Сергей Белошников - Полнолуние Страница 36

Чудовище сунулось зубастым рылом в высокие заросли прибрежной осоки и замерло, закрыв полупрозрачными перепонками круглые немигающие глаза. И сразу же тело водяного монстра начало неуловимо меняться, возвращаясь к человеческому облику. Облику, но не сознанию: человек по-прежнему был в безраздельной власти чужого Разума.

Наконец, когда обратное морфирование закончилось, обнаженный человек шатаясь, с трудом поднялся на ноги. В голове у него раздавался неумолкающий тонкий звон. Перед сощуренными от боли глазами плыли смутные, неразличимые тени. Размытые силуэты деревьев двоились, и троились, и, казалось, сильно раскачивались. Глухо застонав, человек плотно прижал руки к ушам. Вскрикнув от боли, отдернул их и посмотрел на ладони: они были в крови. Он догадывался, что чуть было не погиб; он чувствовал, что – проведи он еще немного времени под водой без сознания – это непременно бы случилось. Что-то нарушилось в его организме: человек с трудом, прерывисто дышал. Каждый вдох давался ему с трудом – болела грудь, ломило спину. А при выдохе в уголках его рта пузырилась розовая от крови слюна. Это тоже сказывались последствия подводного взрыва.

И тогда, подчиняясь все тому же неведомому чужому инстинкту, человек на непослушных, подгибающихся ногах побрел в сторону леса, черной стеной стоявшего рядом с озером.

Он уже ничего не помнил – ни своей подводной атаки, ни тех, на кого он охотился, ни взрыва. Ничего. В памяти, как обычно это и бывало, образовался провал. Но человек смутно осознавал, что чуть не погиб. Почему – он не знал, да это и не было важно. Важно было другое – что он остался жив.

По дороге к лесу человек почувствовал знакомый запах. Тогда он наклонился и на ощупь сгреб в охапку свою одежду – сделать это его тоже заставило неосознанное чувство скрытой опасности: одежду оставлять было никак нельзя. Войдя в лес, человек стал продираться, постанывая, сквозь непролазную чащобу. Он не видел и не осознавал, куда и зачем идет. Но идти было надо. Ветки деревьев хлестали его по лицу, царапали обнаженное тело. Так продолжалось довольно долго, пока силы человека окончательно не иссякли.

Человек сейчас не мог сообразить, что всего в пяти минутах ходьбы находился его дом. Но он не смог дойти до него. Последним движением он шагнул вперед, забрался в непролазные кусты бузины и рухнул в густую влажную траву, снова потеряв сознание.

Но и тогда чужой Разум, засевший в мозгу человека, продолжал упорную и незримую работу по регенерации его поврежденного организма. На руках потерявшего сознание человека стала медленно прорастать густая шерсть, а сами пальцы стали меняться, расти в ширину и утолщаться в суставах. Ногти человека начали удлиняться и превращаться в острые когти.

Глава 21. СТАСЯ

Честно говоря, я пошла не потому, что мне так уж хотелось сегодня оттянуться, а скорее из чувства долга.

Ведь ребята приехали именно ко мне. И по моему приглашению. К тому же мы так давно планировали эту вылазку. Поэтому я сказала маме, что ухожу, придумав благовидный и невинный предлог: наплела ей, что схожу на часок к подружке Вере, живущей не очень далеко от нас. Возьму журнал, который она мне привезла из Москвы. И через пару минут я уже шагала по ярко освещенной фонарями улице поселка, направляясь в сторону Марьина озера. Я бросила взгляд на наручные часы: начало десятого. М-да. Не шибко рано я освободилась. Ну ладно – лучше поздно, чем никогда.

Я вышла на окраину поселка и свернула на хорошо знакомую тропинку, самым коротким путем ведущую к Марьину озеру. Включила прихваченный в прихожей японский фонарик – мощный, работающий на аккумуляторах – и бодро затопала вперед. Пятно яркого желтого света плясало передо мной по утоптанной, усыпанной сосновыми иглами тропинке, выхватывая из темноты выступающие из земли мощные корни сосен, которые ее пересекали. В луче света вспыхивающими искорками суматошно роились мелкие ночные бабочки. Над верхушками деревьев, плотно стоявших по обеим сторонам тропинки, словно сопровождая меня, неспешно плыла круглая улыбающаяся луна. Чуть слышно прошелестел в кронах сосен легкий прохладный ветерок. И сразу же стих. Потом откуда-то сбоку до меня донеслось короткое хлопанье крыльев и странный, приглушенный, но в то же время какой-то испуганный крик ночной птицы.

И сразу же резко оборвался.

Внезапно мне стало как-то не по себе: ни с того ни с сего я почувствовала непонятное беспокойство. Я внезапно ощутила, как по спине пробежала дрожь. Слух у меня как-то сразу обострился, утончился, различая теперь самые легкие, но от этого не менее таинственные ночные шорохи.

Опять коротко крикнула невидимая птица.

Я резко остановилась.

И в этот самый момент мне вдруг показалось, что из чащи леса, справа, как раз откуда послышался крик птицы, на меня кто-то внимательно смотрит.

Господи!

В груди у меня похолодело, а во рту сразу пересохло. И я, с трудом сдерживая уже готовый вырваться крик, быстро повернулась и направила луч фонарика в сторону от тропинки – туда, где, как мне казалось, затаилось это неведомое и ужасное нечто. Но кусты там стояли сплошной неподвижной стеной, и, даже если за ними кто-то притаился, я не смогла бы его увидеть: мощности фонаря не хватало, чтобы пробить лучом эту плотную застывшую массу листьев. Я, чуть помедлив, повела фонариком вокруг себя. Он чуть дрожал в моей руке. А еще бы ему не дрожать!.. Я вгляделась в темноту. Желтоватый луч света высветил такие же замершие неподвижно кусты, корявые стволы деревьев, серебристую от росы высокую траву и уходящую назад, к поселку, узкую тропинку.

Никого и ничего не было видно.

Тени вокруг меня медленно сгустились. Я подняла голову: на круглую холодную луну медленно наползло полупрозрачное облако и почти скрыло ее из виду.

Я попятилась, развернулась и быстро пошла, почти побежала в сторону озера. У меня возникло непонятное убеждение, что некто, чей тяжелый и пристальный взгляд из темноты я только что почувствовала, не только следит, но и следует за мной, перемещаясь в лесу параллельно тропинке. И следует он – или оно – совсем недалеко от нее. И, возможно, с каждой секундой все приближаясь к тропинке, а значит – и ко мне. Умом-то я понимала, что все это не более чем ночные иррациональные страхи, атавистическая боязнь перед первобытно сумрачным и от этого кажущимся очень и очень враждебным лесом. Возможно, подсознательно на появление этого страха повлияло и вчерашнее убийство, о котором я почти забыла. Забыть-то забыла, но тревожное состояние внутри меня наверняка оставалось, лишь притихнув на время. И я ничего не могла с собой поделать: ощущение того, что меня кто-то преследует, было сильнее любых доводов разума.

Вдруг мне стало до чертиков страшно.

И тогда я, плюнув на все – на гордость, на доводы разума, на пресловутую, не зря приписываемую всем нам, Бутурлиным, смелость, – уже не оглядываясь, что было сил припустилась по тропинке. Как кошка, за которой гонится дворняга. К тому же мне казалось, что если я хоть раз обернусь, то увижу такое, отчего у меня сразу же разорвется сердце; сердце, которое и так от страха колотилось в груди, как сумасшедшее.

Поэтому-то я и бежала.

Я абсолютно потеряла счет времени, но судя по тому, что скоро из темноты до меня донеслись громкие звуки музыки – "Иглс" во всю наяривали свой бессмертный "Отель "Калифорния", – а потом и пьяные голоса, веселый смех, – я неслась по тропинке недолго. На меня дохнуло влажной сыростью – озеро было уже буквально в двух шагах.

Я пробежала еще совсем немного, тропинка резко свернула к берегу, и я наконец остановилась, тяжело дыша. Но при этом почувствовала невероятное облегчение – я невредимой выбралась из леса.

И сразу все мои страхи как рукой сняло.

На полянке у самой воды стояла большая шестиместная палатка, освещенная изнутри лампой. Возле палатки вовсю полыхал костер и виднелись черные на фоне пламени силуэты людей: яркий огонь делал ночь еще темнее. На траве и кустах плясали вытянутые огромные тени. Донельзя аппетитно пахло шашлыками: сбоку от костра над мангалом – продолговатой ямкой, вырытой в земле и заполненной раскаленными углями, над которыми на камнях висели шампуры с нанизанными на них кусками мяса, помидоров и кольцами лука, – витал просто потрясающий аромат. Я сразу почувствовала голод. И судя по всему, шашлык был уже на подходе. Над шампурами, сбрызгивая их белым вином и размахивая полотенцем, колдовал Мишаня, одновременно отгоняя оголодавший народ, который, постанывая от нетерпения, стаей голодных троглодитов окружил мангал со всех сторон. Наверное поэтому никто и не заметил, как я появилась возле костра.

– Привет, а вот наконец и я! – громко, запыхавшимся голосом сказала я, выходя из темноты.