Вячеслав Денисов - Главный фигурант Страница 39

Вид переведенного из колонии для «смертников» был ужасен. От ноздрей до нагрудных карманов камуфлированной формы он был залит кровью, глаза его светились непроходящим страхом, и теперь он, вызывая неоднозначные чувства у коллег, сучил ногами по половой плитке. Брючины его были сыры, и он, отталкиваясь ногами, описывал ровную дугу, обозначенную влажным следом.

Когда стало ясно, что первая медицинская помощь не так уж необходима и в большей степени сержант нуждается в участии не хирурга, а психиатра, трое надзирателей обратили свое внимание к узнику.

– Я не знаю, как в Оренбургской и Вологодской области, а тут... – и один из них обрушил на лежащего на полу Разбоева всю мощь своих ног.

Недолго думая, к нему присоединились остальные.

Разбоева пинали до тех пор, пока на этаж не поднялся тюремный врач. Осмотрев шею надзирателя, он велел поднять его и отвести в лазарет, и лицо его посуровело лишь тогда, когда он склонился над арестантом.

– Ты! – указал он крючковатым пальцем, желтым от йода и другой лечебной химии, на сержанта, попавшегося ему на глаза первым. – Доложить начальнику караула! Я удивляюсь, почему его до сих пор здесь нет! А вы поднимайте тело и тащите в лазарет! И быстро, пока еще есть хоть какая-то надежда...

Через полчаса подозреваемый Разбоев под конвоем был доставлен в окружную гражданскую больницу, где спустя всего пять минут после осмотра он был ввезен санитарами в операционный блок.

Когда Кряжин с Сидельниковым вернулись в кабинет, стрелки на часах показывали, что отсутствовали они всего четырнадцать минут.

Шустин уныло сидел перед телевизором и, едва в кабинете послышался голос советника, встал со стула. Настроен он был решительно и категорично.

– Полагаю, что вы не имеете пг’ава меня более задег’живать, – объявил он. – Вы наг’ушаете мои конституционные пг’ава. Я все понимаю, но, если вы имеете что-то в отношении меня по этому злосчастному событию на Знаменке, пг’ошу вас г’уководствоваться законодательством. Я уже не в состоянии следовать за вами и исполнять ваши пг’ихоти.

– Вот оно как? – искренне удивился Кряжин. Задумчиво сунул в зубы сигаретный фильтр и повращал им меж губ, словно собирался курить папиросу. – А если я вас не отпущу?

– Я найду кабинет, где ваш начальник сливает свой гнев на головы подчиненных! Я буду жаловаться вашему начальнику.

– На предмет чего? – еще сильнее удивился советник.

– Вы незаконно лишили меня свободы.

– А кто сможет это подтвердить? – спросил Кряжин, и – щелк! – над зажигалкой зародился язычок пламени. – Завтра утром я выпишу ходатайство перед судом о водворении вас под стражу, и время задержания установлю для судьи совершенно четко – девять утра двадцать шестого декабря. Это тоже завтра, если вы плутаете во времени.

Сидельникову надоело слушать этот беспредметный разговор. Отодвинув со скрипом кресло, он вышел из-за спины следователя.

– К чему этот базар? – не стесняясь, спросил он, беря Шустина одной рукой за пояс брюк, а второй за воротник с кельтскими узорами. – Зачем философия? – и он понес журналиста в коридор.

– Ты куда? – поинтересовался Кряжин.

– Мы скоро придем, – ответил Сидельников и, выпустив из руки воротник, прикрыл за собой дверь.

Туалет был прямо по коридору за последней дверью. Первое время, останавливаясь перед спаренным помещением и разглядывая фигурки людей на табличках, капитан терялся. Фигурки были очень похожими, короткую юбку на сигнатуре можно было запросто принять за мужские семейные трусы, а шляпу на голове – за женскую. Теперь он знал наверняка, что мужики на Большой Дмитровке ходят всегда налево. Писсуары расположены именно там.

Ближайший из них и требовался сыщику. Воротник репортера он не держал в руке уже давно, но пояс держал крепко, и чуть выше того уровня, которое требовалось для Степана Максимовича для бега на носках. А потому получилось, что в туалет он почти влетел.

– Вот тот кабинет, где начальник Кряжина сливает свой гнев! – И Шустин больно стукнулся лбом о холодный белоснежный кафель.

В первые секунды репортер услышал гул водопада, но потом звук пропал. Уши его были полны ледяной воды, и слух восстановился лишь после того, как он вновь занял вертикальное положение.

– Если ты еще раз пикнешь о своем ущемленном положении, тебе грозит пневмония, – пообещал капитан. – Мы будем приходить сюда каждый вечер.

Глаза журналиста яростно сверкали. Такого унижения он не испытывал никогда в жизни. Даже когда его били битами, он знал – за дело. Хотя и плохо сделанное. Теперь же его искупали в писсуаре Генеральной прокуратуры.

– Вы поплатитесь за это!.. – зловеще заверещал он. – Вы в сговоре!.. И я докажу это вашему г’уководству! Ничего-о-о-о!.. Не таких садили! А ту иг’гу в хорошего и плохого полицейского я знаю наизусть! – он махнул потяжелевшим от воды рукавом свитера и хищно оскалился. – Теперь, очевидно, я должен поплакаться в жилетку следователю, чтобы он предложил мне условия сделки?! И что я должен сделать? Признаться в соучастии на Знаменке?! Чег’та с два! Я посажу вас, негодяи!..

– Ты перепутал! – взорвался Сидельников, хватая Шустина за воротник и вновь сгибая пополам. – Хороший полицейский – это я!

Когда они вернулись и глаза за очками репортера уже не пылали бешеным огнем, Кряжин сидел перед мешками и, хитро улыбаясь... да, конечно, курил. Вещдоки были разложены по полу в шесть рядов – по количеству выемок, и опись, лежащая на них, свидетельствовала – труды советника вознаграждены.

– Господин капитан, – молвил Кряжин. – Я нашел.

Не дожидаясь реакции муровца, он выбрал из второго ряда маленький невесомый пакетик и бросил его к ногам капитана. Не успел он нагнуться, как первым оказался репортер: сложившись пополам – казалось, он уже достаточно для того размялся, – он подхватил с пола пакет и выставил его перед своими очками.

– Окуг’ок... – прошептал он.

– Да, Степан Максимович. Окурок сигареты «Winston Light», который мы с вами так отчаянно искали. Окурок, который едва не поставил меня в неудобное положение перед законом. Опечатанный печатью Вагайцева номер восемь с закорючками понятых. Этот мерзкий пакет завалился за ножку моего сейфа! И все это время он был в кабинете.

– Поздравляю, – пробасил капитан и уселся перед телевизором.

– Вы решили умыться на ночь? – осведомился советник, обращаясь к журналисту. – А как же помятый вид для создания наиболее реальной картины тоски по воле перед начальником Следственного управления?

Шустин не ответил. Он подошел к «своим» стульям и демонстративно улегся на них спиной к присутствующим.

– Устал, – не глядя, объяснил Сидельников.

На исходе шестого часа утра двадцать шестого декабря сотрудники наружного наблюдения «взяли» объект на Измайловском проспекте. Воровато оглядываясь, Олюнин пробирался по темной стороне улицы, не доходя нескольких сот метров до свертка на пустыре. В руке его был полиэтиленовый пакет, в котором явственно даже для такого времени суток проглядывали очертания бутылки и еще что-то, имеющее менее откровенные формы.

– «Гнездо», я – Третий, – произнес в микрофон, закрепленный под ухом, второй член экипажа машины.

– На связи, – отчетливо услышал он в наушник.

– Мы взяли объект. Движется вдоль четной стороны домов проспекта.

– Сориентируй по местности, – велел руководитель группы.

– Киоск на пересечении с Одиннадцатой Парковой. Черт!.. Кажется, он тоже нас «взял»...

– «Уроните» [7] его. Сейчас! Его берет в работу Пятый.

– Я – Пятый, – раздалось в наушнике в тот момент, когда старший группы, указав напарнику в ближайшую подворотню, уже не видел перед собой ни проспект, ни участившего шаг Олюнина. – Объект в работе...

Глава четырнадцатая

– ...я веду его. Он свернул в проулок за киоском по продаже сигарет. «Гнездо», впереди пустырь, освещение – ноль. Объект движется к самостийным постройкам лиц без регистрации. Еще пять минут, и движение будет невозможно.

– Я слышу тебя, Пятый, слышу...

Через минуту в наушнике пятого экипажа подразделения наружного наблюдения раздалось:

– Найди белый «мини-вэн». Между вами нет связи.

Старший оглянулся и тут же различил среди слабого уличного освещения выезжающую из-за поворота «Хонду».

– Я их вижу.

– Оставь объект МУРу и уходи.

Не барское это дело – вмешиваться в силовые захваты. Интеллектуалы рук не пачкают – не вписано в функциональные обязанности. Но смотреть на это удовольствие как на результат профессионально выполненной работы не запретит ни один приказ. Развернув машину гораздо медленнее, чем мог это сделать, водитель черного старого «БМВ», под мятым капотом которого прятался трехлитровый форсированный двигатель, посмотрел сам и дал такую возможность старшему.

Из белой «девятки», безжалостно отбросив вперед дверцы, выскочили трое. Заметив такое не свойственное тихой теплой зимней ночи уличное движение, «объект» принял старт с упора согнувшись и с десяток метров несся по проулку, забыв о состоянии собственного здоровья. Слева от него стоял гараж с надписью: «Убрать до 12.03.84 г.! Адм.», слева – глубокий ров, на дно которого весной безымянной строительной организацией были уложены трубы, а на их сварку осенью не хватило времени. Бросив пакет, Олюнин круто развернулся и побежал прямо на атакующих. Не ожидавшие маневра оперативники на какое-то мгновение замешкались, и этого времени Мише-Федулу хватило, чтобы проскользнуть меж двумя из них, как между Сциллой и Харибдой.