Андрей Воронин - Таможня дает добро Страница 33

Купюра исчезла мгновенно. Это было похоже на карточный фокус. Секунду тому назад она еще трепетала в пальцах капитана ГАИ, и вот ее уже нет, словно улетучилась, растворившись в вечернем воздухе.

— Ладно, вали.

Сокол направился к тарахтящему мотоциклу, взгромоздился на него и, объезжая «Жигули», погнал мотоцикл по дороге.

— Сколько взял? — прокричал почти в ухо Круталевич.

— Пять, как всегда, хорошо, что я приготовил заранее, капитан с десятки сдачи бы не дал.

— Ну и сука же твой родственничек!

— Нет, это еще по–божески. Хотел в коляску залезть. Я его уговорил, сказал, не надо этого делать.

Тем временем капитан ГАИ остановил «ЗИЛ», и уже через две минуты водитель «ЗИЛа» ставил в багажник гаишных «Жигулей» канистру с бензином.

Мотоцикл же с двумя контрабандистами и вольфрамом в коляске свернул на гравийку, несколько раз подскочив на съезде, и поехал прямо по середине дороги. Гравийка делала поворот, медленно забирая в сторону, сворачивая к северу — туда, где текла Двина, за которой находилась Латвия. Минут через тридцать пришлось съехать и с гравийки на обыкновенную проселочную дорогу, узкую и разбитую. Здесь мотоцикл задребезжал и заскакал на корнях деревьев. — И мотоциклисты, как наездники, привстали с сидений. Если бы не мастерство Антона Сокола, то проехать по этой дороге на мотоцикле с коляской навряд ли удалось бы, а так мотоцикл понемногу двигался вперед, преодолевая расстояние, укладывая метры и километры под рифленые колеса.

— Далеко еще? — окончательно потеряв в темноте ориентацию, закричал Круталевич, почти припадая пухлыми губами к уху Сокола.

— Нет, недалеко. Пару поворотов — и там, за леском, хутор.

— Тут вся дорога — сплошные повороты! Фара выхватывала толстые стволы деревьев,

мохнатые еловые ветки. Поблескивали лужи, иногда ветки деревьев хлестали по лицам, и мотоциклисты втягивали головы в плечи, пригибались, почти сливаясь друг с другом.

Наконец за поворотом Сокол увидел два тускло освещенных окна.

— Вон хутор! — крикнул он, переключая скорости.

Мотоцикл затарахтел громче, несколько раз подпрыгнул на колдобинах, выбитых колесами телег, затем съехал на траву и пошел вниз, мягко и уверенно. Сокол сбросил скорость, и мотоцикл бесшумно подкатил к забору, невысокому, почти символическому.

Мотоциклисты не покидали свои места. Забренчала цепью собака, пару раз неуверенно тявкнула,затем послышалось рычание. Мотоциклисты спрыгнули на землю и принялись разминать затекшие ноги.

Скрипнула дверь. В тускло освещенном дверном проеме появилась мужская фигура. Хозяин держал в правой руке топор.

— Кто там? — вглядываясь в темноту, прокричал дед Михась.

— Это мы, свои, дед, свои!

— «Свои» это кто?

— Я, Антон Сокол!

— А–а, — старик поставил топор у двери и неторопливо спустился с невысокого крыльца, на ходу вытирая руки о телогрейку, которая болталась на плечах поверх белой нательной рубахи. На голове старика была кепка. — А я думал, ты уже не приедешь.

— Дорога, дед, до тебя — не доехать. Если бы милиция тебя арестовать захотела, навряд ли бы до хутора допилила.

— Что им тут делать? — глубокомысленно произнес дед, глядя на небо, на котором тускло сверкало лишь несколько мохнатых звезд. — За всю войну немцы сюда зашли всего два раза, один раз самогонку искали, второй раз партизан.

— Нашли? — спросил Круталевич.

— Самогона я им дал, а партизан у меня на хуторе отродясь не водилось. А что им тут делать? Пошли в хату, ребята.

— Вася, возьми‑ка там, в багажнике.

Вася наклонился над мотоциклетной коляской и, чертыхаясь, матерясь, принялся вытаскивать удочки, подсак. Затем вытащил палатку и уже после этого извлек из рюкзака две бутылки водки с винтовыми пробками. Сокол знал, что дед очень любит магазинную водку, но не всякую — главное,чтобы пробка была не с козырьком, а винтовая, блестящая.

В такие бутылки дед потом разливал самогон, который гнал прямо на хуторе, ни от кого не прячась и ничего не опасаясь. Да и кому он был нужен, этот восьмидесятилетний старик? Его даже оштрафовать было невозможно, денег у него не водилось, даже электричества на его хуторе не было, он пользовался керосиновой лампой.

— Моя уже спит, — в сенях, где густо пахло проросшей картошкой, громко сказал дед.

Он был слегка туг на уши, но зрением обладал прекрасным. Мог с чердака своего дома увидеть Браслав с костелом, церковью и трубами рыбозавода.

Мужчины–контрабандисты вслед за дедом, вытирая ноги, остались у входа.

— Не топчитесь вы, как кони, а то старуху разбудите, а с ней сладу не будет.

Старик, не переходя к серьезному разговору, быстро собрал на стол. Крупно порезанное сало, миска с квашеной капустой, холодная вареная картошка и миска моченой брусники.

— Садитесь, ребята, вот тут, под окном. Тут у меня всегда гости сидят, — старик поправил гирьку ходиков, затем подошел к небольшому шкафчику, наклонился, открыл ключиком дверцу и, сунув руку в темноту шкафа, вытащил три стакана. Стаканы словно прилипли к пальцам.

Старик подошел, поставил посуду на стол.

— Ну вот, порядок, — сказал он, отбрасывая полотняное полотенце и ладонью подвигая на центр стола уже порезанный хлеб. Ложки, вилки лежали под салфеткой, тут же покоилась и солонка с крупной серой, немного сыроватой от болотного воздуха солью.

Старик прикрыл дверь во вторую половину избы.

Оттуда послышался голос:

— Михась, кто там?

— Спи! Свои приехали!

Старуха угомонилась. С чистой половины избы прибежал большой лохматый кот и принялся тереться о ноги неприветливых гостей.

— Пошел отсюда! — буркнул на него дед, зацепил ногой под живот и откинул к печке.

Кот был явно приучен к подобному обращению, на хозяина ничуть не обиделся, тут же, как магнит, силой отнятый от железного бруска, оказался у стола, задрал хвост и, урча, как мотоцикл, принялся тереться о граненую ножку стола.

— Угощение чует, — сказал дед. — У меня тут и рыбка есть. —- Прямо из печи дед вытащил алюминиевую кастрюлю с жареной рыбой и облизнул губы, глядя на две бутылки, возвышающиеся в центре стола.

— За встречу.

Водка полилась в стаканы. Старик выпил, даже не чокаясь с гостями, и тут же вновь потянулся к располовиненной бутылке.

— Не спеши, дед, мы на рассвете поплывем.

— Плывите, когда хотите, дело ваше молодое, мне все едино. Но что б лодка к обеду на месте была, мне мережи проверять надо. Я их с вечера наставил, а утром буду рыбу выбирать.

— Идет рыба? — осведомился Вася Круталевич, прикладываясь к стакану,

— Идет, идет, куда же она денется? Не так, как раньше, но все равно неплохо.

— Вода высокая? — осведомился Антон.

— Холодная, — невпопад ответил дед.

— Слушай, — взяв старика за руку, Антон посмотрел ему в глаза, — скажи, без задержек проедем до Двины на лодке?

— А чего ж не проехать, вода высокая. Проедете. Парни вы здоровые, если что, выйдете из лодки, подтолкнете. Я проезжал на прошлой неделе, сахар на ту сторону возил. Там он дороже, а здесь по случаю два мешка достал.

Мужчины принялись за еду. Трапеза длилась часа два. Водка была выпита, и подобревшие мужчины поделились жареной рыбой с котом. Тот остался доволен поздними гостями. Старый хуторянин раздухарился, но за самогонкой в шкафчик лезть не спешил, подозревая, что у гостей еще припасена водка. И не ошибся, как в воду глядел.

Первым не выдержал Антон Сокол. Он молча посмотрел на Василия, тот кивнул.

— Дед, еще по полстакана дябнем?

— А чего ж не дябнуть? Дело наше, мужицкое, молодое, силы есть.

— Сходи, Вася, где‑то еще одна должна быть. Вася вернулся быстро. Пока его не было, старик

шепотом спросил:

— Что везете? Чего такая спешка? Груза‑то у вас, считай, никакого.

— Груз у нас небольшой, да жалко на этих фашистов–полицаев нарваться.

— По речке сплавитесь — не нарветесь, кого там можно встретить, так это Гришку.

— Егеря, что ли, Склярова? — спросил Антон.

— Ага, его самого, — ответил дед. — Я привык, Гришка да Гришка. Он вас трогать не будет, вы лес не рубите, зверье не стреляете, капканы не ставите. Так что он вам не враг. У него и своих делов хватает, внучка у него помирает.

— Чья?

— Да дочки его.

— Нет, ее не знаю. Вы на хуторах своей жизнью живете, а мы у себя, в Браславе, — своей.

— Что везете все‑таки?

— Любопытный ты, дед. Вот завезем и тебе чего‑нибудь дадим.

— Деньгами возьму, — твердо сказал старик. — Деньгами так деньгами. Мы ж, ты знаешь,не жадные, тебя дурить не станем. Ты нам помогаешь, мы тебе поможем.

— Лодку береги, Антон, она у меня одна. Сделать другую, новую силы уже не хвати-Вот в прошлом году мою старую лодку в Двине утопили.

— Кто?

— Кто, кто, — возмутился дед, — такие, как ты. Нагрузили на нее, как сена, кабеля краденого, а на середине реки что‑то заспорили, наверное, делили деньги, которые еще не заработали… Бултых в воду один, за ним другой… Лодка кругами и тоже на дно.