Николай Якушев - Банкир на мушке Страница 4

– Это что за явление?! – растерялась Алла, прилипая носом к оконному стеклу. – Это кто же едет-то? Ну, допустим, милиция… Но их там, гляди, раз… два… пять машин!

– Я тебе говорю – готовься! – зловеще повторила Анастасия Степановна. – Сейчас сюда весь город сбежится.

– Ой-ой-ой! – покачала головой Алла и даже слегка поежилась.

За внутренней дверью раздались шаги, и молодой человек поспешно вскочил. Трое охранников вошли в смотровую и, не обращая внимания на медиков, протопали в вестибюль. В руках одного из них болтался узел с одеждой, снятой с шефа. На какое-то время Анастасия Степановна с Аллой остались одни.

– Как вы думаете, шансы-то у него есть? – спросила недоверчиво Алла. – У этого Шапошникова?

Анастасия Степановна покачала тяжелым подбородком.

– Да у него, я посмотрела, живот будто в вентилятор попал! – разъяснила она. – Навряд ли что хорошее будет. А ты переживаешь, что ли?

– Да не то чтобы, – пожала плечами Алла. – Жалко все-таки человека. Вот за что его так, а?

– Значит, было за что, – философски заключила Анастасия Степановна.

Она встала и с неудовольствием посмотрела в окно. На площадке перед входом в приемный покой одна за другой тормозили машины. Слышалось хлопанье двери. Солидные мужчины, выходившие из автомобилей, наскоро обменивались рукопожатиями и направлялись в приемный покой. Их было так много, что Алла со смешком заметила:

– Как на ярмарке!

Но в следующую минуту ей уже было не до смеха, вестибюль наполнился топотом и гулом голосов, и в смотровую размашистым шагом ворвался сам Борис Ильич Закревский, главный врач больницы. Ромашкина, в принципе, этого ожидала, но все равно ей сделалось неуютно, Закревского побаивались все, потому что он был страшным педантом.

С виду, однако, Борис Ильич выглядел вполне мирно – невысокого роста, очень подвижный, с волнистой ухоженной шевелюрой и гладким лицом, на котором будто застыло слегка раздраженное, требовательное выражение. Глаза у него были серые, беспокойные, но никому и никогда не удавалось разглядеть в них ничего, хоть отдаленно напоминавшего сочувствие. Эта эмоция была Борису Ильичу незнакома вовсе. Он и поощрения-то выносил сотрудникам таким тоном, будто не хвалил, а требовал дальнейших успехов.

А теперь и хвалить было не за что. Интуитивно ожидая разноса, Анастасия Степановна внутренне подобралась. Не то чтобы она боялась каких-то санкций, но в главном враче она угадывала натуру более сильную, чем даже она сама, и поэтому не считала возможным вступать в конфронтацию. Тем более что, если Закревскому попадала вожжа под хвост, он мог испортить человеку жизнь как никто другой. Поэтому Анастасия Степановна лишь сдержанно произнесла:

– Здравствуйте, Борис Ильич! – И стала ждать, что будет дальше.

А дальше Закревский быстро посмотрел своими водянистыми серыми глазами на Ромашкину, на Аллу, нервно поправил узел галстука и недовольно спросил:

– Ну что тут у вас?

Это был его конек – галстучки, рубашки снежной белизны, костюмы с иголочки, впору сниматься в рекламе, настолько безукоризненно Борис Ильич всегда выглядел. Даже сейчас, в четыре утра, он был при полном параде, и гладкая кожа на свежевыбритых щеках отливала матовым блеском. Просто портрет образцового мужчины и руководителя.

Однако Анастасия Степановна чувствовала, что Борису Ильичу не по себе, и она, как могла, поспешила успокоить его:

– А что тут у нас? Как обычно. Больной вот поступил, Шапошников. Им сейчас Леснов занимается с Пал Палычем…

На лбу Закревского появилась страдальческая складка.

– Почему Леснов? Вы с областью связались? Сан-авиацию вызвали? Почему меня не поставили в известность? Почему я узнаю обо всем из третьих рук? Можаев где?

Анастасия Степановна несколько растерялась под градом вопросов. Но отвечать ей не пришлось ни на один из них, потому что в смотровую внезапно ввалилась целая толпа мужчин.

Ромашкина знала в городе многих, поэтому без труда угадала в вошедших прокурора Замятина, начальника милиции Чернова, заместителя мэра Костырко и еще парочку чиновников помельче. Появились здесь и двое из охраны Шапошникова – те самые, что возились с раненым шефом. Но один из гостей, особенно колоритный, был Анастасии Степановне незнаком.

Это был мужчина лет сорока, в костюме песочного цвета, полноватый, с заметно выдающимся брюшком. Розовое самоуверенное лицо мужчины было украшено выхоленной рыжеватой бородкой. В правой руке дымилась тонкая сигара, распространявшая вокруг резкий экзотический аромат.

Анастасия Степановна посмотрела на курильщика крайне неодобрительно и кашлянула. На большее она не решилась, потому что рядом находился начальник, но он, кажется, не собирался делать невеже никаких замечаний.

Напротив, Борис Ильич тут же обернулся к нему с самым предупредительным видом.

– Я вот тут слышал, как ты, Борис Ильич, задавал вопросы, – неприязненно сказал человек с бородкой, взмахивая дымящей сигарой. – Но не услышал ни одного ответа. Это что – так и должно быть?

Анастасия Степановна была не робкого десятка, но и она почувствовала себя крайне неуютно, когда после этих слов взгляды всех присутствующих устремились на нее. Пожалуй, только прокурор не проявил к ней никакого интереса, он с любопытством разглядывал больничные стены и мебель в смотровой, поскольку никогда раньше сюда не попадал.

– Не волнуйтесь, Валентин Григорьевич, – шелестящим голосом проговорил Закревский, заботливо подхватывая человека с сигарой под локоть. – Сейчас мы пройдем в мой кабинет и обо всем распорядимся. А потом обязательно заглянем в операционную, это я тебе гарантирую! Никакой келейности! – И он с деланым воодушевлением добавил: – И вообще, ты не переживай – у меня хирурги знаешь какие? Орлы! Они мертвого подымут!.. Пойдемте, товарищи! – заключил он, оборачиваясь к остальным.

Чиновники торопливо двинулись за ним во внутреннюю дверь, с облегчением покидая унылую смотровую, и только прокурор, выходя, ободряюще улыбнулся Анастасии Степановне. Через минуту в комнате никого из мужчин уже не было. Лишь пряный запах дорогого табака по-прежнему висел в воздухе.

Анастасия Степановна, вконец расстроенная, села на кушетку и мрачно сказала:

– Я так и не поняла, что мне делать-то? Санавиацию вызывать?

– Пускай сам вызывает! – задиристо откликнулась Алла. – Раз пришел, пускай и вызывает. Его скорее послушают… А вам-то чего расстраиваться? Слышали же, он сам сказал – сейчас распорядимся! Значит, сам и вызовет…

Анастасия Степановна опустила руки в карманы халата и, мрачно глядя на свою помощницу, сварливо пожаловалась:

– Нашли стрелочников! У одного гонор – не вызывай! У другого – вызывай! А тут кланяйся перед каждым! Да я хоть завтра могу уйти на льготную пенсию!..

– И правильно! – подхватила Алла. – Я бы на вашем месте давно ушла. Тут благодарности сроду не дождешься…

Анастасия Степановна согласно кивнула и мечтательно повторила:

– И уйду, вот помяни мое слово!

Время от времени она любила поговорить на эту тему, хотя в глубине души понимала, что за ее угрозами не стоит ничего серьезного, наоборот, Анастасия Степановна страшилась выхода на пенсию и не представляла себе, что она будет делать одна, без людей, в пустой квартире, без этих дежурств и нервотрепок, без Аллы, понимающей все с полуслова, без чудной Галины, которая панически боится начальства и теперь наверняка забилась куда-то в дальний угол…

– А это кто такой был? – вдруг с жадным интересом спросила Алла. – Ну, этот, с сигарой? Надо же, какой наглый – прямо в больницу и с сигарой! Совсем совесть потеряли! А наш-то главный, видали, как вокруг него вился? Наверное, шишка какая-то?

Анастасия Степановна равнодушно пожала полными плечами.

– Наверное, раз вился, – сказала она. – Я его не знаю.

– Ну надо же, с сигарой! – повторила Алла и удивленно покрутила головой. – Совсем уж ни во что нас не ставят… Вон, до сих пор воняет! А если сейчас сюда комиссия какая зайдет? Скажут, это чего у вас в смотровой накурено?

– Да уж какая комиссия в четыре утра! – угрюмо возразила Анастасия Степановна. – Тут и без комиссии хватает…

Пока они гадали, какая такая шишка может себе позволить беспрепятственно заходить в больницу с зажженной сигарой, во всех отделениях произошли волшебные изменения. Никто из медицинских работников уже не спал, напротив, все до одного выглядели на удивление бодро и занимались делом: кто возился с инструментарием, кто усердно заполнял журналы, кто раскладывал лекарства для утреннего приема. При этом каждая медсестра искоса поглядывала на входную дверь и прислушивалась, о том, что прибыл главный врач, знали уже все, хотя, казалось, никто никого специально не предупреждал.

Проснулись даже некоторые больные – кашляя и шаркая подошвами, они поодиночке выбирались из палат, плелись в туалет или подолгу застывали у окна, глядя, как над верхушками деревьев светлеет ночное небо.