Михаил Зайцев - Улыбка Бультерьера. Книга вторая Страница 4

– Кито разрэшил яблоко продавать, э?

– А чо?..

Ничего более умного, кроме этого «а чо», мне не пришло в голову. Выручил из дурацкого положения Мирон, подбежал к нам с азером, мелко семеня ножками, в одной руке безмен, в другой – прозрачный пакет, набухший от наполняющих целлофан яблок.

– Семеныч! Иди, обслужи покупателей. – Мирон сунул мне пакет и безмен. – Иди, я сам, это самое, с Чингизом поговорю.

Выходит, они знакомы? Мирон и господин Чингиз? Выходит. Вона как заговорили, оба сразу, одновременно. Мирон врет, дескать, заходил на рынок и, не найдя Чингиза, решил, чтоб время зря не тратить, чуточку расторговаться. Чингиз ему не верит, шакалом обзывает и еще как-то. С моего места у заднего бампера ругань у капота слышно через слово. Покупатели мешают подслушивать, требуют быстрее отпускать яблоки раздора. Покупатели, ясное дело, просекли фишку – сейчас «толчок» прикроют, а на рынке цены кусаются, как бультерьеры. Раз куснут, и половины пенсии будто и не было.

– Молодой человек, вы не могли бы поторопиться? Очередь ждет.

Где «молодой человек»? Я – «молодой человек»? С моей-то бородищей, в мои сорок с хвостиком? Ну, спасибо. Кто сказал «молодой человек»? Ага, вижу – старичок в конце очереди. Низенький, лысый, с тросточкой и с орденской планкой на сером лацкане линялой куртки-ветровки. Прав ветеран, торгаш из меня никакой. Очередь вынуждена ждать, пока я неловко засыпаю яблоки в пакет, пока изловчусь проткнуть целлофан крючком от безмена так, чтобы пакет не порвался на весу, а после приходится ожидать, пока я добавляю нужное количество яблок до требуемого веса. Обидно, стараюсь учинить перевес, а выходит недовес. И мешки рвутся через один… Однако долго чего-то Мирон с Чингизом базарят. Думаю, Мирон специально время тянет, дабы я успел лишний червонец для него заработать…

– Аа-а! – вскрикнул Мирон. – Не трожь… А-аа!..

Я вытянул шею и успел понаблюдать, как Чингиз приподнимает Мирона, взявшись волосатыми кулачищами за отвороты его клетчатой фланелевой рубашки. Приподнял, швырнул беднягу на капот «толчка» и, не спеша, двинулся ко мне.

– Конэц, гражданэ, – объявил Чингиз громко. – Яблокэ на рынкэ купэтэ. Здэсь закрыто.

– А ты кто такой?! – с криком пробился в авангард загрустившей очереди старичок ветеран. – Ты кто такой, чтоб нами командовать?!.

– Отэц… – примирительно начал Чингиз, но ветеран Великой Отечественной не позволил ему говорить.

– Какой я тебе отец, обезьяна ты волосатая?! Нашелся, видите ли, сыночек! – Ветеран пер на азера танком, судорожно меняя хват сухой морщинистой руки на инвалидной палке.

– Уважаэмый, нэ надо нэрвнэчэт. – Чингиз выпятил пузо, заулыбался слащаво. Глаза его превратились в щелочки, он не заметил взмывшую в воздух тросточку ветерана.

Не ожидал я, что старичок окажется столь проворным. Надеялся – успею перехватить палку. Помешала счастливая девушка в мини-юбке, последняя, кому я вручил два пухлых пакета с яблоками. Девица невольно оказалась на моем пути миротворца. Она нежно прижимала к пухлой груди пакеты, по пять кило в каждом, и умудрялась при этом считать монеты на ладони. Она еще не расплатилась, она беззвучно шевелила губами, сортируя мелочь, толкнешь ее – рассыплет деньги, яблоки, сама упадет. Толкать ее было жалко, я ее обогнул, обошел, потянулся к свистящей в воздухе палке и самую малость запоздал, трех сантиметров, одной секунды не хватило.

Стариковская палка треснула улыбающегося азера по носу, отскочила, ветеран снова замахнулся, но на сей раз я успел, сбил древко ребром ладони в опасной близости от черноволосой макушки Чингиза.

Направив полет палки вниз, к асфальту, я встал стеной меж взревевшим от боли и негодования Чингизом и героически побледневшим ветераном. Встал лицом к старику, попросил с чувством, стараясь говорить насколько возможно убедительнее:

– Умоляю, батя – хватит! Ступай домой от греха. На, держи… – Я выхватил из рук счастливой девушки пятикилограммовый пакет. – …держи яблоки. Даром, в подарок. Девушка, вы не заплатили, и не надо. Вам тоже подарок…

Мою напряженную спину атаковал пухлый живот Чингиза. Пахнущие чесноком пальцы азера вцепились в мою шею.

– Убээ-э-эю!!! – ревел Чингиз в ухо, силясь оттолкнуть меня в сторону.

– Заткнись, – огрызнулся я, резко согнув руку в локте.

Мой закаленный локоть пробил жировую прослойку и больно ужалил Чингиза в печень. Живот отлепился от моей спины, пахучие пальцы перестали мучить шею.

– Ступай домой, батя. Без обид, девушка, ладно? Расходитесь, граждане! У нас обед, санитарный час, расходитесь, не толпитесь…

Пакет с яблоками отвлек ветерана от дальнейших активных боевых действий. Девушка в мини-юбке заморгала часто-часто, решая, обижаться ей или радоваться. Остальные граждане, дружно затаившие дыхание во время кавалерийской атаки старичка, выдохнули все разом, заговорили, загомонили, рассредоточились, однако расходиться не спешили. Я повернулся к Чингизу.

Ушибленный азер замер в позе буквы Г. Попытался было разогнуться, но боль в печени не позволила. Чингиз взглянул на меня снизу вверх, его телячьи, навыкате глаза выражали крайнюю степень удивления.

– Ты мэня ударэл? – спросил Чингиз тихим, сдавленным голосом.

– Извини, случайно получилось. – Я виновато пожал плечами.

– Нэт, нэ случайно.

Из разбитого носа Чингиза, будто из ржавого крана, вязко капала кровь, но про трость ветерана он забыл. Аллах с ним, со вздорным стариком. Я! Я, ничтожный раб, стукнул господина. Я! Я во всем виноват! На моей машине привезены яблоки! Я впервые появился около рынка, и сразу взбунтовалась чернь, сразу потекла кровь из разбитого носа знатного купца. Я и сейчас стою, едва заметно улыбаясь уголком рта, вместо того чтобы пасть на колени и молить о прощении. Я, букашка, возомнил себя человеком! Как я посмел? Как такое возможно? Неужели я не понимаю, что за этим последует?

Я догадывался, но смутно. Ясность внес Мирон. Хитрый крестьянин возник тенью рядом со мной, кретьянином-простофилей, и прошептал обреченно:

– Кабздец нам, Семеныч. Полный кабздец.

Означенный «кабздец» наступил внезапно, но развивался поэтапно. На первом этапе, как я понял позже – подготовительном, из рыночного чрева выкатились и быстро приблизились к нам земляки пострадавшего Чингиза. Дюжина смуглых особей разогнала зевак, окружила нас с Мироном и не сильно попинала волосатыми лапами да модно подкованными копытами. Нас не били, нет, нам наносили мелкие, но обидные оскорбления действием, выражавшимся преимущественно в пощечинах и поджопниках. Ни я, ни Мирон особенно не сопротивлялись, стойко терпели. По возможности уворачивались от пинков и шлепков и молча узнавали гнусные подробности из интимной жизни каждого из нас вместе и порознь, а также слушали про половые извращения наших пап, мам, бабушек и дедушек.

Второй этап «кабздеца» ознаменовался появлением мусоров. Помните, я теоретизировал про объединившее воедино расейский народ телевидение? Ну так вот, по моим личным наблюдениям раньше мусора любили косить под Глеба Жеглова, а нынче переключились на героев телесериалов «Улицы разбитых фонарей». Тот мусор, что выкручивал мне руку за спину, стригся и говорил как положительный Ларин из телевизора. Мирона окольцевал наручниками носатый мент, внешне и повадками похожий на давно покинувшего сериал, но памятного Казанову. Псевдо-Ларин и мы с Мироном поехали в отделение на милицейской тачке с сиреной, сзади ехал двойник Казановы на моем «толчке» в компании с Чингизом и еще двумя особо выдающимися, в смысле количества золота во рту и на шее, господами рыночниками.

На третьем этапе нас допросил ментовский начальник – Мухомор. Нам сделали устное внушение, сообщили, что для начала органы официально ограничатся штрафными санкциями и неофициально у нас изымут яблоки в пользу голодающих семей малооплачиваемых сотрудников милиции. Я позволил себе высказать предложение об оплате штрафа также неофициальным путем и нашел понимание в лице милицейского начальника. Этап третий завершился на диво быстро, бескровно и полюбовно. О завершающем, четвертом, этапе расскажу поподробней.

Понурые и печальные, мы с Мироном вышли на казенное крыльцо милицейского отделения. В дверях столкнулись со здешними Лариным и Казановой. Героические менты жевали яблоки сорта «Слава победителю». На нас, униженных и оскорбленных, голодные герои даже и не взглянули. Верный «толчок» ожидал нас, припаркованный поодаль от крылечка. Около «толчка» сидели на корточках Чингиз и двое искрящихся золотом Чингизовых дружков.

– Во, ща они нас и накроют, – вздохнул Мирон.

– Кто? – не понял я.

– Кабздец, – выдохнул Мирон.

– А я думал, уже…

– Не, Семеныч. Ща полный кабздец накроет. Раньше-то, это самое, был просто кабздец, а ща будет полный…

Мирон нервно хохотнул, робко пристроился за моей отнюдь не широкой спиной, и мы, гуськом спустившись с крылечка, гуськом подошли к поднимающимся с корточек азерам.