Владимир Колычев - Перебиты, поломаны крылья Страница 32

Только он это сделал, как открылась дверь и в кабинет ввалился Початый. Он был взмыленный и взволнованный, что не мешало ему радушно улыбаться. Только сейчас его улыбка казалось дурашливой – так может веселиться клоун во время выступления со страшными коликами в животе.

– Андрюша, я у вас ничего не забывал?

Его потуги, с которыми он изображал безмятежность, вызывали смех.

– Вроде бы нет.

– А можно, я еще раз посмотрю?

Не дожидаясь разрешения, он еще раз осмотрел место, где обронил бумаги, и в конце концов обнаружил искомое заключение. Спешно, если не сказать – лихорадочно сунул его в папку.

– Как чувствовал, что потерял, – облегченно вздохнул он.

– А что там такое? – с видимым равнодушием спросил Андрей.

– Да так, пустяк, даже не документ… Ну все, Андрюша, еще раз желаю всех благ!

Початый ушел, и Андрей вывел на монитор изображение бумаги.

Он учился в школе милиции и примерно знал, для чего в судебной экспертизе проводится анализ планктона. Берутся пробы воды в легких утопленника и водоема, где его нашли. Если анализы совпадают, значит, именно там он и утонул, если нет, ищут место, где человек принял на грудь смертельную порцию воды.

Он вчитался в коряво-протокольные и скупые на эмоции строки документа. «Содержащиеся в легких потерпевшей частицы диатомовых водорослей не соответствуют среде утопления. Планктон, выделенный из легких потерпевшей, характерен для морской воды тропической среды…»

Андрей присвистнул от удивления. Морская вода?! Откуда у них в реке могла взяться морская вода?!. Вот почему Початый так разволновался, обнаружив пропажу столь ценной и опасной для его версии бумаги. Ведь анализ планктона в корне меняет дело. Не в реке утонула Эльвира Окулова, значит, не Илья Теплицын ее туда сбросил. Если не он, то кто же?

Глава тринадцатая

Сколько помнил себя Борис, больницы всегда наводили на него тоску. Мрачные серые корпуса, тяжелая атмосфера страданий и боли. Он хорошо помнил, как в больнице умирала его мать. Острая сердечная недостаточность, неудачная операция, реанимационная палата. Врачи боролись за ее жизнь, но… Это случилось одиннадцать лет назад. Борис уже тогда был достаточно взрослым человеком, но больничные ужасы, навеянные болью умирающей матери, так врезались в сознание, что он всякий раз вздрагивал, когда проезжал мимо районной больницы.

Но все изменилось два года назад. Он познакомился с красивой женщиной, которая оказалась врачом той самой больницы. Между ним и Леной возникла страсть, но она была замужем, а ее муж оказался настолько ревнивым и подозрительным человеком, что о встречах на стороне в неурочное время не могло быть и речи. Но Борис нашел выход – он лег на профилактическое обследование в платную, повышенной комфортности палату, и Лена, как лечащий врач, получила неограниченный доступ к его телу.

За две недели они заметно охладели друг к другу, но через год, когда Борис лег в больницу снова, их чувства обрели прежнюю пылкость. Правда, в этот раз их хватило всего лишь на неделю.

Сейчас он снова в больнице. И вспыхнувшие с новой силой чувства пока еще на высоте. Лена пришла к нему с капельницей, и процедура длилась до тех пор, пока он сам ее не «прокапал». Симпатичная женщина с хорошей фигурой и чудесной – нежной и приятно влажноватой на ощупь – кожей… А капельницу она ему все-таки поставила. И ушла, оставив его в одиночестве – прокручивать в памяти и смаковать только что изведанные отрадные в своей интимной остроте моменты.

Борис пребывал в превосходном настроении, его даже не испортил небольшой женский каприз со стороны Лены. Она положила глаз на красивый и, соответственно, дорогой летний костюмчик, ну а поскольку на покупку денег у нее не было, раскошелиться пришлось ему. В сущности, он уже привык к тому, что все женщины – замужние и холостые, состоятельные и нет – всегда нуждаются в деньгах. И на своих женщин он денег не жалел, в разумных, конечно же, пределах.

Лена появилась ровно за минуту до того, как в капельнице должно было закончиться лекарство. Она была отличным врачом, всерьез работала над кандидатской, ее ставили в пример, но если бы она вдруг потеряла квалификацию, ее могли бы оставить в больнице в качестве дежурной медсестры. Все знает, все умеет, рука у нее легкая – в вену попадает с первого раза и совсем не больно, как некоторые. Ей бы еще халатик покороче да вырез на груди пошире да поглубже, не помешали бы белые ажурные чулки и туфли на высоком прозрачном каблуке – тогда хоть на фото в «Плейбой», в раздел «наша сексуальная медицина». Но халат на ней был самый обыкновенный и туфли почти без каблука. И все равно Борис почувствовал прилив чувств и выразил их чувственным движением – рукой, по спине и ниже.

– Ну что ты? – кокетливо возмутилась она. – Я же дверь не закрыла…

– А виагру зачем капала?

– Виагру?! Ну ты шутник!.. А что, действует?

– Угу.

– Тогда вечерком. А еще лучше завтра. Я завтра на сутки заступаю.

– И завтра, и сейчас…

Беспокойные мысли порождали беспокойное движение рукой – ничуть не стесняясь, Борис усиленно массажировал нижние женские полушария. И в тот момент, когда Лена собралась отстраниться, дверь в палату открылась. Борис вздрогнул. Вошедший мог видеть, чем они здесь занимались. А им мог оказаться муж Лены – в недавнем прошлом боксер-тяжеловес. Еще это могла быть Катя. Хоть она и не самая красивая девушка из тех, с кем ему приходилось спать, но он обещал на ней жениться и даже собирался сдержать свое слово. Не хотелось бы стать объектом ее истерики.

Но в палату вошел отец Бориса.

– Здравствуйте, Антон Борисович, – смущенно улыбнулась ему Лена. И добавила, чтобы оправдать себя: – Кажется, ваш сын идет на поправку…

– Почему, кажется? – улыбнулся Борис.

– Потому что у вас, Борис Антонович, мужской тонус очень сильный. Но нездоровый! Еще раз такое повторится, мне придется вас выписать!..

– Все, все, больше не буду! – Борис покаянно закатил глаза и смиренно скрестил на груди руки.

– Как здоровье больного? – с серьезным выражением лица спросил у Лены Антон Борисович.

– Обследование продолжается, – в тон ему ответила она. – Пока все хорошо. Завтра проведем томографию мозга, думаю, что и там все в порядке.

– Как все в порядке? У него же сотрясение мозга!

– Сотрясение мозга?!.. Ах да! – спохватилась Лена, но было уже поздно.

Антон Борисович все понял, брови его нахмурились.

– Я могу поговорить с сыном? – спросил он.

Нервным кивком головы Лена выразила свое согласие и поспешила покинуть палату.

– Обследование, значит? – спросил Окулов-старший.

– А что, разве плохо за своим здоровьем следить? – Окулов-младший не чувствовал за собой вины, но взгляд все же отвел.

– А как же сотрясение?

– Ну, и сотрясение есть… Так, чуть-чуть…

– Не чуть-чуть! Там у тебя полноценный ушиб мозга. Ушиб-то полноценный, зато сам ты неполноценный!.. Умом ты повредился, сынок, вот что я тебе скажу.

– Да будет тебе, было бы из-за чего переживать.

– Справку липовую мне подсунул?

– Да нет, у меня правда сотрясение мозга. Ну, не тяжелой степени, конечно, даже не средней… Но факт есть факт, меня ударили, я упал, ударился головой.

– Вот я и говорю, что сильно ударился… Эта постаралась? – Антон Борисович пренебрежительно кивнул вслед ушедшей Лене.

– Ну почему «эта»? Между прочим – врач, специалист высокого класса, без пяти минут кандидат наук…

– Без пяти минут в постель с тобой чуть не легла… Или уже было?

– Ну как бы тебе сказать… – плутовски повел глазами Борис.

– Так и говори… Ты, кажется, и в прошлом году на обследовании лежал. И в этом…

– И в позапрошлом.

– А ведь тебе только тридцать. Не рано ли о здоровье думать начал?

– Береги честь и здоровье смолоду.

– И как это твое, гм, здоровье зовут?

– Елена Геннадьевна… Стыдно, папа, лечащего врача своего сына не знать. Она, между прочим, знает, как тебя зовут.

– Шашни с ней крутишь?

– Так хорошенькая же.

– Ну и женился бы на ней.

– Да можно было бы, но ее муж против…

– Пусть разведется.

– И ребенка мужу оставит?

– Нет, с ребенком нам не нужно! – Антон Борисович решительно мотнул головой.

– Ну так у Кати нет ребенка. На ней и женюсь.

– И женись… Нравится она мне. Симпатичная. И за тебя горой…

– А может, ты сам на нее глаз положил? – шутливо поддел отца Борис. – Ты же молоденьких любишь… Да не обижайся ты, шучу я.

– Не надо со мной так шутить. Все-таки я твой отец. А ты хоть и взрослый, а воспитывать тебя придется. Ты вот дурью маешься, а я по прокурорам бегаю, тебя, идиота, защищаю. И с этим, с Сизовым, вдрызг из-за тебя разругался!

– Ну и что? Козел он, этот Сизов.

– Чем он тебе не угодил?

– А хотя бы тем, что он с Катей до меня был… Чем тебе Теплицын не угодил, а? Он же тоже с этой, с твоей был… ну, до тебя…