Русская рулетка (сборник рассказов) - Игорь Анатольевич Безрук Страница 3

нашу идиллическую жизнь, войдет кто-то третий, который будет нарушать наш привычный, размеренный ритм и который отберет у меня изрядную долю материнского внимания, ласки и тепла. Однако я готов был согласиться даже на это, если бы не одно «но». Это «но» и стало тем решающим аргументом, который, в конце концов, после долгих размышлений перевесил всю массу моих колебаний и привел меня к единственно верному, как мне казалось тогда, решению: убийству.

Как впоследствии выяснилось, Федор оказался ничуть не лучше моего спившегося и уже ничего хорошего не видящего в этом мире отца. Но если я и родному отцу не мог простить взрывов его, опаленного алкоголем, сознания, то чужому человеку и подавно. Федору было так же на меня наплевать, как и моему отцу. И если в нормальном состоянии он еще хоть как-то считался со мной, в подпитьи только поучал меня, обещая сделать «настоящим мужиком», да лебезил с матерью, тиская ее и обнимая, не смотря на мое присутствие.

Я помню подобные запои моего отца. Тот едва пьяным переступал порог, скидывал обувь и одежду, сразу же тянул маму в спальню: «Я хочу тебя». Я машинально семенил за ними, но отец с грубым окриком хватал меня за шиворот и, как собачонку, вышвыривал обратно на кухню. Если при этом мама пыталась хоть как-то меня защитить, он орал и на нее, матерился и все равно толкал в спину: «Идем, идем, ничего с ним не случится, поревет и успокоится».

И еще помню, как частенько он рукоприкладствовал, едва только мама что-то говорила неугодное ему. Когда же и Федор первый раз при мне ударил маму, я пообещал себе, что сделаю всё, чтобы он ушел из нашей жизни.

План убийства у меня созрел в тот же день, как мы поехали на Быстрицу. Федор был заядлым рыболовом. А на Быстрице можно было выудить даже форель. Без рыбы он никогда не возвращался. И вот уговорил меня, хотя я принципиально противился всему, что он предлагал, после того, как он впервые ударил маму.

Мы ехали таким же автобусом, как и сейчас с Димой. Чуть больше часа езды от города, потом минут десять ходьбы вдоль реки. Федор нашел какую-то заводь у низко склоненной к реке вербы, хотя в прямом смысле это место заводью не назовешь: течение здесь просто чуть тише, чем в основном русле, и можно не спеша «идти за водой», подсекая, когда нужно добычу. Берега сплошь каменисты и обрывисты. В некоторых местах огромные валуны буквально нависали над водой. Не то противоположный, более пологий берег, но Федору больше нравилось удить именно тут, и я только был доволен этим. Увидев бурное, холодное, неудержимое течение, полное водоворотов и завихрений, я понял, что, сорвавшись вниз, остаться в живых можно только невообразимым чудом, ведь хотя река и была не глубока (наверняка не больше полутора метров глубины), перейти ее было просто невозможно. Даже купаться в этом месте Федор категорически не советовал: течение моментально сбивало с ног и стремительно уносило вниз. Всяческие попытки бороться с коварной стихией были заранее обречены на провал, потому что леденящая вода совершенно лишала сил.

План мой был абсолютно прост. Я мог подловить момент, когда Федор увлечется ловлей и без труда столкнуть его вниз, в пучину; далее река сделает свое дело. Я не сомневался в успехе своего замысла: сколько раз я наблюдал, как Федор, засмотревшись или задумавшись, поскальзывался и оступался; раз я его даже успел подхватить, и он с благодарностью потом вспоминал об этом. Но я уже не мог отказаться от своего замысла. Это было не в моем характере. Я видел, как страдала моя мать, как втайне от меня плакала в подушку и старалась быстро вытереть слезы, как только я входил в её спальню.

В тот памятный день мы как обычно собрали снасти и выехали с Федором на Быстрицу. Он был в отличном настроении: шутил, вертел в разные стороны головой, заигрывал с какой-то прыщавой девицей, сидящей на соседнем через проход кресле. Он даже не постеснялся меня. Как будто я не сын его женщины. Как будто я пшик, пустое место! И этим он только укрепил меня в желании совершить задуманное!

Туман над рекой еще клубился. Пары медленно расползались по берегам, вползая на кручи и стекая в долину. Я поеживался от холода, Федор готовил удочки.

Ничего необычного в том не было, что я стал прохаживаться туда-сюда вдоль берега. Я так делал всегда, прежде чем у меня появлялось желание взять в руки удилище. Поэтому Федор ничего подозрительного в моих действиях не усмотрел. Я же воспользовался этой прогулкой для того, чтобы получше определить место, где должно было совершиться задуманное мною. Но всё вышло само собою. Увлекшись ужением, Федор попросил меня подать ему наживку, но я, подавая ему банку, поскользнулся и чуть не выронил её. Он, страшно ругаясь, потянулся ко мне, я скользнул под него, и он, оступившись, потерял равновесие, быстро замахал руками, еще громче заматерился и опрокинулся навзничь в воду. Бурное течение моментально подхватило и стремительно понесло вниз. От бешенства он стал извергать в мой адрес всяческие проклятия, но это только лишало его сил. Где-то у поворота его разъяренное лицо еще раз вскинулось над волной и тут же исчезло в пучине. Как впоследствии выяснилось, навсегда…

— Дядя Леша, мы будем ловить рыбу или нет?

Вопрос Димы вернул меня в настоящее. Я ведь привез ему показать одно из самых примечательных рыбных мест.

— Конечно, будем, — сказал я. — Что же ты не собираешь снасти? — я стал выуживать из сумки рыболовные приспособления и наживку. Дима вытащил из чехлов телескопы и начал увлеченно сооружать удилища.

— Как тебе это место? — спросил я его, едва он закончил свою работу.

— Класс! — с восторгом вырвалось у него.

Действительно, пейзаж тут был просто замечательный, да и утро выдалось под стать ему: тепло, ни ветерка, ни низких облаков на небе.

Я снова возвратился в прошлое. Странно, что тот случай с Федором совсем не отвадил меня от ловли рыбы, даже наоборот. Именно с той поры я чаще стал ходить на реку, никогда не возвращаясь домой с пустыми руками. В этом плане я оказался удачливым, как будто река таким образом каждый раз благодарила меня за принесенную