Георгий Тушкан - Друзья и враги Анатолия Русакова Страница 34

Дядя продолжал:

— Стрелять каждый сумеет. А настоящий охотник должен отлично знать птиц, их повадки. Ведь я учил тебя когда-то… — Старый охотник помолчал и, хитро улыбнувшись, сказал: — Не тревожься: в черныша, в тетерева ты стрелял. Вполне законная птица. Я тебя для острастки поэкзаменовать хотел. А жаль, что промазал. Майк чудесно выставил черныша на тебя.

— Уф-уф-уф! — громко выкрикнул Анатолий, стараясь отделаться от комка в горле, и в изнеможении повалился на ворох мокрого прелого сена. — Напугал ты меня, дядя. До чего обидно! Иду, ожидаю, вот-вот сейчас, сию минуту, сию секунду… А Майк ведет, ведет, ведет, и все безрезультатно. Сил нет! А сейчас вроде бы и выцелил, а промазал!

— А где же Майк? — воскликнул Юра.

Дядя Коля посвистел, но Майк не являлся.

— Пока мы здесь прохлаждаемся, — сказал Юра, — он уже давно стоит на стойке и ждет нас.

— Пошли вперед, — скомандовал дядя. — Толя, тебе стрелять.

— Не пойду, — заупрямился Анатолий. — После этого промаха я совсем потерял веру в себя. Промажу…

Споря, вошли в лес.

— Глядите, — крикнул Юра, — глядите!

По просеке медленно шел Майк. Он нес в пасти большущего трепыхающегося черныша. Нести такую большую птицу было неудобно. Но, увидев охотников и услышав восторженные возгласы, Майк, который был самой честолюбивой собакой на свете, задрал хвост и пошел к дяде гордой иноходью, выступая, как лошадь на цирковом манеже. Так он всегда шествовал, когда его хвалили.

Дядя взял черныша и подал Анатолию.

— Твой! — крикнул Юра. — Ну и азартный же ты парень…

Анатолий опустился на колени, прижал Майка к груди и даже чмокнул его между ушами.

Дядя предложил отдохнуть и закусить. Но Толя и Юра пребывали в том восторженном состоянии, которое свойственно только начинающим охотникам, готовым охотиться до тех пор, пока ноги носят. Дядя не стал их уговаривать, присел на пенек и выгрузил из рюкзака припасы.

Анатолий кивнул на лес.

— Пошли! — охотно согласился Юра.

— Майк, назад! — приказал дядя и заставил собаку, побежавшую было в лес, лечь у своих ног. — Охотник, — наставительно сказал он, — проходит за шесть часов двадцать пять километров, а собака пробегает в час не меньше шестнадцати километров, значит, за это время почти сто километров. Майк должен отдохнуть.

— Мы ненадолго! — сказал Анатолий.

— Придерживайтесь ручья! — крикнул им вдогонку дядя.

Скоро Юра сбил одну утку из трех, поднявшихся с болотца, откуда вытекал ручей.

— Ты иди вдоль ручья, — крикнул он Анатолию, мелькавшему среди деревьев, — а я здесь еще попытаю счастья!

Анатолий поймал себя на том, что он чуть ли не бежит вдоль берега. Он остановился, вытер ладонью пот с лица, глубоко вздохнул и негромко засмеялся. Красота! Собственно, ничего особенно красивого в этом осиннике не было. Пахло осенью: прелыми листьями, грибами. Птицы уже не пели. Изредка багровые листья бесшумно срывались и, плавно раскачиваясь, опускались на землю. Три таких багряных листа Анатолий осторожно спрятал в карман.

Он долго стоял и слушал, слушал тишину.

В ожидании охотников Ольга Петровна хозяйничала на даче, готовила праздничный обед, пекла пирожки. Что-то долго нет охотников?.. Не случилось ли чего? А может быть, она напрасно волнуется. Все знакомые укоряют ее за привычку вечно беспокоиться. Но как же не беспокоиться?

Когда в больнице узнали, что сын ее возвращается из колонии, сколько добрых советов надавали ей и больные, и врачи, и нянюшки. Один больной с Крайнего Севера предлагал увезти Анатолия с собой, «чтобы сделать из него человека». «Сделать из него человека» предлагал и геолог с Алтая, и капитан рыболовецкого траулера, и московский метростроевец. Ольгу Петровну любили в больнице за душевность, отзывчивость, за настойчивость, когда дело шло о «ее» больном. И вот теперь каждый старался помочь ей чем только мог и ободрить.

Но двое больных, по секрету, предупредили Ольгу Петровну о том, как нелегко бывает вырваться из цепких лап воровской шайки. Тут необходима прежде всего сила воли и характер. Есть ли сила воли у ее Анатолия? Сумеет ли он устоять?

«А как же иначе?» — отвечала она, а оставшись наедине с собой, сомневалась, страшилась.

И вот Анатолий вернулся. Уехал мальчиком, а вернулся совсем взрослым, бреется, иногда покуривает. Какой-то весь непонятный, скрытный, напряженный, как пружина, упрямый. Брат говорит, что такое упорство даже хорошо, отлично. Кто знает? А вот что он добрый, это радует. Пуховый платок купил из своих «мотоциклетных» денег. Пока все идет хорошо. Но неспокойно на сердце за будущее. Кто знает?.. Может вернуться уехавший Хозяин. Говорят, что он опять грозился отомстить Анатолию. Правда, у нее есть несколько адресов добрых людей, готовых взять сына к себе. Да и комнаты она поменяет. Уже дала объявление об обмене. А может быть, все это пустые страхи?

К воротам дачи подкатил «Москвич». Из него выгружались усталые, измокшие, шумные и довольные охотники. Ольга Петровна вышла открыть ворота.

— Посмотри, какой красавец! — возбужденно закричал Анатолий, высоко подбрасывая черныша.

— Неужели ты добыл?

— Он, он! — подтвердил дядя.

— Если бы не Майк — не видать бы мне этого черныша! — признался Анатолий и начал было рассказывать, но мать, увидев его мокрый комбинезон, потребовала, чтобы он сейчас же переоделся.

— Обед перестоял. Все остыло. Сами виноваты.

Обед прошел весело. Анатолий и Юра в лицах наперебой рассказывали о своих приключениях. Майк был превознесен до небес. Щенку Майку Второму дали понюхать каждую птицу, — Анатолию обязательно хотелось познакомить его со всеми запахами. Долго возились с ним. Кончилось тем, что дядя отобрал птиц и послал щенка на место, сказав, что охотничья собака — это не игрушка.

Потом Анатолий упросил Юру показать ему приемы самбо. Оба увлеклись и занимались минут тридцать. Ольга Петровна смотрела на них неодобрительно.

Уезжая, Юра напомнил Анатолию, что надо поскорее сдать экзамены в ОРУДе. О работе он сообщит, когда окончательно выяснится. Анатолий хотел было поехать с ним, но Ольга Петровна попросила его остаться.

— Уедем поездом в двадцать два сорок. Вот ты приехал, а я тебя почти не вижу.

До десяти часов Анатолий, Ольга Петровна и дядя Коля обсуждали возможные варианты будущей работы Анатолия, потом отправились на станцию.

С этим же поездом в Москву возвращались запоздалые грибники. Под веселые разговоры и шутки грибников счастливый Анатолий незаметно уснул и проснулся, когда поезд стоял уже на залитой электрическим светом платформе московского вокзала.

Глава IX

Мама, папа и Боб

Ни у кого из бывших одноклассников не оказалось нужных Анатолию учебников: давно отдали или затерялись. Радуясь возможности поговорить с Ликой Троицкой и одновременно испытывая неловкость, он позвонил ей. Отозвался мальчишеский голос.

— Это ты, Лунатик? — спросил Анатолий.

— Я, а кто говорит?

— Позови, пожалуйста, Лику.

— А вы кто? — спросил мальчик.

— Марсианин. Звоню с Марса. Зови скорее.

В трубку донеслось: «Лика, тебе с Марса звонят!»

— Я знала, что вы позвоните, — сказала Лика.

У Анатолия перехватило дыхание. Он молчал.

— Я слушаю, слушаю! Позвонили наконец — так говорите. Как вас встретили дома?

— Хорошо встретили… И школьные друзья…

Лика сказала, что книги, нужные Анатолию, у нее найдутся — пусть хоть сейчас приходит за ними.

— Вот хорошо! Ведь через неделю у меня переэкзаменовка по литературе.

— Приходите, жду!

…Дверь Анатолию открыл рослый, упитанный мальчик в очках, лет тринадцати, в коротких вельветовых штанах и курточке с «молниями».

— Лика побежала в магазин. Сказала, чтобы вы подождали. Это вы марсианин?

— Э, да ты почти Шерлок Холмс! Тебя как звать?

— Боб. А вас?

— Анатолий Владимирович Русаков, — отрекомендовался юноша и протянул руку.

Мальчик вяло подал свою — лопаточкой. Анатолий по-дружески крепко сжал ему ладонь. Неожиданно мальчик, как капризная девчонка, завизжал и запрыгал, выдергивая пальцы. Анатолий, удивленный такой изнеженностью, выпустил руку. Боб подул на нее, зло посмотрел на Анатолия и вдруг грубо выругался. Это уж никак не вязалось с обликом благопристойного мальчика.

— А ну зареви или закричи, как Тарзан, — рассердился Анатолий. — Не парень ты, а так… кукла тряпичная.

С губ Боба сорвалась уличная ругань.

Анатолий не оставался в долгу, если его задирали. В колонии он не давал спуску ругателям-хулиганам. Но ведь не поведешь Боба на совет воспитанников? Анатолий усмехнулся, левой рукой схватил Боба за темя, пригнул к полу, а правой звонко шлепнул по заду.