Владимир Колычев - Волчица нежная моя Страница 4

Гордеев закрыл глаза. Завод приватизировали еще в первой половине лихих девяностых, но блокирующий пакет акций остался за государством. Михаил Викторович не успел погреть руки на не совсем законной приватизации, но сорвал куш с продажи государственной доли. И кирпичный завод он урвал не совсем честно… Завод сухих смесей он поставил сам, на свои деньги, но у следствия могли возникнуть претензии к участку под строительство…

– Будем копать? – спросил Сотников таким тоном, как будто собирался рыть могилу для него.

– Завод не мой, – покачал головой Гордеев.

– А чей?

– Завод принадлежит компании «Билдхауз».

– Где она зарегистрирована? – Сотников, казалось, заранее знал ответ, об этом можно было судить по снисходительной ухмылке, которая наползала на его губы.

– Британские Виргинские острова.

– Офшор? – Следователь небрежно усмехнулся – да, именно, так он и думал.

– Что-то вроде того.

– У вас есть и другие заводы, они тоже принадлежат этой, с позволения сказать, компании?

– Совершенно верно. Фирма «Первый стройтрест», которой я управляю, является дочерним предприятием компании «Билдхауз».

– Я почему-то в этом не сомневался… – голосом, полным сарказма, сказал Сотников. – И кто является владельцем компании «Билдхауз», вы, конечно, не знаете?

– Ну почему же не знаю? Госпожа Ирма Ланген.

– И как с ней связаться? – без всякой надежды на результативный ответ спросил следователь.

Гордеев развел руками, подтвердив его догадку.

На самом же деле он знал, кому принадлежала офшорная компания. Мать его двоюродной сестры была родом из поволжских немцев, и он воспользовался этим в свою пользу. Он уговорил сестру слегка видоизменить имя и взять девичью фамилию матери. Ирина была инвалидом детства; пораженная церебральным параличом, она передвигалась на своих двоих с огромным трудом; ни мужа у нее, ни детей. Отец ушел из семьи почти сразу после того, как с ней произошло несчастье, мать умерла пять-шесть лет назад, Ирина осталась в полном одиночестве, и неизвестно, как бы она сейчас жила, если бы не Гордеев.

Он должен был расположить к себе сестру, поэтому не скупился на нее. Она хотела жить в лесу – пожалуйста, он приобрел участок в чудесном месте неподалеку от живописной деревушки на берегу реки. Ира мечтала о деревянном доме, он заказал отличный проект из клееного бруса, оплатил, вывел «под ключ», обставил, нанял женщину, которая должна была работать по дому и ухаживать за ней, назначил содержание. Владелица его бизнеса должна была жить в хороших условиях и ни в чем не нуждаться, и главное, никто не должен был знать, как ее найти.

– А она вообще существует, эта Ирма Ланген? – спросил Сотников.

– Существует, – без тени сомнения в голосе отозвался Гордеев.

– Но связаться вы с ней не можете?

– Не могу.

– А если она умрет, как вы об этом узнаете?

– Если она умрет, компания «Билдхауз» перейдет к ее наследникам, и они уже будут решать, кто будет управлять «Первым стройтрестом».

– А если она уже умерла?

– Вряд ли. Имущественных претензий мне никто не предъявлял.

– А если наследники госпожи Ланген не знают о существовании компании «Билдхауз»? Если эта компания фактически перешла в собственность государства… Вопрос, какого государства… Мне почему-то кажется, что гражданка Ланген проживает в России… – вкрадчиво глядя на собеседника, в раздумье проговорил Сотников. – Возможно, это кто-то из ваших родственников… Или вы воспользовались чьим-то паспортом… При желании все можно выяснить… Возможно, Ирины Ланген и в живых-то нет…

– Дерзайте.

– А вам это нужно?

– Где-то я это уже слышал! – Гордеев скривил губы в неприязненной усмешке, с осуждением глядя на Сотникова.

Именно после этого вопроса зашел разговор о взятке, и он уже знает, к чему это привело. А сейчас этот вопрос внес ясность в их отношения со следствием. У Сотникова были доказательства его виновности, но уголовное дело он заводить не торопился. Он прощупывал Гордеева, выяснял, сколько денег подозреваемый готов заплатить за свою свободу. Логика проста – если он согласился отдать двести тысяч, значит, его можно раскрутить и на миллион; именно это сейчас и происходило.

– Да, мы с вами говорили о Долгопольском спиртоводочном заводе, – кивнул Сотников. – А сейчас речь идет о вашей компании.

– Да, я бы хотел об этом поговорить… С прокурором, – выдержав паузу, с чувством, близким к злорадству, сказал Гордеев.

– Обязательно, – неискренне, под принуждением улыбнулся следователь.

Не хотел он доводить дело до встречи с прокурором или судьей, он собирался прекратить его на предварительном этапе – за соответствующее, разумеется, вознаграждение. И Гордеев уже нисколько не сомневался в его намерениях.

– Я арестован? – спросил он, подняв скованные руки.

– Пока нет.

– Тогда почему на мне наручники?.. Если я в чем-то виновен, предъявляйте мне обвинение, определяйте меру пресечения – через суд, как это сейчас принято… Давайте, давайте!.. И еще я должен позвонить адвокату!..

– Михаил Викторович, не надо гнать лошадей! – Сотников широко улыбался, пытаясь скрыть свое замешательство.

А Гордеев и не думал останавливаться. Враг морально подавлен, путь к свободе открыт, и нет нужды сдерживать лошадей.

Он не ошибся, Сотников действительно собирался раскрутить его – и на деньги, и, возможно, на собственность. И первый транш, который изъяли по липовому протоколу с участием подставных понятых, он уже положил в свой карман…

– Снимите наручники! – Гордеев вознес руки над головой и с размаху опустил их на стол.

Сотников не устоял перед столь решительным натиском: он и наручники снял, и его отпустил – без подписки о невыезде. Деньги он оставил себе как взятку за должностное бездействие, но можно ли ему доверять – вот в чем вопрос. Отступится ли он от своей жертвы?.. Сотников работал не один, а в группе, и не понятно – позволят ли ему его сообщники оставить Гордеева в покое?..

Ослепительно-яркий брызжущий огонек с легкостью плавил металл, приваривая один железный уголок к другому. Грузный приземистый сварщик в линялой брезентовой куртке стоял на раздвижной лестнице и время от времени переминался с ноги на ногу, проверяя надежность своего положения. Лесенка шаткая, ступеньки узкие, любая маленькая неловкость могла привести к большой беде: если сварщик упадет, на него рухнет и вся конструкция. Но как бы то ни было, работать надо, причем быстро: пока козырек не установят, в здание прохода не будет.

Гордеев сидел в машине напротив отделанного пластиком здания с высокими витринными окнами, рассеянно в ожидании смотрел на сварщика. Ему нужно было поговорить с женой. Особой срочности в этом не было, но все-таки он не уезжал и в раздумье смотрел на искрящийся огонек. Не нравилась ему чехарда, которую развел вокруг него Сотников, да и знал следователь очень много, как бы до второй серии не дошло – с полной конфискацией имущества. Или по закону изымут, или по беспределу отожмут, уж Гордеев знает, как это бывает.

Он сидел и думал, как быть, а сварщик не торопился, во всяком случае, работа шла медленно – ни конца ей, казалось, ни краю. Гордеев махнул рукой, завел машину. Уезжать надо, дел много, а с женой он и вечером поговорит. Водителя он отпустил, поэтому сам должен был стронуть машину с места. Но не смог. Нельзя смотреть на сварочный огонек, и он знал это, но в тягостных раздумьях забыл об осторожности, потому и замелькали яркие круги перед глазами, когда он глянул в зеркало заднего вида. Нельзя в таком состоянии ехать, придется немного подождать, успокоить раздраженные роговицы.

Гордеев не стал делать из этого трагедии, он слегка опустил спинку водительского кресла, откинулся, уложив затылок на подголовник, и закрыл глаза. Яркие, всех цветов радуги круги вспыхивали в темноте сознания, расплывались, взрывались, эта какофония вызывала головокружение, даже тошноту, но постепенно все успокоилось, и он смог открыть глаза.

Сварщик закончил свою работу, он стоял на нижней ступеньке крыльца и сматывал электрический провод. Путь свободен, можно выходить из машины. Но только Гордеев открыл дверь, как появилась Лера. Она выходила из офиса в сопровождении высокого видного мужчины в дорогом, на искушенный взгляд, летнем костюме. Смоляные волосы, такие же черные брови вразлет, белозубая улыбка на фоне загорелого лица. Михаил Викторович закрыл дверь, с подозрением глядя на чернявого щеголя.

В годах мужчина – судя по глазам, около сорока, но выглядел он моложаво, на лбу одна-единственная морщина – короткая, узкая, но глубокая. Правильной формы нос, волевой подбородок, губы тонкие – даже сейчас, когда мужчина улыбался, они придавали ему суровый вид. Глаза холодные, водянистая синева в них…

Он что-то говорил, а Лера методично качала головой, принужденно улыбаясь. Мужчина вдруг обнял ее за талию, пытаясь привлечь к себе, она отреагировала не сразу, но тем не менее отстранилась от него. Гордеев опустил стекло, но подслушать их не смог: Лера повернулась к чернявому спиной, переступила порог и скрылась в дверях. Но перед этим она провела рукой по его плечу – мягко, если не сказать нежно. Таким жестом извиняются за вынужденное невнимание, но им же можно поблагодарить партнера за доставленное удовольствие. У Леры свой кабинет, и Гордеев не мог знать, чем и с кем она там сейчас занималась…