Татьяна Степанова - Готическая коллекция Страница 33

— Рыба? Пловец? Или одно и то же? Одновременно, — перевел Мещерский.

Линк аккуратно стряхнул пепел в пепельницу на соседнем столике.

— Михель, простите за любопытство, эта сигарета у вас… Это марихуана? — среди общего молчания тихо спросила Катя.

— Шпинат. Я много курить раньше. Не бросать, не отвыкать. А пастор курить нельзя. Я проходить курс антиникотин. Это сигарет-шпинат, против зависимости. Это пока. Потом уже не будет никакой сигарет.

— А нам можно еще пару пива? — подал голос со своего столика Дергачев.

Юлия молча поднялась.

— Да, — произнес Кравченко с глубокомысленным видом. — Великое дело, сон. Такое можно увидеть, — он поймал взгляд Линка. — Ничего, майн фройнд, главное, здоровье. Остальное — пустяки.

Линк спросил по-немецки, но было ясно и без перевода:

— Что? Что вы говорите?

— Да это не я, а Райкин. Был такой артист у нас.

Ты, майн фройнд, не слыхал про него. А жаль.

— Можно вас, простите. — Чайкин обратился к Юлии, подошедшей к их столику с заказанным пивом. — Я хотел извиниться перед вами за то недоразумение… Я решил остаться тут на некоторое время.

Может, недели две поживу, может, и месяц. Ну и.., я хотел вас спросить… Вас Юля зовут, да? Красивое имя, редкое сейчас. Я хотел у вас, Юля, узнать, может быть, вам нужен тут в баре, в гостинице, помощник, работник?

— А вы как — на любую работу согласны, или что? — недовольно спросил Базис из-за стойки.

Чайкин выразительно глянул на Юлию. Видимо, решила про себя Катя, наблюдавшая эту сцену, он привык во всех вопросах полагаться исключительно на женщин.

Глава 20

СТЕРЕОТИП

— Ну и? — спросил Мещерский, когда они втроем вышли подышать свежим воздухом на сон грядущий.

— Ой, моя маман, как же мне плохо, — простонал Кравченко. — Нет, я должен немедленно принять горизонтальное положение. Я сыт вот так, — он черкнул ребром ладони по горлу, — вашими утопленниками, допросами, вашими ментами и вашими сказками.

— Хотел бы я знать, что тут творится, — мрачно изрек Мещерский. — Ну хоть приблизительно. Катюша, а ты что молчишь?

Катя пожала плечами:

— Отправляйтесь-ка вы оба спать. А я немножко проветрюсь.

— Одна? Здесь? — Мещерский даже вздрогнул. — Нет уж, в таком месте и в такой час я никуда тебя одну не пущу.

— Тогда покарауль мою жену, — Кравченко кивнул. — Сделай одолжение, друг. А я — баиньки. Спать и видеть сон, что спать. Ой, Серега, да как ты вообще такое сумел перевести?

— Сереж, а о чем Линка на допросе при тебе спрашивали? — поинтересовалась Катя, когда Кравченко поднялся в номер.

— Да так, о ерунде какой-то: не видел ли он возле пруда в ночное время машину — это месяц-то назад.

Не слышал ли — останавливался, может, кто-то на шоссе. А он им ответил, что там проезжая дорога, и, если следить за каждой машиной, у него не останется времени ни на что.

— А он сам где живет? В поселке?

— Да прямо во флигеле. Ему местная администрация весь церковный комплекс предоставила… Да, потом они его спросили, как часто Пунцова Света посещала занятия по немецкому языку, и про другую девочку тоже спрашивали. Линк сразу разволновался ужасно. Сказал, что обе девушки очень интересовались занятиями и почти никогда их не пропускали.

Сказал, что он молился за них обеих, но…

— А еще что-нибудь было? — спросила Катя.

— Ну, потом они его вежливо попросили разрешить им осмотреть церковь и флигель в его присутствии.

— Да, они не только это будут осматривать, — Катя кивнула. — Вообще все, что более или менее подходит под стереотип.

— Какой стереотип? — спросил Мещерский.

— Ну, по таким делам, как убийства на сексуальной почве, а видимо, в случае с девушками это оно самое и есть, по делам об убийствах с расчленением жертв, строится обычно целый ряд неких стереотипов: подозреваемый — кто он предположительно может быть, его убежище, время, когда он обычно совершает преступления. В качестве убежища — ведь ясно, что он не на улице над телами издевался, — возможно, все это время проверялись все более или менее подходящие для этого места, частные дома, подвалы, гаражи. Тут поселки небольшие, дома стоят тесно — забор к забору, кругом соседи. Значит, тут больше внимания будет к строениям иного рода — заброшенным или стоящим на отшибе. Ну, например, церковь, флигель, какой-нибудь бывший амбар для сушки сетей или ангар вроде этой вот автомастерской. — Катя посмотрела на гараж, примыкавший к гостинице.

— И насколько бывает верен такой стереотип места? — спросил Мещерский.

— Верен. В принципе. Только вот вариантов всегда набирается без числа. Иначе убийцу поймали бы если не сразу после первого убийства, то уж после пропажи второй девушки наверняка.

— От стереотипов. Катя, на мой взгляд, один только вред, — сказал Мещерский. — Это как рамка шесть на девять, а фотоснимки разные бывают — три на четыре, девять на двенадцать. Вот с жертвами вообще никакого стереотипа нет — в одном случае убиты три школьницы, а в другом — зрелая сорокалетняя женщина. Ты сейчас скажешь: это разные преступления и разные преступники. Но, прости меня, Катя, такого просто не может быть.

— Почему? — спросила Катя задумчиво. — Почему ты не веришь в такое совпадение, что в этом тихом месте не могут случиться два совершенно разных преступления?

— Да потому, что здесь такого быть не может. Я не верю в роковые проклятые места, которые притягивают несчастья, как магнит.

— А в то, что где-то поблизости живет Водяной, ты веришь? А правда, где еще ему жить, как не в этом краю, где суша граничит с морем? Море слева, залив справа, а посередине пруд, как колодец, соединяющий разные миры, разные стихии.

— Кажется, легенда произвела на тебя впечатление.

— Если серьезно, Сережа, на меня произвело впечатление то, как все они рассказывали нам эти свои истории. И как слушали друг друга. — Катя взглянула на Мещерского. — Лица у всех были.., ну, как у тебя сейчас.

— — А разве нельзя предположить, что на кого-то местные сказания оказали такое сильное воздействие, что он вообразил себя…

— Сережа, ты не понял, я хотела сказать другое, — Катя покачала головой. — Когда они нам все это рассказывали, они вряд ли верили в то, что говорят, но надеялись…

— Что поверим мы? — Мещерский усмехнулся.

— Что мы все это запомним. Запомним и будем это обсуждать, и будем над этим думать. И не будем думать о другом, о главном, о чем уже с апреля, не признаваясь друг другу, думают со страхом все они: кто он? Кто же из них? Чужих-то…

— Ты хочешь сказать — это просто мираж? Эти рассказы — защитная реакция?

— Был такой случай в Химках, — сказала Катя, — в большой коммуналке, где жильцы на первый взгляд жили одной дружной семьей, была убита женщина.

Кто-то ударил ее по голове. Первым стали подозревать некоего незнакомца в кожаном пальто. О нем рассказала следователю дочка одной из соседок — якобы этот тип приходил к убитой. Потом и другие жильцы начали один за другим вспоминать этого незнакомца в кожаном пальто.

— Ну и что?

— Подозреваемый обрастал приметами, со слов жильцов был даже составлен его фоторобот. А потом оказалось, что все это фантом. Выдумки. Потом нашли и настоящего убийцу — это оказалась одна из соседок, все произошло случайно, во время ссоры. Так вот, когда жильцов спросили, почему они вводили следствие в заблуждение, все признались, что им просто непереносима была мысль, что убийца — кто-то из соседей, с которыми они столько лет прожили вместе.

Поэтому, когда девочка выдумала «незнакомца в пальто», все жильцы с облегчением подхватили эту версию: конечно, убийца чужой, пришлый человек.

— И ты думаешь то же самое? — спросил Мещерский.

— Ну, я только привела пример. И потом, по той химкинской коммуналке не гуляла старая легенда. Легенды действительно живучи, это Юлия правильно подметила. И нам, Сереженька, можно было бы отмахнуться от этих историй про Водяного, если бы…

— Если бы не Л инк?

— Нет, если бы не одна береза в здешней роще, к которой я как-то однажды ходила, кстати, по твоему совету. Старая такая береза, где, по другой сказке, живет прусский тролль…

— Но это же вообще смех.

— Но я видела мышку, Сережа, — сказала Катя, улыбнувшись, — видела, как говорит Линк, «свои собственные глаза». Крохотная такая полевочка. Но она была именно там, где сказано в сказке. Я бежала из леса без оглядки. Меня кто-то до смерти напугал. Не знаю, но кто-то там был в то утро. И если это не легендарный Кривой, то…

— Я тут тоже в первый день рано утром в окно выглянул, смотрю, кто-то шляется возле гостиницы. Высокий такой, здоровый. Я все примерял, кто же это мог быть, — сказал Мещерский, — а потом сегодня этого увидел, ну, любовника Преториус.

— Чайкина? — Ну да, это он и был. Точно.

— Да, он вроде говорил, что в то утро бродил возле гостиницы.