Александра Маринина - Соавторы Страница 33

Мужчины вышли из двора на улицу, повернули налево и скрылись за дверью третьего подъезда, того самого, в котором жил Богданов, и через пару минут в наушниках у Боровенко прозвучала трель дверного звонка.

- Смотри-ка, - удивленно обратился он к Лизе, - к нашему мэтру гости пожаловали. А я что-то не слышал, чтобы он с кем-то по телефону договаривался.

- Может, по мобильному звонили, - откликнулась Лиза, не отрываясь от статьи в журнале. - Пока он гулял.

- Нет, - покачал головой Слава, - это что-то важное для нас, я чувствую. Я уверен. Погоди-ка…

Установленный в прихожей микрофон транслировал в наушники осторожные шаги и громкий шепот. Им повезло: писатель Богданов и его домработница-нянька остановились прямо возле дверного косяка, в который наркоман Мишаня воткнул "жучок".

- Кто это?

- Не знаю. Ты ждешь кого, Глебушка?

- Нет, Катерине с Васей рано еще.

- А вдруг Васечка? Он, бывает, пораньше приходит.

Может, открою?

- Не смей!

- Так давай я в "глазок" гляну…

- Стой спокойно, я сказал.

Звонок прозвенел снова, долго, настойчиво.

- Кто бы это мог быть? - Даже в шепоте Богданова можно было расслышать не столько удивление, сколько озабоченность.

- Батюшки! - ахнула Глафира. - Это ж, наверное, он!

- Кто - он?

- Который отраву подбросил. Он и сегодня пришел.

И тогда приходил, в среду.

- Да кто приходил-то, Глаша?

- Так почем мне знать? Меня ж дома не было, а он и приходил. И борщ попортил. В тот раз не вышло, так он сегодня приперся, снова пробовать хочет. Не открывай, Глебушка, не открывай, Христом-богом прошу.

- Я и не собираюсь. Хотя, может быть, это и в самом деле Василий, а? Или Катерина. Неудобно получается.

- А ты ему позвони. Дай-ка мне трубочку, я на кухню прокрадусь да и позвоню ему потихонечку, спрошу, не он ли за дверью стоит. Ты мне только номер набери, я на память не помню.

В наушнике раздались отрывистые попискивания: Богданов набирал номер на мобильном телефоне. Семенящие шаги Глафиры Митрофановны зашелестели и затихли, а пространство прихожей снова сотряслось от настойчивых длинных звонков. Боровенко казалось, что он слышит тяжелое дыхание Глеба Борисовича. Что ж, вполне может быть, если пожилой писатель разволновался (хотя отчего бы?) и прислонился к дверному косяку. Вот послышались издалека шаги старухи, громче, отчетливее.

- Это не Васенька. Они с Катериной вместе едут, как раз сейчас Политехнический музей проезжают.

- Черт! Кто же это может быть?

- А я тебе говорю: вызывай милицию! Душегубец это! Я точно знаю.

- Уймись, Глаша. Не шуми.

- Вызывай, Глебушка! Ведь погубит он нас!

- Тише… Слышишь? Лифт. Он уходит. Пойду в окно посмотрю, может, увижу, кто из подъезда выйдет.

Звук легких шагов Глафиры и тяжелых - Богданова словно ожил и стал перемещаться в сторону от микрофона. Через некоторое время оба гостя появились на улице, и почти сразу в наушниках послышалось:

- Видала? Оба явились. Так я и знал! Хорошо, что не открыл, мне нечего им сказать.

- Зачем же они приходили, Глебушка? - Голос старой женщины звучал встревоженно.

- А шут их знает! Наверное, опять уговаривать меня собирались. Потому и нагрянули без предупреждения, чтобы застать врасплох. Уф! Даже кофе выпить не дали, сволочи.

- Ой, не то ты говоришь, деточка моя, не то, - запричитала старуха. - Не уговаривать они тебя хотят, а убить. Ты же сам знаешь, Глебушка.

- Я не хочу это обсуждать. Тем более с тобой. Неси кофе.

Боровенко снова сдвинул наушник и, наблюдая за мужчинами, свернувшими во двор, с досадой ударил кулаком по приборной доске. Какой же он идиот! Как только в квартире заговорили о лифте и о том, что незваные гости уходят, нужно было немедленно выскакивать из машины и подойти к подъезду, чтобы, как только незнакомцы появятся на улице, пройти следом за ними вплотную хотя бы те несколько десятков метров до стоящего во дворе джипа и постараться услышать, о чем они говорят. Пусть не все, пусть только обрывочные фразы или даже отдельные слова, но надо было постараться получить хотя бы приблизительное представление о том, кто эти люди и зачем они приходили к Богданову. А он не сообразил. В конце концов, он пищевик-технолог, а не разведчик и не оперативник, у него мозги по-другому устроены. Он занимается не своим делом, и поэтому у него ничего не получается. Он допускает ошибку за ошибкой. Если поделиться своими соображениями с женой, она снова начнет ругать его, как вчера. Нет уж, лучше промолчать.

- Ну что там? - нетерпеливо спросила Лиза. - Он что, так и не впустил их?

- Нет. Но он знает, кто они и зачем приходили. Какая-то темная история. Старуха уверена, что эти кавказцы собираются угробить нашего мэтра. Как ты думаешь, они связаны с той историей, которой мы занимаемся?

- Вряд ли, - покачала головой она. - Ты ведь помнишь, когда вчера позвонила женщина, с которой он встречался в ресторане, он ей выговаривал за то, что она позвонила ему домой. Значит, он свою связь с ней скрывает от старухи. А про дела с этими типами бабка осведомлена. Значит, это разные истории.

Славе стало немного легче. Если Лиза уверена, что двое вальяжных кавказцев никак не связаны с погибшим журналистом и его пропавшими материалами, то она не станет бранить его за нерасторопность и недогадливость.

Без двух минут двенадцать мимо них медленно проехала машина Катерины Славчиковой. Места перед подъездом по-прежнему не было, и ее темно-синий "Опель" остановился далеко, в самом начале Сретенского бульвара, у Тургеневской площади. Оттуда Екатерина Сергеевна и Василий шли пешком, перебрасываясь короткими фразами.

- Удивительно, до какой степени можно не иметь вкуса, - с нескрываемым сарказмом произнесла Лиза, глядя на приближающихся Катерину и Василия. - Неужели никто не может ей сказать, что так одеваться не следует?

Слава не совсем понял, что имеет в виду жена. Да, Катерина Славчикова смотрелась в короткой куртке и длинной широкой юбке немного странновато, тем более что куртка была перламутрово-голубой, а юбка - разноцветной, золотисто-бежево-коричневой, но ему показалось, что одета писательница не то чтобы безвкусно, а просто не по фигуре. Прямого кроя куртка, похожая на квадрат, не прилегала к талии и доходила как раз до того места, где начинались широкие бедра, а спускающаяся из-под нее свободная юбка образовывала некий прямоугольник.

Все вместе производило впечатление поставленных друг на друга детских кубиков, над которыми возвышается аккуратно положенный сверху шарик - очень коротко постриженная голова с круглым лицом. В общем, вид, прямо скажем, не особо женственный, но Катерина же не виновата, что у нее такая фигура. Да и трое родов со счетов не скинешь. А цветовая гамма - что ж, она вполне приемлемая, странноватая, прямо скажем, однако глаз не режет.

- Не будь злюкой, - примирительно сказал он, обернувшись к жене, - она одевается как все, но не у всех же такая фигура, как у тебя.

- Какая бы фигура ни была, нельзя носить прямые короткие куртки с прямыми длинными юбками, - безапелляционно заявила Лиза. - У нее что, глаз нету? Да еще походка эта! Хоть бы каблуки не носила, если ходить на них не умеет.

Слава счел за благо промолчать. Когда жена не в настроении, ее критические замечания бывают не только острыми, но и обидными, а подчас и несправедливыми, уж он-то это хорошо знал. Зато к внешнему виду молодого соавтора у нее, судя по всему, претензий не было, и его мятые джинсы и торчащая из-под кожаной куртки теплая клетчатая рубаха Лизу вполне устраивали.

Боровенко нажал на кнопку, опустил стекло, но почти ничего внятного не услышал, видел только, как шевелятся губы собеседников. В тот момент, когда они проходили мимо машины, в их вялом диалоге наступила пауза. И почему в кино и в детективах всегда удается случайно подслушать всего одно слово, но зато ключевое, проливающее свет на разгадку страшной тайны? Вот они, Слава и Лиза, слушают-слушают, третьи сутки слушают, а толку? Где они, роковые признания и неожиданные откровения? Нету их. Так только, кое-какие наблюдения, собираемые по крупицам и складываемые неуверенной и непрофессиональной рукой в довольно шаткую и сомнительную мозаичную картинку.

- Давай мне наушники, - сказала Лиза, - я послушаю, а ты отдохни. Если хочешь, сходи перекуси, ты, на верное, голодный.

Он с удовольствием снял с головы наушники, протянул их жене и вышел из машины. Не спеша прогулялся до метро, подумал, не пересечь ли площадь, на противоположной стороне которой находится "Макдоналдс", потом решил не затягивать время и купил отвратительный на вид и на вкус хот-дог в ближайшем киоске, запил его стаканом тепловатого чая и вернулся к машине. Садиться в салон не хотелось, он предпочел бы еще немного походить, размять ноги, подышать воздухом.