Татьяна Степанова - Рейтинг темного божества Страница 31

— Тут мне рассказывали про одну бабу, жену бизнесмена. Посещала она эти мистерии. Так вот ей очень помогло — родила, представляете? Причем никакие там пробирки, никакие суррогаты не понадобились. Ну а уж если магия Изиды-Озириса моего благоверного оживить не поможет, ей-богу, буду на стороне замену искать. А что? За этим сюда многие ездят…

— А как же СПИД?

— Какой может быть СПИД на священных мистериях? Брат Стефан объяснял же нам, это все — как бы мгновенный перенос в прошлое на звездолете мироздания… Ну, и потом, либо — либо, тут уж всякий сам себе выбирает — бояться или просто на все эти страхи забить. Но вообще за все время тут никто пока ничем не заразился — наоборот, исцеление обрели, надежду…

— Знаете, я потом в нашем банке парня случайно встретила, ну, с которым мы здесь… Он так на меня глядел! Меня аж прожгло. Как все же мужики меняются, когда им есть что вспомнить…Сдавленный смешок, и еще одна женская, не в меру болтливая компания скрылась в зарослях. Иван Канталупов остановился, давая этому бабью убраться подальше с глаз долой. Сердце, как колокол, било в грудь. Он снова представил себе Ирину. Нет, нет — Дракон сказал «нет» — светлой королеве тут не место.

В ночи горели уже десятки свечей. Вспыхивали факелы, темнота отступала. Берег небольшого круглого лесного озера был заполнен людьми. В черное небо кто-то запустил флэш-файер. Двое парней пронесли на плечах большой деревянный ящик, похожий на гроб. Он был очень тяжел — доверху набит плодородной землей. В его деревянной крышке были просверлены отверстия, через которые пробивалась густая изумрудная зелень свежих всходов. По толпе прошел гул оживления. Тут и там вспыхивали все новые огни. Над озером плыл густой цветочно-цитрусовый аромат. Как обычно, собравшиеся навезли с собой массу ароматизированных аксессуаров.

— А что означает этот ящик?

За спиной Канталупова теснились вновь прибывшие. Видимо, их привез на озеро какой-то адепт-завсегдатай. Новички были сплошь молодежь — парни, девчонки. Они приплясывали, подпрыгивали на месте от нетерпения и любопытства.

— Я же объяснял вам, Люся, ящик — это сакральный символ бога Озириса, земля — это его темная сторона, всходы — прорыв из тьмы к свету. А столб-Джэд, это, так сказать, фаллический символ…

— Вон, вон его поднимают. Он встает. Я вижу! А почему он на плоту в воде?

— Вода — это квинтэссенция женского начала. А где должен помещаться вселенский бог-фаллос, как не в женской стихии?

— Простите, Самсон Аркадьевич, я не поняла…

— Вы смотрите, Люся, смотрите. Такие вещи постигаются визуально…

У самого берега в воде кипела работа — собравшиеся поднимали с помощью веревок высокий, гладко отесанный столб, увенчанный рогами, вырезанными из дерева. Столб крепился на небольшом плоту, убранном травой и срезанными ветками. Плот оттолкнули багром, и он медленно поплыл на середину озера. Несколько мужчин и женщин бултыхнулись следом в воду и уцепились за его края. В свете факелов, флэш-файеров и восковых свечей, оставленных у самой кромки воды, плот напоминал спину огромной рыбы, в которую вонзили рогатый гарпун. Рога столба-Джэда четко вырисовывались на фоне звездного неба, нацеливаясь на Млечный Путь.

Под звездами Млечного Пути и рогами Иван Канталупов и увидел его. Он стоял неподвижно, прислонясь спиной к столбу. Тело его было влажно от воды, белое льняное парео, прикрывающее бедра, намокло. По толпе прокатился рев, свист, радостные возгласы. Словно на рок-концерте собравшиеся приветствовали любимого исполнителя и жаждали его песен. Он протянул руки, словно собираясь обнять всю эту разношерстную, гомонящую, жадную до зрелищ орду.

Иван Канталупов внезапно почувствовал, как у него перехватило горло, — он, этот человек… Брат Стефан… Канталупов сейчас чувствовал к нему такую любовь, такую благодарность… Он спас ему жизнь там, на Крымском мосту, и он же вернул ему надежду на счастье, твердо пообещав Ирину.

Человек на плоту в белом мокром парео был выше среднего роста, сухощавый, среднего возраста, однако внешне моложавый, стройный. У него была загорелая кожа и белесые волосы — и цвет их в свете огней был какой-то неживой.«А-а-а-а! — пронеслось по толпе. — О-о-о-о-о! Оле-оле-оле-е!»

Иван Канталупов начал протискиваться ближе к воде. Ведь он ехал сюда, к нему, из такой дали. Он ехал не просто так, а по важному, чрезвычайно важному делу.

Но его опередили. Из толпы вытолкнули парня в полосатых звездно-американских плавках. Он вел себя странно — то и дело запрокидывал кудрявую голову, смеялся. Движения его были сильны и пластичны и вместе с тем беспорядочны. С разбега он бухнулся в воду и поплыл к плоту мощным брассом. Канталупов видел, что он ждет пловца. Когда тот, мокрый и задыхающийся, вскарабкался на плот, толпа снова начала скандировать, петь «оле-е-оле!», как на футбольном матче. Но вопли утихли, едва лишь заговорил он:

— Входи. Зачем ты прибыл к нам?

— Я прибыл, потому что… я просто не мог иначе. Голос новичка прерывался. Не то чтобы он был очень пьян, однако же…

— В каком состоянии ты прибыл? — Он говорил с новичком, как всегда, мягко, звучно, доброжелательно.

— Я… это, я очищен от грехов. Со мной полный ништяк. И я это… я полон желаний.

— Кто ждет тебя?

Иван Канталупов видел: новичка охватило замешательство. Обычно мистериальный текст загодя заучивался наизусть, но молодость, легкомыслие, возбуждение, вино и травка многим мешали запомнить все слово в слово. Но и к этим чисто человеческим слабостям он был весьма снисходителен.

— Меня ждет этот… как его… Тот, чей свод из огня, чьи стены из змей живых, чей вдох — ваша кровь, чей выдох — ваши мечты. — Новичок отбарабанил все это раскатистой скороговоркой.

— Скажи нам, кто он?

— Это Озирис Преображенный, Вечный, вернувшийся к нам! — Новичок в эйфории восторга обнял столб-Джэд, запечатлев на этом символе вселенского фаллоса смачный поцелуй, а затем с радостным воплем сиганул с плота назад в озеро. Тело его ушло под воду. Прошла минута, а он все не всплывал. На берегу воцарилась тишина. Все ждали. Иван Канталупов наблюдал прежде такое не раз — вся штука была в том, сколько времени очередной новичок продержится.

— Йах! — пронзительно воскликнул человек на плоту, и следом за ним люди на берегу вскинули руки над головой, указывая на взошедший над озером месяц.

— Йах! — повторил Иван Канталупов одними губами. Лунный серп. Эх, видели бы, видели его родные мышкинцы сейчас, здесь, повторяющим слова магической, истинно великой формулы, смысл которой скрыт от глупой толпы, приехавшей на озеро в погоне за раскрепощенным сексом и острыми ощущениями.

— Ашер! — провозгласил человек на плоту, и следом за ним люди на берегу наклонились в едином порыве и зачерпнули у себя из-под ног горсти земли.

— Ашер! — повторил Канталупов. — Земля.

— Нефертум! — воскликнул человек на плоту. И, словно вызванный этим окриком, из воды, как черт из табакерки, выскочил полузадохшийся, отфыркивающийся новичок. Он пробыл под водой полторы минуты, чем и показал, что выдержал первое на пути к Озирису испытание.

«Нет, — подумал Канталупов, — на нефертум — прекрасный колос, черный колос этот придурок совсем не похож».

Нефертум — прекрасный колос, черный колос, срезанный лунным серпом, упавший на землю… Жертва великой июньской жатвы.

Как же давно была эта жатва и как это давно теперь близко им всем, тем, кого он называет своими братьями и сестрами!

Толпа на озере глухо, нестройно затянула ритуальный гимн Озирису: «Многоименный! Преображенный! Дивный образами, темноликий! Тайный обрядами в храмах! Скрытый в земле…»

Над озером с треском разорвалась петарда. Красно-зеленый сноп огней взмыл над водой, точно дракон махнул своим хвостом и ударил по водной глади, сокрушая своих врагов. Плот причалил обратно к берегу. Человек в белом мокром парео сошел с него, и его тут же окружила толпа, сквозь которую было уже не пробиться.

— Что-то я не совсем врубился в этого вашего Озириса, — услышал Канталупов хрипловатый басок у себя за спиной. — На черта нам тут какой-то Озирис. Но телки тут и правда отвязные — Климыч не соврал. Но я вообще-то думал, что тут база нудистов.

— Серый, пошли, там в тачке две из Солнечногорска причапали — одна на меня прямо с первого взгляда запала. А подруга у нее как раз в твоем вкусе — смугляночка…

— Вы впервые тут?

— Я впервые?! Да я с супругой!

— А мы сюда уже четвертый раз приезжаем. Тут у нас есть две знакомые пары, ну мы и меняемся… Ощущения — прямо космические. Никогда не думала, что нас с мужем это настолько затянет…

В лесу и на берегу зажигались костры. Разговоры, смех становились все громче. Тащили ящики с пивом и красным вином. Июньская ночь только начиналась, только входила в свой ясный зенит.

Среди огней мелькали тени — кто-то кого-то уже преследовал, ловил, стискивал в объятиях, поднимал на руки, осыпая поцелуями и обещаниями, лукавя на каждом слове и изнемогая от всеобщего бьющего через край животного вожделения. Некоторые закрывались в машинах, но большинство уединялось с партнером или партнершей в зарослях кустарника, в овраге, в ельнике на берегу. В озере резвились голые пьяные купальщики. В кустах орешника нестройный хор молодых пьяных голосов вновь затянул ритуальный гимн.