Уилбур Смит - Те, кто в опасности Страница 4

— Как ваша простуда, Агата? Сегодня вы не так хрипите, как вчера.

— Мне гораздо лучше, миссис Бэннок. Спасибо за заботу.

Вот за что ее любят работники — за заботу, пока кто-нибудь не ошибется. Тогда она безжалостно увольняет. Хейзел закончила разговор с Агатой и сверила часы с циферблатом на стене. На борту «Влюбленного дельфина» то же самое время. Хейзел не нравилось, как Генри назвал их яхту, и она всегда называла ее просто «Дельфин». Из уважения к памяти мужа она не могла переименовать ее; к тому же Генри заверял, что сделать это значило бы навлечь на себя невезение. Название — единственное, что не устраивало Хейзел на судне: 125 метров самой сибаритской роскоши, двенадцать гостевых кают и просторные апартаменты владельца. Столовая и другие помещения украшены многоцветными фресками работы модных современных художников. Четыре мощных двигателя позволяют яхте пересечь Атлантический океан за шесть дней. Яхта оборудована всеми последними достижениями навигационной техники и электронных средств связи; игрушки на борту Хейзел способны изумить даже самых привередливых и избалованных гостей. Хейзел набрала номер капитанского мостика, и ей ответили еще до второго гудка.

— «Влюбленный дельфин». Мостик.

Она узнала калифорнийский акцент.

— Мистер Джетсон?

Старший помощник. Как только он понял, кто звонит, его голос исполнился почтения.

— Добрый день, миссис Бэннок.

— Можно поговорить с капитаном Франклином?

— Конечно, миссис Бэннок. Он рядом со мной. Передаю трубку.

Джек Франклин поздоровался, и Хейзел сразу спросила:

— Все в порядке, капитан?

— Да, миссис Бэннок, — заверил он.

— Где вы сейчас?

Франклин прочел координаты на мониторе данных со спутника, потом быстро перевел их в более понятную форму:

— Мы в ста сорока шести морских милях к юго-востоку от Мадагаскара, идем курсом на остров Маэ Сейшельского архипелага. Ожидаемое время прибытия на Маэ — в полдень в четверг.

— Вы сильно продвинулись, капитан Франклин, — сказала Хейзел. — Моя дочь с вами на мостике?

— Боюсь, что нет, миссис Бэннок. Мисс Бэннок рано ушла к себе и попросила подать ужин в вашу каюту. Прошу прощения, я хотел сказать, в ее каюту.

Когда миссис Бэннок не на борту, дочери позволено занимать ее апартаменты. Франклин всегда считал, что картин Гогена и Моне и люстры работы Лалика[11] многовато для невоспитанного подростка, девчонки, считающей себя не менее важной персоной, чем ее знаменитая мать. Увы, красивая, но неприятная маленькая стервоза была единственной слабостью Хейзел Бэннок.

— Пожалуйста, соедините меня с ней, — велела Хейзел Бэннок.

— Конечно, миссис Бэннок.

Она услышала щелчок. Линия отключилась, потом вновь ожила, послышался гудок. Хейзел ждала двадцать гудков, прежде чем трубку подняли. Она узнала голос дочери.

— В чем дело? Я приказала меня не тревожить.

— Кайла, малышка!

— Ой, мамочка! Как приятно слышать твой голос. Весь день жду твоего звонка. Уже подумала, что ты меня больше не любишь.

Радость была искренней, и сердце Хейзел сжалось от материнской любви.

— Я была ужасно занята, дорогая. Здесь столько всего происходит!

Кайла выглядит безупречно:[12] Хейзел выбрала для дочери очень подходящее имя. Ей всегда казалось, что кожа у Кайлы из прозрачного белого нефрита, под которым пульсирует и светится молодая кровь. Глаза у нее светлее и в них больше небесной голубизны, чем в глазах Хейзел. Там словно отражается чистота сознания и души. В девятнадцать лет это женщина, балансирующая на краю, но все еще нетронутая, девственная, совершенная. Хейзел чувствовала, как ее переполняет могучая любовь к дочери. Этот ребенок — самый важный элемент ее жизни, именно ради Кайлы она приносит все жертвы, преодолевает все препятствия.

— Узнаю мамочку. Всего одна скорость. Полный газ!

Кайла рассмеялась и чуть отодвинулась от лежавшего рядом мужчины. Их потные голые животы слиплись и разъединялись с легким сопротивлением. Девушка почувствовала, как его пенис выскальзывает из нее, а вслед за ним — ее собственная влага. Теперь, когда его нет в ней, она чувствует пустоту.

— Расскажи, что ты сегодня делала, — потребовала Хейзел. — Занималась?

Именно поэтому она оставила дочь на «Дельфине». Итоги последнего семестра у Кайлы просто ужасны. Ее преподаватель пригрозил, что, если не будет заметного улучшения, до конца года ее исключат. До сих пор только щедрые пожертвования матери в университетскую казну мешали исключить Кайлу.

— Должна признаться, сегодня я ужасно ленилась, мамуся. Не вставала раньше половины десятого.

Она хитро улыбнулась одними глазами, восхитительно невинными, голубыми, и подумала: «Пока Роже не подарил мне два грандиозных оргазма». Она села на белоснежных простынях и придвинулась поближе к прекрасному, гладкому, мускулистому телу. Его кожа блестела от пота, как расплавленный шоколад. Они по-прежнему соприкасались. Кайла подняла колени к подбородку и слегка повернулась, чтобы мужчина мог видеть клок тонких светлых волос у нее между ног. Он протянул руки, мягко раздвинул ее бедра, и она содрогнулась, когда он развел ее разбухшие губы и указательным пальцем нащупал розовый бугорок между ними. Кайла, левой рукой прижимая к уху телефонную трубку, правой коснулась его члена. По-прежнему твердый. Кайла привыкла думать об этом органе как об особой личности с собственной жизнью. Она даже дала ему имя. Белазиус, учитель волшебника Мерлина. Белазиус околдовал ее. Сейчас он вытянулся во весь свой величественный рост, твердый, блестящий от жидкости, которой она его увлажнила. Кайла обхватила его большим и указательным пальцами и медленными сладострастными движениями принялась доить.

— Малышка, ты ведь обещала заниматься. Ты умная девочка, нужно лишь немного постараться. Я знаю, ты можешь учиться лучше.

— Сегодня исключение, мамочка. Все остальные дни я много работала. Сегодня у меня начались месячные. Ужасно болел животик.

— Бедная Кайла. Надеюсь, сейчас тебе лучше?

— Да, мамочка, гораздо лучше. Завтра все будет в порядке.

— Хотела бы я быть там и присмотреть за тобой. Я рассталась с тобой в Кейптауне всего неделю назад, — сказала Хейзел, — но мне она кажется вечностью. Я ужасно скучаю по тебе, малышка.

— Я тоже соскучилась, мамочка, — заверила Кайла.

Больше отвечать не требовалось: мама начала рассказывать, как управляет своими жуткими нефтяными месторождениями, о своих проблемах и стычках с грубыми немытыми ослами, которые ее окружают. Временами Кайла издавала негромкие звуки, подтверждая, что слушает, но в то же время сосредоточенно разглядывала Белазиуса. Он обрезан. У прочих, кого она знала, с верхушки свисал неаккуратный клочок кожи. И только после встречи с Роже она поняла, как прекрасен этот состоящий из плоти ствол, который она сейчас держала в пальцах. Белазиус, темно-синий, почти черный, гладкий и блестящий, как ствол ружья… Из разреза на его головке медленно выступила капля. Она дрожала, как капля росы. Это было так восхитительно, что Кайла вздрогнула от наслаждения и по безупречной коже ее предплечий побежали мурашки. Девушка быстро наклонила голову. Слизнула каплю языком, наслаждаясь ее вкусом. Ей хотелось еще, больше, гораздо больше. Она начала настойчивее доить член, ее тонкие изящные пальцы летали вверх-вниз, как челнок в ткацком станке. Мужчина приподнялся и прижался к ней бедрами. Она видела, как сокращаются мышцы его живота. Чувствовала, как разбухает Белазиус, твердый и толстый в ее руке, как ручка теннисной ракетки. Лицо Роже исказилось. Он откинул великолепную черноволосую голову и раскрыл рот. Кайла видела, что он вот-вот застонет или закричит. Она быстро выпустила пенис и рукой зажала Роже рот, чтобы молчал, но одновременно наклонилась и взяла Белазиуса как можно глубже в рот. Ей едва удалось уместить там половину его длины, и разбухший кончик пениса уперся ей в глотку, пробудив рвотный рефлекс. Но Кайла научилась справляться с этим. Она решилась и отняла руку от губ Роже. Ей хотелось чувствовать, как в глубине его члена поднимается сперма. Просунув руку между бедрами Роже, она крепко сжала корень пениса и мошонку. Продолжая сосать, качая головой вверх и вниз, она почувствовала, что началось извержение семени, и все давила и водила рукой; напряженные яички Роже внизу живота поджались.

И, хотя Кайла была к этому готова, сила потока, его объем всякий раз заставали ее врасплох. Она ахнула и принялась глотать как можно быстрее, но все проглотить не могла, и сперма наполнила ее рот и потекла по подбородку. Кайле хотелось выпить все до последней капли. Она пила и, сама того не желая, негромко стонала. Из тумана экстаза ее вырвал голос матери.

— Кайла, что случилось? С тобой все в порядке? Что происходит? Отвечай!