Александр Берг - Надежда-прим Страница 3

Всё это, конечно, слегка припахивало, проще говоря, страшно воняло и выглядело порой совсем неаппетитно, зато к своему открытию во мраке средневековья рынок был до отказа забит всякой съедобной и несъедобной всячиной, где на рубь было, что выпить и закусить, а за головами не видно пустого места.

От всех этих грез Коробейникова сперва по-кошачьи прижмурилась и облизнулась, а затем вконец расстроилась. Как однако странно: даже во мраке средневековья были, оказывается свои маленькие прелести! По-крайней мере, голод был голодом, вонь — вонью, и все знали, что вооон в той кузнице куют мечи, в этой — орала, а в эту позорную бочку собирают со всего города, уж простите, говно!

А что теперь? Вот она работает в лаборатории на всемирно известном танковом заводе, который здесь почему-то искренне называют тракторным, хотя уже пару лет все сто тысяч его трудящихся не делают ни того, ни другого, а вовсю занимаются бартером китайских пуховиков и югославских обоев, она же каждый божий день торчит в своей лаборатории в ожидании какого-то Страшного суда, который заставит дирекцию продать последний станок, чтобы расплатиться с нею теперь уже неизвестно за что, хотя все сто тысяч трудящихся ЧТЗ знают, что теми рублями, что ей дадут можно смело набить подушки и толкнуть китайцам в обмен на их дерьмовые пуховики.

Надежда Викторовна поставила на газовую конфорку чайник со свистком. В инструкции к чайнику говорилось, что свисток должен высвистывать любимые мелодии советских композиторов. На самом деле он ревел, как ревун портового буксира в тумане. Да и то, только один раз, когда она забыла чайник на плите. Целый час пока вода медленно испарялась, а чайник потихоньку плавился, свисток молчал, а потом взревел и замолк навсегда.

В Советском Союзе ведь что главное? Главное — не быть самим собой. Поэтому чайники ревут, попугаи матерятся, армия убирает урожай, а гражданка Коробейникова…

Оставив чайник докипать, Надежда Викторовна прошла в залу и включила телевизор. И сразу же во весь экран, выползая из какого-то чудесного ларца, торжественно завздымались — все выше и выше — три огромные буквы М. МММ! В зловещей тищине, без всяких лишних слов — этакий гигантский частокол из трех остроконечных букв, как будто у одного входа сразу к трем станциям метро!

— Скккажжжите пожжалуйста! — от неожиданности икнула Коробейникова.

И в это время на кухне, как от ожога, взревел только что поставленный на огонь чайник.

Глава 3

А в час ночи с пятницы на субботу в железную дверь квартиры на третьем этаже дома по улице Сталеваров позвонили. Первым вскочил со своей подстилки почти невидимый в темноте черный ротвейлер. До хруста прогнувшись и утробно рыча, сверкнул глазами в сторону дивана, где спали хозяева.

Хозяйка, крупная, молодая, приятной полноты, с круглым, по-детски наивным, лицом, испуганно приподнялась на локте в постели, но мужа будить не стала, а прямо в измятой ночной сорочке подошла к двери и заглянула в глазок. Ротвейлер был уже у нее под рукой и, дрожа от еле сдерживаемой ярости, ждал команду к атаке. Но рука хозяйки, сперва напряжённая, быстро расслабилась и безмятежно похлопала его по налитой шее. То, что увиделось в глазке не вызвало тревоги: за дверью были свои.

Смешно сказать, чтобы хозяйка очень уж обрадовалась столь поздним гостям, но раз пришли, значит, случилось то, что не может ждать до утра. Тем более, что утром они мужем снова уезжают в Турцию за товаром, и доллары, занятые у друзей и в банке ещё с вечера упрятаны в потаёные места.

Конечно, кое-что найдут на таможне. Так положено. Бедные русские таможенники только тем и живут, что понемножку грабят бедных русских же челноков. Лучше бы грабили депутатов Верховного Совета! Но те за своё добро держатся крепко! И за своё и за чужое, «народное», как за свое! Недавно смотрела по телевизору: депутат Сумин, между прочим председатель её облсовета, так вцепился в казёный микрофон, что спикер Хасбулатов вынужден был лично его одёрнуть:

— Товарищ Сумин! Да оставьте вы микрофон в покое! Что вы в него так вцепились, как… во что-то! Ну что вы хотите такого сказать, чего мы ещё здесь не слышали? Да отключите ему, наконец, микрофон! Отключили? Прекрасно! Теперь пусть говорит!

Однако, какая хватка! Прямо ротвейлер, сука!

А эти, что за дверью, родственнички, тоже с нею в доле. Может решили добавить? Или, упаси Бог, отнять! За пять-то минут до отъезда! Но это же все равно, что спрыгнув с пятого этажа, вдруг передумать!

«Может притвориться спящей, — подумала хозяйка, — или как будто нас уже нет?» А что: позвонят-позвонят и смоются! Но вместо того, чтобы уйти в комнату, по привычке окликнула:

— Эй, кто там? Че надо?

— Да свои, Олька! Ты че, ослепла! Протри окуляр! Есть дело!

— А че так поздно? Я уже сплю!

А с кем? — пошутили за дверью. — Ну ладно, открой! А то уйдём, хуже будет!

— Дураки! — забеспокоилась Ольга. — Че орете! Соседей разбудите! Я счас!

И слегка пнув ротвейлера ногой в бок, скомандовала:

— Рекс, на место! Отбой воздушной тревоги!

Потом, уже в спальне, накинула на плечи импортный велюровый халат и наклонившись к мужу, нежно прикусила ему мочку уха:

— Подъем! Да вставай же! — горячо зашептала она.

— Отстань! — спросонья отмахнулся супруг. — Чё там? Менты, что ли?

— Да родственнички! Приперлись, как татары! Может, за своими деньгами! Так ты, слышь, не отдавай! Скажи, что уже всё далеко упаковано! Всё — в деле!

Через минуту хозяева уже встречали незваных гостей: двоюродного брата с женой и общего друга всех Астаховых Ивана. Как всегда в таких случаях неизвестно каким чертом на столе тут же возникла бутылка «Московской», а хозяйка, не долго думая, притащила с кухни всё, что приготовила на утро: две жестяные банки «Завтрак туриста», тарелку с квашеными огурцами, полбуханки черного хлеба и с десяток сваренных вкрутую яиц.

Иван, кажется, обрадовался огурцам больше, чем водке:

— Ого, огурчики! — и схватил с тарелки сразу два мятых-перемятых. — И какой русский не любит… солёненького! А рассольчик? Вылили? Как вылили?! А чем же мы утром опохмеляться будем?

— Мы че, алкаши? — гневно пожала плечами хозяйка. — Нам с Вовкой в десять — на самолёт! — и уже по-деловому объяснила: — Рассол скис. Еле огурцы отходила! Счас всё мгновенно скисает и тухнет. Химия!

— Ну да! — воздвигся над столом двоюродный брат, детина лет тридцати с загривком циркового борца. — Коммунизьм, бля, есть советская власть плюс… эта, бля…электри…фикция, коллектявизация и химизация усей страны! Ура товарищи!

— Поэтому страна и киснет со страшной силой, — охотно добавил муж Ольги и чокнулся с двоюродным братом, — как эти, бля, огурцы!

— Боже мой! — искренне вздохнула жена двоюродного брата, немножко похожая на обеспеченную девушку времен нэпа. — Как, однако, терпелив русский народ! Просто жуть берет! С таким народом советская власть — бессмертна! С четырех часов занимают очередь за молоком, пишут на руках химическим карандашом номера, как в концлагере. Через два часа им говорят, мол, молока не будет, приходите, мол, завтра! И знаете, че они, идиоты, спрашивают у продавца? Будут ли завтра действительны сегодняшние номера!

— А винный бунт на Комсомольском? Забыли?

— Так то ж— винный!

— Ну че, родственнички! — зевнула хозяйка. — За советскую власть пить уже поздно! За Михал Сергеича рано! Тогда — колитесь, зачем пришли! А то я засну прямо на стуле и мордой — в эти огурцы!

И тут в комнату важно вошёл ротвейлер. По-видимому ему мешали спать «враждебные голоса». Он пробурчал что-то нечленнораздельное и резко отряхнулся. Затем подошёл к жене двоюродного брата и нехорошо оглядел ее с ног до головы. Жена ему явно не нравилась и он не скрывал это.

— Оль! — женщина нервно захихикала и поправила причёску. — Тебе не кажется, что у него ко мне какой-то нездоровый интерес? А почему он до сих пор не спит?

При этих словах Рекс грозно рыкнул и боднул её лобастой башкой.

— Рекс, фу! — закричала Ольга. — А ты не дрожи! Собаки этого не любят. Вы его разбудили, к тому же он ненавидит запах водки. Особенно от женщин.

— Я тоже! — расхохотался Иван. — Че ее нюхать! Заглотил и все дела!

Ротвейлер оглядел тяжеленым взглядом гостей и уже зло зарычал. Всем стало как-то не по себе.

— Рекс! На место! — прикрикнула Ольга. — Он нервничает. Я лучше отведу его в комнату.

— И запри за ним дверь! — посоветовал муж. — Так ему будет спокойней.

— Да-да-да! — хором поддержали его гости, переглянувшись. — Вот именно, запри! Нам нервные не нужны! Мы сами психи!

Когда Ольга вернулась, все доедали «Завтрак туриста».

— Заперла, — успокоила их Ольга. — Странный он какой-то сегодня. Как будто че-то чует…