Элмор Леонард - С мертвого никто не спросит Страница 31

— Значит, от пистолета Клемент избавился, — заключил Херцог.

Реймонд промолчал.

— Так что следствие ни на шаг не продвинулось, а действовать напролом вы не хотите. А тем временем, как ты говоришь, ваш подозреваемый разъезжает на «монтего» и, возможно, сломал кому-то ногу. Если же вы не можете найти у Мэнселла орудие убийства, то на каком основании вы собираетесь его арестовать?

— Скорее всего, он где-то спрятал пистолет, — ответил Круз. — Но вы правы, мы топчемся на месте и ведем себя чересчур вежливо в расчете на то, что преступники забудут об одном из главных принципов работы полицейских.

Херцог согласно кивнул.

— Главное — взять их за задницу…

— Вот именно. Как только возьмешь их за задницу, они тут же с испугу признаются в содеянном, — сказал Реймонд.

Кто-то из их родни недавно скончался, и потому все албанцы были в трауре. Увидев их в коридоре больницы, Реймонд поначалу принял их за священников. Медсестра, пытаясь выставить албанцев из палаты, уговаривала их подождать в вестибюле. Здесь Круз и увидел Тома Синистая.

Узнав Реймонда, Тома что-то сказал своим родственникам, и те черной толпой двинулись по больничному коридору.

Лицо Тома напоминало отчеканенный на монете мужской профиль. Албанца можно было принять за дипломата из какой-нибудь балканской страны или за бегуна на длинные дистанции. Он был в синей рубашке, узком черном костюме и при галстуке. В свои тридцать восемь лет он выглядел гораздо старше. Его черные глаза оставались всегда спокойными и никогда не бегали. Реймонд встречался с ним каждый раз, когда между албанцами возникали вооруженные конфликты. Насколько Реймонд помнил, у Тома было несколько ресторанов, имелась лицензия на ношение оружия — он никуда не выходил без «беретты» и пейджера.

На больничной койке, на которой лежал Скендер, была установлена металлическая рама, перетянутая проволокой. К раме была притянута загипсованная нога албанца, похожая на белую скульптуру, которую так и можно было бы назвать: «Нога».

Глаза Скендера оставались закрытыми.

— Как его самочувствие? — тихо спросил Круз.

— Он пролежит еще долго и останется калекой на всю жизнь, — ответил Тома. — Знаете, почему это случилось? Потому что он захотел взять в жены девушку, с которой познакомился на дискотеке. Она приняла его предложение, но поставила условие: сначала он должен был встретиться с ее братом.

— Он ей не брат, — сказал Реймонд.

— Я так и подумал. Они долго это планировали.

— Сколько они у него забрали?

— Какая разница? — отмахнулся Тома. — Мне все равно, как вы назовете то, что случилось: недоразумением или уголовщиной. Но вот что я вам скажу: тот, кто оскорбил Скендера, оскорбил меня. Мне очень хочется взглянуть этому типу, Мэнселлу, в глаза…

— Все не так просто, — заметил Реймонд.

— Почему же? — спросил Тома. — Конечно, я понимаю, вы беспокоитесь, потому что вам придется меня арестовать. — Он пожал плечами. — Хорошо, арестуйте, если докажете, что Мэнселла убил я. Давайте договоримся: вы будете делать свои дела, а я — свои.

— Нет, все не так просто по другой причине. Он нужен мне самому, — объяснил Реймонд. — А вы будете вроде как путаться у меня под ногами. После того как мы его возьмем, он получит срок за убийство и нанесение тяжких телесных повреждений, но он все же останется в живых. Разницу понимаете?

— Ясно, вы хотите привлечь его за убийство судьи, — кивнул албанец. — Я некоторое время провел на том самом пятом этаже, общался со своими знакомыми и прекрасно понимаю, почему он вам так нужен. Но если только вы не родственник и не близкий друг судьи, более того, при жизни его терпеть не могли, какое вам дело, кто прикончит его убийцу? Вот как я расцениваю происходящее. Вы уверяете, будто я путаюсь у вас под ногами. А я, в свою очередь, хочу посоветовать вам следующее: если он вам так нужен, ловите его быстрее, иначе его убьют.

— Перед тем как убить человека, вы смотрите ему в глаза? — спросил Реймонд.

— Если позволяет время, — едва заметно усмехнувшись, ответил Тома.

— Мэнселл убил девятерых.

— Ну и что? — Тома пожал плечами. — А если вам известно, что он серийный убийца, то почему позволяете ему гулять на свободе? Я приехал в Штаты, когда мне было всего шестнадцать; на родине я тоже успел убить с десяток человек, а может, и больше. В основном русских. Но среди моих жертв были и албанцы, мои сородичи. Еще до прихода на нашу землю турок у нас на родине существовал священный обычай кровной мести. Если вы о нем не слышали, то ничего обо мне не знаете.

— Я думал, мы друзья. — Крузу хотелось, чтобы Тома знал: он прекрасно его понимает.

— Да, вы всегда держите слово, — кивнул албанец. — Вам известно, что такое честь, и вы не будете против, если мы о ней поговорим. Слово «честь» для вас не пустой звук. Возможно, это вам даже иногда мешает. Предположим, убивают полицейского, вашего напарника. Неужели вам не захочется пристрелить того, кто это сделал?

— Да, — согласился Реймонд. В общем, так оно и было.

— Но в тот момент вами будет двигать не желание защитить свою честь. Ваш коллега, полицейский, вам не брат и не родственник — просто вы угощали его сигаретами, приглашали в гости… У меня по-другому. Если такого человека оскорбили, то я считаю, что оскорбили и меня. Если же его убивают, то я должен за него отомстить — убить еще до того, как убийца предстанет перед судом. А теперь, прошу вас, ничего не говорите. Только представьте себе: подонок ломает ногу вашему кузену, доверчивому, очень доброму человеку, который для вас все равно что родной брат, и крадет у него деньги. Чего требует от вас честь?

— Честь требует снести подонку башку, — ответил Реймонд.

— Вот видите? — сказал Тома. — Честь сдерживает вас. Да, она вам что-то подсказывает, но вы не можете просто сказать «убить его». Хотя именно это вы и имеете в виду. А что вы конкретно намерены с ним сделать?

— Арестовать, — ответил Реймонд.

— Ну вот, только арестовать, — разочарованно произнес Тома. — А я должен его убить. Только не называйте меня бешеным албанцем.

— Как же вы собираетесь на него выйти? — спросил Круз.

— У нас много друзей, знакомые помогут. Есть знакомые и в полиции Хамтремка. Они поделятся с нами тем, что им известно. Мы уже знаем, какая у Мэнселла машина, где живет его подруга… Так что мы его обязательно выследим.

— А что, если он уехал из Детройта?

Тома пожал плечами.

— Ничего, мы подождем, — ответил он. — Почему он выбрал Детройт? Наверное, потому, что ему здесь нравится: здесь люди доверчивее, их легче грабить. Значит, он вернется. А если не вернется — разыщем в другом месте. Ему от нас все равно не уйти.

Реймонд посмотрел на Скендера, лежавшего на растяжке.

— Как Мэнселл сломал ему ногу? — спросил он.

Тома помолчал, а потом ответил:

— Преднамеренно. Вы читали медицинское заключение?

— В нем говорится, что он упал с лестницы и что его нашли на полу. Кто-то из жителей дома позвонил в «Скорую помощь».

— Да. Позвонила подружка Мэнселла, — сказал Тома. — Раз вы пришли сюда, значит, уверены, что это сделал он. Так что я не стану морочить вам голову, уверяя, будто Скендер упал с лестницы. Насколько я понял, улик против Мэнселла у вас нет, а если вы их не найдете, арестовать вы его не сможете. Даже если он и совершил двойное убийство. Хотя нет, вы же сказали, что он убил девятерых.

— На то, чтобы найти улики, требуется время, — ответил Реймонд.

Тома помотал головой.

— Нет, никакого времени не нужно. Скажите, где он, и мне, чтобы с ним расправиться, потребуется всего несколько минут.

Круз ничего не ответил.

— Для меня это дело чести, — заявил Тома.

— Вашей чести — да, — возразил Реймонд. — А как же моя честь?

Тома пристально посмотрел на лейтенанта. На этот раз в его взгляде читалось любопытство.

— Наверное, я чего-то не понимаю. — Албанец помедлил и добавил: — Может, вы лично хотите его прикончить?

— Может быть, — ответил Реймонд.

Тома продолжал разглядывать Круза.

— Да, я понимаю, вы убьете Мэнселла только в том случае, если он окажет сопротивление. Или если вам разрешит начальство. Но если он сдастся, что вы сделаете?

— Рассмотрим другой вариант, — сказал Реймонд. — Вы входите в комнату, а там сидит Мэнселл. Просто сидит. Как вы тогда поступите?

— О чем может быть разговор? — ответил Тома. — Конечно же я его пристрелю.

— Понятно. А если он безоружен?

— Все равно пристрелю. Мне плевать, вооружен он или нет. Вы тут все время толкуете об условиях, ограничениях, правилах — как будто в игрушки играете. — Тома изобразил изумление. Он слегка переигрывал, но в его игре чувствовался стиль. Наконец он улыбнулся не только губами, но и глазами: — У вас, полицейских, странное понятие чести. Вы вспоминаете о ней, когда преступник не вооружен. А что, если Мэнселл выстрелит первым? Тогда как? Погибать вместе со своей честью? — Тома помолчал. — Знаете, нас, албанцев, называют дикими, бешеными…