Чингиз Абдуллаев - Плутократы Страница 35

Неизвестен он был только американцам. Достаточно быстро выяснилось, что литовцы представляли интересы Петровского и покупали акции для его агентства. Едва это стало ясно наблюдателям, как акции начали подниматься в цене. В этот день счастливый вице-премьер позвонил Петровскому.

— Как у нас дела? — полюбопытствовал он. — Я прочитал в «Коммерсанте» об удачной покупке литовцев. Говорят, ты сумел купить акций на двадцать пять процентов от общего числа и стал крупнейшим держателем акций после самого Жуковского и наших знакомых из "Мостраста"?

— Стараемся, работаем, — сдержанно отозвался Святослав Олегович. Он понимал, что каждое его слово может быть записано на магнитофон. 

— Не скромничай! — хохотнул вице-премьер. — Ты у нас самый умный. Как твое сердце? Уже не болит? 

— Иногда болит, — соврал Петровский. 

Через три часа после этого разговора позвонил помощник Климентьева и попросил подождать, пока трубку не возьмет Евгений Герасимович. Климентьев поднял трубку почти сразу, словно сидел и ждал, когда его соединят с руководителем «Миллениума».  

— Вы решили сыграть в свою игру? — неприязненным голосом спросил он. — Я вот читаю сегодняшние газеты. Пишут, что вы решили стать крупным акционером Нижнебайкальского комбината. 

— Я действую по нашему плану, — сделал вид, что удивился, Петровский.

 — По какому плану? — не понял Климентьев. — Вы совсем с ума сошли?

 — По нашему плану, — пояснил Святослав Олегович. — Мы с вами решили, что банкротство Нижнебайкальского комбината не в наших с вами интересах и наш литовский филиал передал шесть процентов акций "Мострасту" по вашему указанию… — При этом он успел включить магнитофон, который записывал каждое его слово. 

Но Евгений Герасимович был слишком умным человеком, чтобы попасться на такую уловку. 

— Вы, очевидно, переработали, — сказал он. — Не нужно говорить о таких фантастических проектах. Я не имею никакого отношения ни к вашим акциям, ни к покупкам «Мостраста». Меня интересует лишь одно: почему вы покупаете акции комбината в таком количестве? Они ведь сильно упали в цене. 

"Какой умница, — зло подумал Святослав Олегович. — Даже по правительственному телефону не позволяет себе говорить ничего лишнего". И пояснил:

— Наши финансовые эксперты полагают, что акции комбината могут очень сильно вырасти в цене. Сейчас весь пакет акций стоит не дороже ста миллионов долларов. Но эксперты считают, что реальная цена может быть в три-четыре раза выше. 

— И акции вырастут по вашему желанию? — уточнил Климентьев.

 — Нет. Но они могут вырасти, когда произойдет некоторая стабилизация на комбинате.

 — Поэтому вы так стараетесь, — понял Евгений Герасимович. — В таком случае не буду вам больше досаждать. Работайте. У нас рыночные отношения и каждый имеет право покупать акции любых компаний. — Последнюю фразу он произнес специально на случай, если их записывают или если это делает даже сам Петровский. 

Они попрощались, положили трубки. Климентьев остался доволен содержанием разговора. В свою очередь Святослав Олегович также не пожалел о том, что запись у него почему-то не получилась. Зато вместо компромата на Климентьева он получил мощного союзника, который будет ему помогать, исходя из собственных интересов.

 Еще через час позвонил из Лондона Жуковский.

 — Мне трудно понять, что там у вас происходит, — признался он. — С одной стороны, акции упали до немыслимого предела, почти в три раза. А с другой стороны, вчерашнее известие о покупке пакета акций литовцами сразу подняло их номинал. И хотя акции выросли ненамного, я полагаю, что это связано и с вашей деятельностью. Вернее, с деятельностью вашего агентства. 

— Я тоже так думаю, — подтвердил Петровский. — По-моему, нам нужно увидеться. 

— Вы прилетите в Лондон? — спросил Глеб Моисеевич. 

— Нет. Давайте встретимся в другом месте. 

— Только не уговаривайте меня прилететь в Москву, — усмехнулся Жуковский. — Или вы полагаете, что наша встреча может состояться в Первопрестольной? 

— Нет, но лучше где-нибудь поближе в Европе. Например, в Берлине или в Вене. Чтобы мне не лететь далеко до Лондона, — Петровский надеялся, что его собеседник поймет, о чем на самом деле он говорит, однако на всякий случай добавил: — У вас там неустойчивая погода. 

Жуковский все понял. 

— У вас остался телефон, который я посылал вам в больницу? — быстро спросил он. 

— Конечно, — улыбнулся Святослав Олегович. Как же приятно разговаривать с умными людьми! 

— Сейчас я вам перезвоню, — И Глеб Моисеевич отключился. 

Его телефон лежал на столе Петровского. Посмотрев на него, Святослав Олегович решил, что никто не сможет подключиться к нему в течение нескольких секунд. И даже выяснить, откуда звонят. 

При первом же звуке аппарата он включил его. 

— Прага, отель «Савой». Завтра вечером в десять, — и Жуковский сразу же отключился. 

Святослав Олегович усмехнулся. Кажется, в этот раз Климентьев не получит копии их разговора. Хотя ничего нельзя гарантировать. Он вызвал секретаря и попросил заказать ему билет на завтрашний рейс в Берлин. Затем призвал к себе Бубенцова и вышел с ним в коридор. 

— Сегодня полетишь в Берлин, — приказал он. — Там возьмешь мне билет на завтрашний дневной поезд в Прагу. Первый класс. Все понял? 

— Сделаю, — кивнул Паша. 

— И себе тоже, — вспомнил Петровский. — Плати только наличными, даже не доставай своей кредитной карточки. 

— Ясно. 

Петровский отпустил Бубенцова, вернулся в кабинет, и почти тут же Инна доложила, что в приемной ждет  Бронштейн. Святослав Олегович усмехнулся. Он знал, почему его советник так настойчиво добивается приема. Поэтому, включив легкую музыку для придания разговору нужного настроения, разрешил Бронштейну войти. 

Леонид Исаакович был мрачен. За несколько недель, прошедших после его поездки в Лондон, все сильно изменилось. Он так и не получил причитающихся ему двух процентов акций. И не мог их получить. Фирма "Вымпел", куда они должны были быть переведены, не функционировала уже больше месяца. Налоговая полиция, проверив деятельность компании «Вымпел», не только закрыла все ее счета, но и предъявила ей целый букет обвинений, от неуплаты налогов до мошенничества. 

Бронштейн пытался вмешаться, помочь, но ему быстро объяснили, что никто из налоговых полицейских не возьмет денег, так как заказ на ревизию деятельности «Вымпела» спущен с самого верха. И Леонид Исаакович понял, что нарушил правила игры. Он был обязан выполнить поручение Петровского и не думать о собственных доходах. Но, рискнув при этом устроить себе почти шесть миллионов долларов, просчитался. Компанию его племянника, которая должна была заплатить за акции, не только замучили проверками — ее финансовую деятельность вообще приостановили. Бронштейну понадобился целый месяц, чтобы все это увязать и сообразить, почему так произошло. И теперь он явился к патрону с предложением о капитуляции. 

— Я хотел извиниться, — начал Леонид Исаакович, тяжело вздохнув и приглаживая вьющиеся светло-каштановые волосы. Его мясистые щеки виновато свисали по обе стороны лица. Сейчас он был похож на породистую собаку выражающую хозяину преданность. 

— Извиниться? — удивился Петровский. — О чем вы говорите, дорогой Леонид Исаакович? Или вы сделали что-то недостойное? 

— Кажется, я допустил непростительную ошибку, — признался Бронштейн. 

— В каком смысле? — продолжал наигранно изумляться Святослав Олегович. — О чем вы говорите? Я вас не понимаю. 

— Вы все понимаете, — еще раз тяжело вздохнул Леонид Исаакович. — Мне казалось, что здесь уже можно применять определенные правила, давно утвердившиеся в рамках цивилизации. Во всем мире лоббистская и посредническая деятельность оплачивается. И никто не видит в этом ничего зазорного. Но мы живем по особым понятиям. И мне кажется, что вы немного обиделись на меня, когда я решил заработать несколько миллионов долларов. 

— Несколько? — усмехнулся Петровский. — Кажется, речь шла о шести миллионах. Зарплата честного служащего, как говорил Бендер. 

— Сейчас они не стоят и двух, — вздохнул Бронштейн. 

— Да, акции упали в цене, — любезно подтвердил Святослав Олегович. — Видите, как все удачно получилось. Вы не успели взять ваши акции, как они подешевели почти втрое. 

— Я совершил ошибку, — снова повторил Леонид Исаакович, — и понимаю, что был не прав. Если вы сочтете возможным снова мне доверять, я постараюсь ее исправить. 

— Каким образом? — весело посмотрел на него Петровский. — В следующий раз вы попросите себе три процента или четыре? Или десять? Как я могу вам доверять после того, как вы попытались украсть у меня шесть миллионов долларов? Уже не говоря о том, что во всем цивилизованном мире не любят, когда служащие компании залезают в карманы собственного учреждения? Или в Америке другие законы?