Владимир Царицын - Осенний лист, или Зачем бомжу деньги Страница 38

— Ну и молодец, что приехала, — сказал он, поднимаясь и привлекая Надю к себе и щекоча её маленькое ухо рыжими колючими усищами, — я соскучился страшно. Не представлял, что мне тут одному целых три дня делать? С ума сойти можно от одиночества и безделья. Праздник этот дурацкий придумали — День народного единства, годовщина изгнания из Москвы польских интервентов. Кстати сказать, триста девяносто третья. Непонятно, как этот праздник отмечать? Думал, может, девчонок каких из фирмы по интимным услугам вызвонить? Может, у них полячки найдутся?

Надя хмыкнула, поняв, что Гоша пытается отвлечь её от грустных мыслей, развеселить. Но получилось у него это несколько неуклюже, даже грубовато. Впрочем, Надя давно привыкла к его ментовскому юмору и не обижалась.

— И что, не вызвонил? — усмехнулась она.

— Так лучше тебя мне всё равно не найти. Нет таких ни одной. На всём белом свете.

Вдруг Надя принюхалась и наморщила носик:

— Ты что, мусор забыл вынести?

— Это… Я мусор вынес. Утром ещё.

— А чем так… пахнет? Накурено, и мусором каким-то…

— Я сам — мусор, — пошутил Мотовило, — тут, видишь какое дело, родная… У нас… э-э-э, в некотором роде, тоже полна изба народу…

— Не поняла.

Надя решительно встала и прошла через зал в спальню. Убедившись, что ни в зале, ни в супружеской опочивальне никого нет, вернулась в прихожую.

— Они там, — Мотовило сделал страшное лицо и указал пальцем на закрытую дверь в кухню.

— Проголодались? — с иронией в голосе произнесла Надя и открыла дверь.

Сидящие за кухонным столом Окрошка и Альфред поднялись. Вернее, встал Альфред, а Окрошка только попытался, но не смог, он был уже изрядно пьян, а костыли стояли в углу, за спиной, но он не мог вспомнить, куда их поставил.

— Здравствуйте, — поздоровалась Надя.

Окрошка икнул и судорожно кивнул головой:

— Здрасьте.

— Добрый вечер, — поздоровался Альфред, смущённо улыбаясь, и вдруг замер, улыбка сползла с его губ, а смущённость сменилась растерянностью. — Наденька?

— Альфред… Аркадьевич? — Надя тоже растерялась.

— Э, да я вижу, вы знакомы, — удивлённо произнёс Мотовило.

Надя покраснела и сказала Георгию, словно оправдываясь:

— Альфред Аркадьевич работал на «Искре»…

— Он и сейчас там… в некотором смысле, работает, — Мотовило подошёл к столу, и, взяв свою рюмку, залпом выпил, — а когда он там работал в прямом смысле, у вас, естественно, был роман.

— Нет! — ответила Надя излишне поспешно, — Никакого романа между мной и Альфредом Аркадьевичем не было.

— Честное слово, Георгий Иванович, — поддержал Надю Альфред, — не было. Ничего такого не было.

— А эдакого?

— Да вообще ничего! — воскликнул Альфред с жаром и тут же осёкся, натолкнувшись на напряжённый, но слегка насмешливый взгляд серых Наденькиных очей.

— Да ладно, неважно, — сказал Мотовило, — было, не было. Если и было, то давно, — и подумал про себя: «Впрочем, я и сам знаю, что ничего эдакого не было. Чай, девицей Наденьку взял».

И ещё одна тревожная мысль пришла в его голову: «Лишь бы сейчас ничего неожиданного не приключилось, не вспыхнуло бы чего между ними. Искра какая-нибудь. Не вспомнилось бы старое увлечение!».

А вслух майор сказал:

— Помнишь, родная, я рассказывал тебе грустную историю о человеке, которому изменила жена, и он стал бомжом? Сидоров такой, помнишь?

— Помню, — ответила Надя.

— А Альфред Аркадьевич именно тот герой-любовник, из-за которого всё это и произошло. Потом он, Альфред твой… Аркадьевич, стал её мужем. Гражданским. Недавно Екатерину Сидорову убили пархомовские бандиты. Я тебе про это убийство тоже рассказывал. Сидоров и Альфред хотят Пархому отомстить. Поэтому они пришли ко мне, и я им собираюсь помочь.

Надя с тревогой взглянула на мужа, потом перевела взгляд на Окрошку.

— А этот человек и есть Сидоров?

Окрошка вспомнил о костыле, вытащил его из угла и поднялся.

— Меня звать Окрошкой… Нет, — одноногий бродяга на мгновение замолчал, вспоминая настоящее имя, — Петром меня звать. Петром Васильевичем. А фамилия моя Грохотов. А Сидоров Ляксей Ляксеич — он наш старшой. Ляксеич — голова! Он ушёл ненадолго, но скоро вернётся. Он недалеко здесь, в двух кварталах. В гостинице. К тестю своему пошёл. Вот придёт, и мы с ним отправимся Пархома мочить. В сортире.

— В каком сортире? — спросила Надежда.

— А не важно, в каком. В каком поймаем, в том и замочим! Вы, дамочка, мою фамилию запомнили? Грохотов. Скоро она прогрохочет на весь этот город! — с пафосом скаламбурил Окрошка.

И вдруг прогрохотал взрыв. Где-то недалеко. В двух кварталах от того места, где они разговаривали.

— Граната, похоже, — сказал Мотовило.

— Здорово, Мрак. Спишь?

— Никак нет, — по-военному ответил полковник Мараков, стирая с лица остатки сна и выбираясь из-под тёплого одеяла, — работаю. Дел накопилось — масса. Дня не хватает.

— Работаешь с бумагами? — хохотнул Пархом.

Полковничья жена Елизавета Елисеевна, дама неопределённого возраста, обладающая невыразительной внешностью, при наличии довольно внушительных, под стать супругу, габаритов, которую тоже разбудил поздний звонок, злобно сверкнула на мужа глазами из-под тяжёлых припухших век и выключила ночник.

— В кабинет свой иди разговаривать. Ни днём, ни ночью… — сиплым со сна голосом проворчала она.

Полковник прикрыл трубку огромной ладонью, чтобы собеседник ничего не услышал, и огрызнулся:

— Да пошла ты на хер, корова старая.

Нащупав в темноте тапочки, он сунул в них ноги, и, тяжело ступая, так что зазвякали пузырьки и баночки жёниной косметики, стоящие на красном итальянском комоде, пошёл на кухню. Даже толстый иранский ковёр не смог заглушить или смягчить грозную поступь начальника городской милиции.

— Что у тебя в городе творится, Мрак? — спрашивал Пархом. — Беспредел, твою мать!

— А что такое? Всё спокойно. Мне не звонили…

— Я звоню! Не звонили ему… Понаехали, понимаешь, разные придурки из Сибири. С гранатами. Пользоваться не умеют, а везут зачем-то. Вот, доигрались. Полгостиницы взорвали к чёртовой матери. Такая хорошая гостиница была. Недавно капитальный ремонт провели. Я деньги давал. Теперь по-новой ремонтировать… И зачем этим уродам гранаты понадобились? Не иначе, как разборки в нефтяном бизнесе учинять собирались. Нет, чтобы у себя, в Сибири, гангстерские войны устраивать, в Европу едут.

— Какие придурки? Какая гостиница? Я не слышал ничего.

— Да где тебе, блин, услышать? На другом конце города, да за тройным стеклопакетом… Короче, в апартаментах Самсонова взорвалась граната. Случайно взорвалась, но конкретно. Понял меня?

— Так точно.

— МЧС, пожарные и дежурные менты из районного отделения, наверное, там уже. Надо бы всё это тебе под свой личный контроль взять. Моя версия взрыва понятна?

— Так точно.

— А ежели не нравится чем, свою придумывай. Но чтобы обо мне — ни-ни. Ни в прессе, ни… Нигде!

— По поводу прессы не ко мне, — буркнул Мараков. — Это к губернатору.

— Сам знаю, что к губернатору. Но губернатор у нас где?

«В Караганде», — завертелась у Маракова на языке дурацкая шутка, он чуть не хмыкнул, но собрался и заученно ответил:

— Господин губернатор у нас, в настоящий момент, находится в загородном доме, пишет мемуары о голодном военном детстве и о трудовых подвигах на коммунистических новостройках. Он давно никаких вопросов не решает, потому как крайне немощен физически.

— И умственно, — добавил Пархом. — А потому прессу курирует наш многоуважаемый мэр… Ладно, я мэру утром позвоню. Он сегодня после презентации дома для старпёров в сауну с блядями закатился. Сейчас, небось, бухой и ни хрена не соображает. Малюту с собой звал, он у меня отпроситься хотел. Да я нашему прокурору кайф обломал. Ха-ха! Малюта расстроился, он до шлюх охоч. Тебя, небось, мэр тоже звал?

— Звал. Но мне, Максим Игоревич, некогда эдаким способом прохлаждаться. Но… Максим Игоревич…

— Вас ист дас?

— Утром поздно будет. Газетчики ведь не спят. Они уже там. А в утреннем номере…

— Ладно. Сейчас разговор с тобой закончу, мэру брякну. Пусть его реанимируют. Слушай, Мрак, ты, это…

— Что?

— Терроризм в это дело не тягай. Террористы — это чеченцы, всякий дурак так считает. А у меня в охране русских не очень много. Понял?

— Понял. Я всё прекрасно понял. Но…

— Что значит «но»? Ты ещё «но» говоришь? Мрак, ты что, оборзел?

— Ну, что вы, Максим Игоревич?! Я всегда внимателен к вашим советам и пожеланиям.

— Так в чём дело? Что за «но» такое?

— Сложно будет. Стреляли-то из гранатомёта?

— И что?

— Выстрел из гранатомёта немного отличается от случайного взрыва гранаты. Следы остались. Да и свидетели наверняка имеются. Гостиница — место оживлённое…