Марко Незе - Спрут Страница 30

— Хорошо, хорошо, — сказала Титти с саркастической улыбкой, больше похожей на гримасу. — Оставим до завтра. Подожди до завтра.

Взгляд у нее был совершенно безучастный, словно она утратила всякий интерес ко всему окружающему.

Утро следующего дня возвестило о себе веселым солнечным светом, залившим спокойную гладь моря. Массивный силуэт палаццо Печчи-Шалойя четко вырисовывался на фоне окружающих домов. Уборщик улиц, лениво подметавший тротуар у палаццо, заметил, что в окне на самом верху здания, там, где старый герцог оборудовал для себя нечто вроде мансарды, с ночи горит свет.

Это показалось ему в высшей степени странным: в этот ранний утренний час, когда весь город еще погружен в сон, зажжено электричество. Он продолжал мести панель. II то и дело поднимал голову и смотрел на это освещенное окно. Когда он подошел ближе, его удивление усилилось: окно было распахнуто.

Опершись на метлу, он стоял сгорбившись и, весьма заинтригованный, раздумывал, что бы это могло значить. Он перевел взгляд с окна на землю и вдруг заметил посреди мостовой нечто, что заставило его содрогнуться. Как раз напротив этого окна лежало человеческое тело. Он хорошо различал его не более чем в десятке метров от себя, в круге света, отбрасываемого еще не погашенным уличным фонарем.

Метельщик с опаской приблизился. И остолбенел, узнав Титти. Ее длинные волосы разметались вокруг головы наподобие короны. Она разбилась насмерть, и с ее белого, как полотно, лица уже исчезли все краски жизни. Она спокойно лежала, подвернув под себя ноги, со сложенными на груди руками. Казалось, она сладко спит.

Лечение Паолы предстояло быть долгим и трудным. Дочь Каттани оказалась очень глубоко и сильно травмирована. Целыми часами она сидела неподвижно, погруженная в себя, словно отгородившись от всех окружающих.

Мать не отходила от нее. Иногда девочка хватала ее за руку и молча подолгу держала. «Ничего, — говорила Эльзе, утешая мужа, — постепенно она придет в себя. Я словно помогаю ей заново родиться на свет».

Отец по-прежнему вызывал у девочки ужас. Паола глядела на него затравленно.

— Лучше не будем форсировать, — посоветовал психиатр. Они с Каттани гуляли по окружающему клинику роскошному парку. Вокруг высились горы, вершины их покрывал снег. В Швейцарии весна еще не окончательно сменила зиму. — Понадобится время, — продолжал врач. — Немалое время. Ей нужно оправиться от глубочайшего потрясения.

Отмщение

С отъезда Каттани прошел целый месяц. Трапани вновь погрузился в сонное спокойствие. Постепенно все вернулось на свои места. Каждая мелочь сама становилась на прежнее место — так вирусы, поборов антитела, распространяются по клеткам.

Но у комиссара остался неоплаченный счет. И в один прекрасный день он вновь появился в Трапани, горя намерением отомстить. Явился к графине Камастре. Она открыла ему дверь и увидела его мрачным и нахмуренным, как бог войны.

Какое-то мгновение она, в растерянности, колебалась. Потом пригласила войти.

— Я изумлена и возмущена до глубины души, — проговорила она. — Я ничего не знала о похищении вашей дочери.

— К чему вы это говорите? Хотите создать себе алиби? — резко сказал он. — Мою дочь похитили и изнасиловали также и для того, чтобы защитить интересы таких, как вы.

Графиня прикрыла глаза.

— Вы участвуете в этой игре, — продолжал Каттани. — Чем вы занимаетесь с вашими чистенькими строительными предприятиями, с вашими не вызывающими подозрения сделками? Я сейчас вам скажу: вы «отмываете» грязные деньги. Вы принимаете финансирование от банка Раванузы и не спрашиваете его о происхождении этих денег. — Он потер рукой висок и продолжал: — Но в этой игре вы все-таки лишь пешка. И засадить за решетку я хочу не вас.

Луч солнца разрезал комнату пополам, он играл на лице графини.

— Я понимаю ваше душевное состояние, — проговорила Ольга, — и, хотя вы мне не верите, глубоко огорчена случившимся с вашей дочерью. Как она сейчас себя чувствует?

Каттани пропустил ее слова мимо ушей. Солнечный луч его не задевал. Сам он оставался в затененной половине комнаты.

— Я пришел просить вас передать кое-что от меня Раванузе и Терразини. Скажите им только, что я требую правосудия. Они поймут.

Графиня, по-видимому, тоже поняла, о чем идет речь, и кивнула:

— Вы получите от них то, что хотите.

— Вы, наверно, имеете в виду деньги? — с досадой обернулся Каттани. — Вам везде слышится лишь звон монет. Не обижайтесь, но, хоть вы и вышли замуж за графа, в душе остались самой заурядной женщиной. Не нужны мне деньги. Они должны отдать мне в руки того негодяя, который изнасиловал мою дочь.

Из окна графиня Камастра проводила взглядом переходившего на другую сторону Каттани. Она видела, как он открыл дверцу бело-зеленого фургончика с римским номером. Эта машина была его новой квартирой на Сицилии.

Не теряя времени, Ольга вышла из дому и направилась на квартиру к Раванузе. В роскошной гостиной находился и Терразини. Полулежа в глубоком кресле, он играл тонкой золотой цепочкой от часов, свисающей из жилетного кармашка.

— Дорогая графиня, — сказал Равануза, — к чему эти детские разговоры? Если мы вам не говорили о похищении, то единственно из-за того, чтобы вас попусту не тревожить.

— Это все, конечно, весьма прискорбно, — поддержал его Терразини, — но в тот момент у нас не было другого выхода. Мы не держали вас в курсе дела, но на то была причина. Вы могли случайно проговориться и все испортить. Так что уж не обижайтесь. — Он закинул ногу на ногу. — Ведь если с нами что-нибудь случится, то полетит ко всем чертям весь механизм жизни города.

— Я не могла даже подозревать, что вы в этом замешаны, — проговорила графиня. — Я знаю, что вы далеко не святые. Но никогда не допускала, что вы способны на такое. Похитить и изнасиловать девочку...

— При чем тут изнасилование? — сказал Терразини, отметая даже возможность этого резким жестом. — О девочке всячески заботились, никто ее и не думал обижать, а потом возвратили родителям.

— Девочка была изнасилована, — повторила женщина.

— Нам об этом ничего не известно, — вмешался Равануза. — А у вас от кого такие сведения?

Услыхав, что комиссар вернулся, мужчины переглянулись.

— Немедленно вызовите Чиринна, — сказал Терразини, обращаясь к Раванузе.

— Мы никогда не приглашали его к себе на квартиру, — возразил банкир.

— А теперь он удостоится такой чести, — отрезал Терразини.

Когда Чиринна прибыл, он, казалось, оробел от сосредоточенных на нем взглядов, то засовывал руки в карманы, то вынимал, непрерывно одергивал пиджак.

Терразини сразу же напал на него:

— Хотел бы я знать, какому идиоту взбрело в его пустую башку насиловать девчонку?

Встретив столь ледяной прием, Чиринна опасался худшего. Поэтому он сразу приободрился и попытался преуменьшить значение происшедшего.

— Подумаешь, великое дело. Даже если кто и сотворил это, что же, теперь прикажете просить у этого легавого прощения?

В ответ ни звука. Терразини откинулся в кресле, сложил руки на животе и постукивал пальцами одной по костяшкам другой. Молчание было красноречивее всяких слов.

Чиринна чувствовал себя словно на раскаленных углях. Немного поколебавшись, он продолжал:

— Ладно, я понял. Вы хотите знать, кто изнасиловал девочку. Хорошо. — Он был весь красный. Со слезой в голосе добавил: — Но вы не должны со мной так обращаться. Я выполнил свой долг.

Терразини строго на него поглядел.

— Но выполнил его плохо. У девочки не должен был упасть ни один волосок с головы. Так было договорено. А ты натворил такое, что теперь не оберешься хлопот. Комиссар вернулся разъяренный, как дикий зверь, и грозится со всеми нами расправиться.

Графине Камастре надоело все это слушать.

— Я прощаюсь, — сказала она, — меня тошнит от ваших разговоров.

Когда графиня уже шла к двери, Терразини вслед ей с угрозой произнес:

— Но прошу вас, графиня, держите язык за зубами.

Это показалось ей уж слишком. Резко обернувшись, она ответила:

— Если будете разговаривать со мной таким тоном, то кто знает, захочу ли я еще держать язык за зубами. С меня хватит ваших грязных делишек!

Терразини никогда не раздражался. Что бы ни случалось, он оставался бесстрастен, как гранитная глыба. Но на сей раз сорвался и заорал:

— Эти грязные делишки принесли миллиарды вашим предприятиям, дорогая графиня. Вы делаете вид, что ничего не видите и не слышите, но вбейте себе хорошенько в голову, что мы все в одной лодке. И если лодка пойдет ко дну, то никто не спасется!

На графиню его слова не произвели должного впечатления.

— Я не совсем поняла, — сказала она, — рассматривать ли сказанное вами как угрозу?