Татьяна Степанова - Дамоклов меч над звездным троном Страница 29

— А до 15 августа?

— Тоже чинились — в Костроме. А до этого был рейс Ярославль — Астрахань. Стройматериалы возили, потом еще тару на ярославский спиртзавод.

— А на северо-запад вы в этом сезоне летом ходили?

— То есть? — боцман Криволапенко поднял удивленно брови.

— Ну, в Питер, в Петрозаводск, в Белозерск?

— Нет. У нас с мая волжская навигация была. Волго-Балта в этом сезоне не было. Конкуренция ого-го на Волго-Балте. Наше пароходство уж и не суется, — боцман шумно вздохнул, махнул рукой. На его толстом мизинце блеснул серебряный перстень — печатка кустарной работы.

— Я ознакомился со списком вашей команды. Действительно, весь СНГ представлен, — продолжал Никита. — А у вас не было никого, кого бы вы взяли, скажем, в середине навигации с другого судна? Который плавал бы до этого по Волго-Балту?

— Нет, таких не было. Мы никого в середине навигации не брали. Как сформировали штаты в апреле, так и ходим укомплектованными. Я этого вообще терпеть не могу — залетных брать. От них неприятности одни. Раз списали тебя в разгар сезона на берег, когда каждый матрос на счету, значит, лодырь ты и разгильдяй порядочный. Либо пьяница. Либо еще чего похуже.

— Что похуже-то?

— Да все, что хотите.

— А вы сами кого-нибудь списывали?

— Нет.

— Точно нет?

— Точно. Я сам себе команду набираю, — Криволапенко покачал головой. — Я этих самых деятелей за милю вижу. Не беру, и баста. Нет, у нас коллектив сплоченный, здоровый, хоть и сборный со всего СНГ. А чего сборный-то? Там-то у них работы ноль, особенно для речников, вот и едут сюда.

— Максим Маркелович, а зимой что ваша сборная команда делает?

— Как что? Отпуск. Отдыхает.

— Вы связь с людьми поддерживаете?

— Ну, как? Звоним друг другу. В апреле в порт приписки съезжаться все помаленьку начинают. Судно в док ставим на ремонт. Вся команда при деле.

— Не в курсе — в декабре и в Новый год никто из ваших в Питер не ездил?

— У нас питерских нет.

— И все же?

— Не знаю. Да вряд ли. Нет. Питер — город дорогой.

— Этот вопрос я бы просил вас уточнить подробнее с людьми. Так, между прочим спросите, ладно?

— Хорошо, спрошу. Только зачем это все вам? Я в толк никак не возьму. Левак этот наш и… Вы что, кого-то из моей команды в чем-то еще подозреваете, а?

Колосов молчал.

— Мы пока просто уточняем кое-какие факты, — произнес он после паузы. — Не думаю, что это имеет прямое отношение к вашему экипажу. Но все проверить мы обязаны.

— Да что проверять-то? Я тут Каримова-экскаваторщика пытал — в чем дело? А он, черт обкуренный, на меня матом — ты, мол, меня чуть под статью уголовную не подвел. Какую статью?

— Скажите, Максим Маркелович, вы в этот рейс шли через Углич?

— Да, а то как же иначе?

— И вы в Угличе останавливались, да?

— Нет.

— Не останавливались? — Колосов поднялся. — Не грузились, не выгружались? — Да нет, прошли согласно расписанию — шлюзы ведь, не что-нибудь. С этим строго. Опоздаешь и будешь загорать, окно ждать. И так у мае график не слишком удачный был. Ночь в затоне стояли, теплоход ждали.

— В затоне? Где же это?

— Да возле самого Мышкина, на водохранилище. Там отстойник для барж и буксиров. Мы по графику шлюзы с частником каким-то должны были проходить. Ну, вот и ждали его в затоне. У нас первый шлюз в половине седьмого утра был. Ночью и теплоход этот подошел в затон.

— Теплоход? Что за теплоход?

— Да вроде экскурсионного. Частник, двухпалубный.

— И что же, вы одни в этом затоне стояли?

— Зачем одни? Барж полно, катера, буксиры. А теплоход — он, собственно, в затон-то и не заходил. Поодаль стоял, у берега — там причал экскурсионный. Ну, мы тоже у самого берега, только в затоне. К шлюзу-то тютелька в тютельку по графику подошли — этот купец двухпалубный, потом уж мы за ним.

— А что за суда рядом с вами стояли — ну, борт к борту?

— Катер буксировочный стоял.

— Команда на нем была?

— Команда в Мышкин подалась. Местные они. К своим бабам утекли в теплые кровати.

— Вы-то на барже в ту ночь — только честно, — что делали?

— Да что? Спали. Стоим же, загораем, команда отдыхает. После ужина — все как сурки, рейс муторный был, и с погодой не повезло — лило как из ведра.

— Еще вопрос: только ответьте честно, Максим Маркелович, вот если бы там, в затоне, кто-то с катера либо с причала тайком высадился бы у вас на барже — там, где груз основной, где гравий, — заметили бы вы?

— Тайком? Быть того не могло.

— Ну, предположим — было. Заметили бы? Боцман Криволапенко внимательно посмотрел на Колосова.

— Не пойму, к чему вы клоните… Честно-то? Это ежели положа руку на сердце? Да нет, вряд ли бы заметили. Если, конечно, все это по-быстрому было… Мыто спали, отдыхали. Часть команды на берег сошла еще с вечера… Ну выпили, конечно, ребята — не без этого ж… Вахтенный был, но… И он, в общем, тоже… Однозначно — нет.

— Вы названия тех барж, катера и теплохода не помните?

— Баржа-то там была одна, нашего пароходства, из Костромы. Остальные волжские. Катер местный, ярославского разлива. А теплоход… Ах ты черт… Так его по шлюзовому расписанию установить можно, — боцман почесал переносицу. — Вертится в голове название — что-то навроде «Авроры»… Нет, не помню.

— Этот ваш затон от Углича недалеко, так? — уточнил Колосов. — Слыхал, что там Волга возле Мышкина больно красивая, да не был никогда.

— Съездите. Места там отличные. Водохранилище Рыбинское. Там люди строятся сейчас по берегам… А так дома отдыха есть, базы. Гостиница имеется для рыбаков — дорогая, люксовая. И эти, как их — клубы, випы, — боцман вздохнул. — Только простому человеку, работяге в клубах-то этих не отдыхать, нет. Да нам-то и отдыхать некогда.

— Вы же говорили — зимой отпуск, — усмехнулся Никита. — А зима у нас длинная.

— А, — Криволапенко снова махнул рукой. — Какой отпуск, где? В деревню к братану езжу. Братан у меня фермер, такое хозяйство развел. Одних свиней двадцать штук. Там помогаю, потом своя семья. Подлечиться в санатории и то недосуг. А с марта в порту торчишь — то ремонт пробиваешь, то детали закупаешь. Нет, отпуск — это для бездельников. Или для тех, кому деньги с неба валятся. Если такие, конечно, есть. Я воров в виду не имею, — Криволапенко покосился на Колосова. — Все же, мил-человек, с гравием-то нашим как дело обстоит? Неужто уголовное дело будет? Из-за такой ерунды… Вся команда переживает.

Колосов смотрел на боцмана — значит, если не врешь, там у вас на этой барже экипаж больше всего волнует левак…

Что же все-таки произошло той ночью в затоне недалеко от Углича? И там ли все это случилось? А если там, то…

Глава 17. ГРОМКАЯ СВЯЗЬ

Быть не в ладах с собственной гениальностью, особенно накануне концерта, было для Кирилла Бокова делом обычным. «Я — гений. — Он повторял это в душе сотни раз в форме самого действенного аутотренинга. — Я — гений, я — гений, я… И идите вы все от меня, идите, не сбивайте, не разрушайте с таким трудом выстроенный каркас — карточный домик внутренней убежденности в грядущем успехе».

Ведь как все же обидно, несправедливо — если не скажешь сам себе таких слов, никто их тебе не скажет. Никто! На генеральном прогоне в зале встречают цветами, вспышками камер, микрофоны под нос суют. А за спиной обмениваются подлыми улыбочками, ерничают, оскорбляют. Корреспонденты вопросы с подковыркой подбрасывают, провоцируют. Все жаждут не концерта, не песен, не творчества, не полной его артистической отдачи, а скандала.

А вот не будет скандала, не будет. И концерт пройдет при аншлаге, успешно. И цветов будет море — об этом Олег Свирский давно уже позаботился, заказал. И никто, никакие гнусные вражеские выпады не помешают ему, Кириллу Бокову, провести концерт достойно — да что там достойно… Гениально! И голос он не потеряет от волнения, и в обморок не упадет — не дождетесь, господа…

— Что ты все мечешься? Пора ехать, тебе надо как следует отдохнуть перед концертом.

Кирилл Боков уставился на Свирского — а, он тут, оказывается, в гримерной. С этим генеральным прогоном не успеваешь замечать, что делается вокруг.

— Ты какой-то не такой сегодня, Кира, — Свирский покачал головой. — Весь словно ввысь устремленный… Светишься прямо. В кино вполне сниматься можешь в героической роли.

— У меня здесь, вот здесь, — Боков положил ладонь себе на грудь, на белую шелковую рубашку от Армани, — все горит.

— Волнуешься? Брось.

— Нет, это не мандраж, это.., это, наверное, вдохновение.

Свирский сдвинул на лоб черные очки (у него была такая пижонская манера не расставаться с ними даже в помещении).

— Правда? — спросил он.

— Правда, — ответил Боков. — А что, такого со мной, по-твоему, просто не может быть?

— Вот это мне нравится, — Свирский потрепал его по плечу. — Это как раз то, что нужно перед концертом — кураж. Кира, дорогой, если бы ты знал только… Ты им всем сегодня такой шомпол в задницу вставишь… Ты покажешь, на что ты способен, а потом — пусть болтают что хотят. Ты будешь уже наверху, в самой десятке. Мы с тобой такие дела завернем. Мне тут на днях недвусмысленно намекали по поводу фестиваля в Ницце. Л потом — Давос, русский десант, культурная программа. Окажешься представленным там — это уже вообще совсем другой уровень…