армии являлась почётной обязанностью каждого советского гражданина. И я служил. Два года в воздушном десанте… Ну, ладно, пошли в то помещение, где сейф стоит.

— Там нет ничего интересного, Ляксеич, — грустно сказал Окрошка, — разве что сортир и умывалка, так умывалка у нас есть, а сортир нам и ни к чему вовсе, мы вона куда ходим, подале от дому. А в сейфе том нету ничего, пустой он теперь. Ключи, что там лежали — у меня, а папка у Альфа под мышкой.

— Пошли, пошли, — Сидоров, не слушая брюзжания своего адъютанта, направился к двери.

Альфред поспешил за ним. Окрошка обречённо поковылял следом.

— Вот это помещение, скорей всего, и есть шлюзовая камера, — сказал Альфред, подведя Сидорова к узкой железной двери, на которой краснели две буквы — «Ш» и «К».

Дверь была не заперта, в ней вообще не было замка.

— Что-то типа предбанника, — сказал Сидоров, осматриваясь: небольшое помещение, полки по стенам и ещё одна дверь в торце.

На полках лежало с десяток резиновых свёртков, перевязанных матерчатыми лентами. ОЗК, общевойсковой защитный комплект, определил Сидоров, даже не разматывая ленты.

— А за дверью, наверное, душевая комната?

Альфред пожал плечами.

— Когда я работал технологом на «Искре», у нас, конечно, были занятия по гражданской обороне. Но преподаватель заболел, а когда выздоровел, тогда уже не до занятий стало.

Дверь в противоположной стене была могучая, с запорным колесом посредине.

— Ну, навалимся! — скомандовал Сидоров, и они с Альфредом ухватились за колесо.

С трудом им удалось раскрутить его и открыть дверь. За нею и правда оказалась душевая комната: из потолка торчали душевые сетки, а из стен — узкие патрубки без вентилей. Пульт управления водяными струями находился справа, а в противоположной от входа стене располагалась ещё одна дверь, такая же, с запорным колесом. Открыли и эту, и оказались в маленькой квадратной камере. В полу камеры находился чугунный люк, а вверх поднималась железная лестница, опоясанная дугами, страхующими от падения.

— Туда, — Сидоров указал наверх, — мы вряд ли проберёмся. Наверху руины, выход на поверхность наверняка завален. Но проверить стоит. Ты как считаешь, Альфред?

Восприняв слова Сидорова как руководство к действию, Молотилов резво вскарабкался по лестнице, и, потолкавшись плечами и головой в крышку люка, крикнул оттуда:

— Не-а! Бесполезно. Как приваренная.

— Спускайся! — крикнул Сидоров. — Будем недра покорять.

Едва они сдвинули тяжёлый чугунный блин в сторону, как из люка пахнуло «ароматом» канализационных стоков. Альфред зажал нос и метнулся от чёрного отверстия в полу к двери, чуть не сбив с костылей Окрошку, стоящего в дверном проёме и с любопытством наблюдающего за их действиями.

— Ну ты, шустрик, мать твою! — возмутился инвалид. — Чуть не затоптал, нахрен!

— Извини, Окрошка. Запах уж больно…

— Осторожней надоть. Запах ему! Антилигент. Хошь, противогаз одень. Там их полно… А ты чё, Ляксеич, неужто собрался залазить туда? В эту клоаку зловонную?

— Собрался. Тебя не зову, по канализационному коллектору тебе, думаю, несподручно, вернее, несподножно прогуливаться будет. А вот мы с Альфредом рекогносцировочку проведём, пожалуй. Дай-ка фонарик, Окрошка.

Окрошка протянул фонарь Альфреду, а тот, в свою очередь, передал его Сидорову. Сидоров встал на колени, и, наклонившись над люком, посветил внутрь. Противного запаха он, казалось, не замечал.

— Неужто по говну ходить станете? — не верил Окрошка.

Сидоров не ответил, внимательно вглядываясь в клубящуюся глубину. Выпрямившись и выключив фонарь, сказал:

— Не всё так плохо, как казалось вначале. По говну идти не придётся. Там вдоль канала тротуар с парапетом. Можно гулять, как по набережной реки Невы. А запах? Да его нет почти. Вся вонь ниже, где город начинается. А здесь так, припахивает слегка. И канал сухой. Ну что, полезли?

Альфред обречённо вздохнул и кивнул.

— А ты, Окрошка, будешь нас здесь ждать, — строго приказал Сидоров.

— Долго?

— Сколько понадобится.

— Твоё слово для меня закон, Ляксеич. Только я пойду изнутри запрусь. А то братья-бомжи придут, залезут сюда, в бомбоубежище, и весь арсенал растащат. А если кто узнает, что их предводитель в говно полез, потеряешь ты, Ляксеич, весь свой авторитет. Как два пальца об асфальт.

— Правильно слова кладёшь, — похвалил своего зама Алексей, — иди, запрись.

В подземном тоннеле темнота казалось абсолютной только в самом начале пути, пока глаза не привыкли. Вскоре Сидоров стал различать нечёткие очертания коллектора, бетонные плиты пола, низкий арочный потолок и металлическую трубу поручня. По-видимому, свет в подземелье каким-то образом проникал. Через вентиляционные шахты и боковые врезки, или ещё как-то. Его было очень мало, этого растворенного в темноте света, но он был.

Сидоров сначала изредка включал фонарь, а потом перестал, экономя зарядку. К специфическому запаху его обоняние уже приспособилось.

Сидоров шёл, с неудовольствием слыша, как за спиной сопит Альфред. Молотилов был мало адаптирован к различным жизненным коллизиям, ему никогда не приходилось рисковать жизнью, за исключением одного-единственного случая, когда он побывал в лапах пархомовских боевиков. И наверняка ему редко приходилось сталкиваться с грязью и вонью. Понятно, такая прогулка была Альфреду неприятна, а может и вызывала чувство страха. Сопел он, как паровоз.

Неожиданно Сидоров споткнулся о торчащую из бетонного пола арматурную петлю, на ногах удержался, но на него натолкнулся шедший следом Альфред. Они упали оба.

— Шестьдесят шесть, — пробормотал Альфред.

— Что?

— Шестьсот шестьдесят шесть.

— У тебя что, крыша поехала?

— Четыре тысячи шестьсот шестьдесят шесть, — продолжал бормотать Альфред. — Четыре шестьсот шестьдесят шесть умножить на ноль семь…