Татьяна Полякова - Та, что правит балом Страница 34

— Кажется, пора на покой.

— Пожалуй, — согласился Павел.

Я встала и направилась к выходу, он чуть задержался, расплачиваясь за выпивку.

Вереница такси замерла возле клуба, Павел что-то долго объяснял таксисту, должно быть, надеялся засечь «хвост». Наконец машина тронулась с места. Я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.

— Устала? — спросил Павел. Несмотря на заботу, в голосе слышалась ирония.

«Все напрасно, — хотелось сказать мне. — Все напрасно». Только кому я это должна сказать? Павлу? Он все знает лучше меня, разумнее промолчать. Молчать, наблюдая, как за окном плывет город с разноцветными огнями, коробками домов и лужами на асфальте там, где прошли поливальные машины.

Павел тоже смотрел в окно, и его рука была далека от моей руки, может, он даже не заметил, как отодвинулся от меня, подобрался. И вот уже нет «нас», а есть он, и есть я, и кожаное сиденье — как разделительная полоса, за которой чужая территория. И хоть он был рядом, но я-то знала, что полосу отчуждения преодолеть удается далеко не всем, и я не из их числа.

Возле моего дома мы простились, торопливо и равнодушно. В квартиру я не пошла, что там делать, надоедать команданте своей болтовней? У него и так, поди, от нее уши вянут. Я поднялась на крышу и долго лежала под звездами, раскинув руки, и на ум то и дело приходили слова: «На свете счастья нет, но есть покой и воля», и сейчас от них не щемило жалобно сердце, а казалось, все так и должно быть, и даже бог с ней, с волей, главное — покой. Тишина. Здесь, над городом, и в моей душе.

Я проснулась оттого, что в глаза бил яркий свет. Нехотя разлепила тяжелые веки и машинально взглянула на часы. Двадцать минут четвертого. Хотела отвести настольную лампу в сторону, чтобы не слепила глаза, и только тогда увидела Ника. Разумеется, это не удивило и уж точно не обрадовало. Он развалился в кресле напротив и терпеливо ждал, когда я приду в себя.

— Ох, мама дорогая, — пробормотала я, приподняв голову и тут же опуская ее на подушку. — Башка-то как болит. Черт… Когда-нибудь у меня будет сердечный приступ от твоих внезапных появлений.

— Ты скончаешься раньше, чем я или алкоголь успеем причинить серьезный вред твоему организму, — ответил Ник со смешком.

— Мрачноватый юмор, ты не находишь? Слушай, зачем ты меня разбудил? Лучше б убил, ей-богу, чтоб не мучилась.

— В следующий раз так и сделаю, — сказал Ник. — Хотя хотелось бы все-таки проститься.

— Перебьюсь.

— Оно и правильно, на том свете все равно рядышком будем, не успеем как следует соскучиться.

— Дай хоть воды, что ли… — попросила я.

— Свежевыжатый сок, — мурлыкнул Ник, протягивая мне стакан. — Все для тебя, дрянь ты моя ненаглядная.

— Обожаю тебя, — сказала я вполне искренне.

— Я тебя тоже, — кивнул он, разливая коньяк в две рюмки. — Ну что, похмелишься?

— С ума сошел?

— Жаль, тогда я в одиночестве. — Он выпил рюмку коньяка и закусил лимоном.

— Радость моя, тебе что, черти покоя не дают? — спросила я, немного придя в себя.

— Не поверишь, даже не беспокоят.

— А чего тогда притащился в такое время?

— Соскучился.

— А мрачный юмор откуда?

— Ты же знаешь, я плохо воспитан. Опять же, у меня большая обида. Вот что ты за человек такой? Стоит появиться какой-нибудь красивой морде, и папулю уже по боку.

— Не выдумывай. Только тебя я вижу в самых светлых снах. Вот сейчас, к примеру, видела. Ты дряхлый старичок с палочкой, бредешь себе по чистенькому садику, а я сижу на веранде и пью чай с малиношным вареньем.

— И ждешь: может, повезет, и старичок свернет себе шею?

— Что за мысли? Я думала о тебе с любовью и благодарностью.

— Тады ладно, а я уж хотел в зубы дать на всякий случай.

— Ласковый ты мой… Ладно, скажи мне «спокойной ночи» и иди куда-нибудь, где ты нужнее. В самом деле, какого черта ты притащился среди ночи?

— У тебя же бессонница, вот я и подумал: выпьем, расслабимся.

— Я не могу пить, — поскучнела я.

— Это я вижу. Ну, что, как там твой Француз?

— Ты за этим пришел? Не мог утра дождаться?

Ник скривился.

— С вашего первого свидания прошли сутки. И что?

— Что? — простонала я.

— Вот именно: что? В смысле, чем папу порадуешь?

— Пока только пьяной физиономией. Я не звонила, потому что новостей не было, — заговорила я серьезно, сообразив, что Ник хоть и настроен философски, но надолго его, конечно, не хватит, и тогда к моим страданиям прибавятся дополнительные.

— Вот как?

— Ага.

— Он ведь ночевал у тебя?

— Следишь за мной? Такое впечатление, что ты ничем другим не занят. За что тебе деньги платят?

— Тобой я занимаюсь в нерабочее время. Ты — мое хобби.

— Мило, — пожала я плечами. — Ну, ночевал он здесь, и что? Об этом событии надо было сразу донести тебе?

— А других нет? — хмыкнул Ник. — Неужто паренек не раскололся? Не всплакнул на твоем роскошном бюсте, типа, я во всем виноват, но я же все исправлю, и для этого у меня кое-что есть, некий пустячок на черный день.

— Не все так просто, как ты, должно быть, думаешь. — Я приподнялась, а потом даже села на постели, сунув подушку за спину, потому что сообразила: как известно, от черта молитвой не отделаешься, а от Ника не отделаешься ничем. Терпение и еще раз терпение. И воздается мне: он уйдет, а я усну. Возможно. — Он меня подозревает, — сказала я сурово. — Убежден, что меня подослал ты. И в постель ко мне напросился с одной целью: надеялся, что разговорюсь. Как видишь, сходные мотивы привели нас к полному фиаско. Господи, слова-то какие на ум приходят, и это среди ночи и с перепоя.

— Гены, — пожал Ник плечами. — Ты ж у нас профессорская дочка, вот и плющит. Значит, парень молчит, как партизан?

— Молчит. Слегка обеспокоен и намекнул: чего, мол, Нику от меня надо, раз все, что хотел, он получил давно? А я намекнула, что хотела бы получить нечто компрометирующее хозяев с целью от этих самых хозяев свалить подальше, но он либо намека не понял, либо его проигнорировал. А может, и нет у него ничего, что, кстати, представляется мне более вероятным. В противном случае он вряд ли бы здесь появился.

— Плохо, детка. Очень плохо. В наших с тобой интересах, чтобы у него что-то было. Надо постараться.

— А я что делаю? Вот напилась до бесчувствия, надеясь, что у него, пьяного, язык развяжется.

— Развязался?

— Нет.

— А у тебя? — Он усмехнулся и придвинулся ближе. — Ты, часом, не надумала папу кинуть?

— Если бы такая мысль и пришла мне в голову, я бы не стала ее развивать. Давай рассуждать здраво: мы не уверены, что у него что-то есть? — Ник кивнул. — Не уверены. Но пока имеется хотя бы шанс, на парня стоит потратить время.

Теперь Ник весело фыркнул.

— Тебе нравится с ним трахаться?

— Идея была твоя. Я даже не знала, что он в городе.

— Так нравится или нет? — спросил он, все еще усмехаясь, но глаза смотрели зло.

— Да что такое на тебя нашло? — удивилась я. — Не помню, чтобы ты был ревнив. Дело прежде всего, разве нет?

— Ох, дорогуша, чувствую, ты что-то затеяла. Играть со мной не советую, сама знаешь; выйдут тебе твои игры боком.

— Кстати, он меня здорово разозлил, — сказала я и выпила коньяк, надеясь, что спиртное поможет справиться с нервозностью — руки у меня дрожали, но это можно было списать на похмельный синдром. — Я была уверена: стоит нам встретиться и.., короче, он не прочь вспомнить былое, но я ему нужна так же, как корове седло.

— Какое сравнение, — хмыкнул Ник. — Кстати, ты и раньше была нужна ему примерно так же. Говорят, даже самые профессиональные обольстительницы однажды встречают мужчину, на которого их чары не действуют. Похоже, наш общий знакомец — как раз твой случай. Ты его любила сильно-сильно, а он плевать на твои чувства хотел.

— Ага, значит, будем воздействовать на чувство вины, — кивнула я. — Не битьем, там катаньем, но узнаем, есть ли у него что-нибудь такое, что и нам сгодится. Обязуюсь трудиться с полной самоотдачей. А теперь иди отсюда, ладно?

Ник в самом деле вроде бы собрался уходить, но тут зазвонил телефон. Первой мыслью было: вдруг Павел? Вдруг и ему не по себе, что мы так расстались? Взгляд метнулся к телефону, Ник проследил его и усмехнулся.

— Сними трубку, — сказал он. — Разве тебе не интересно?

— Мне не интересно. Я спать хочу.

— Возможно, это меня, — пожал он плечами.

Я не успела перехватить его руку, он снял трубку и сказал резко:

— Слушаю. — На том конце провода молчали, потом пошли короткие гудки. — Со мной говорить не пожелали, — хихикнул он. — Может, это твой дружок?

— И чему ты радуешься, придурок? — покачала я головой. — Мне будет трудно убедить парня в своих чувствах, если он доподлинно знает, что по ночам здесь обретается еще кто-то.

— А ты злишься… — засмеялся Ник. — Не переживай. Я из него, засранца, махом все выбью. Так что, если твои чары на него не подействуют, мы пойдем другим путем. — Он пересел ко мне и потянул меня за руку. — Солнышко, осчастливь, который день без тепла и ласки.