Юрий Комарницкий - Нина «Золотоножка» Страница 4

Генри размашистой походкой сделал несколько шагов и остановился возле больного.

Желтая простыня пестрела кровавыми пятнами. На окровавленной подушке покоилась голова “античного бога”, обильно покрытая белыми кудрями.

Генри Стоун напряженно вглядывался в лицо человека, затем резким, нервным движением сорвал простыню.

— Полюбуйтесь, господа, — обратился он к коллегам. — О какой защите прав может идти речь, если мы находимся в стране варваров. Пулевое ранение в голову залеплено обыкновенным пластырем. Отечность и синева вокруг ранения в руку говорят о том, что у человека начинается гангрена. Поломаны ребра, многочисленные гематомы. Видимо, в момент перестрелки на теле был бронежилет.

Второй парень лет двадцати трех находился в не менее критическом состоянии. Когда Генри осторожно отклеил от его головы окровавленное полотенце, перед членами комиссии предстала жуткая картина. Словно в фильме ужасов на алой полосе мяса висел человеческий глаз.

— Вы мерзавец, Стерлигов, — процедил белый, как полотно Генри, глядя в упор в змеиные глаза полковника. — Вас необходимо отдать под суд. Даю вам слово, что об этом варварстве узнает весь мир.

Тонкие, искусанные губы полковника поползли в хищной улыбке.

— Господин Стоун, или как вас там… Эти люди являются прес-туп-ни-ками, — процедил, явно наслаждаясь сказанным. — Таких, как они, необходимо расстреливать на месте. Будь я в тот день…

— Знаю, знаю — будь вы в тот день на месте перестрелки, они бы уже покоились на безымянном кладбище. Но, слава Богу, они живы, а вам придется отвечать за беспредел, который царит в изоляторе.

Дальнейших слов Генри Стоуна ни полковник, ни его подчиненные понять не могли. Представитель ООН на английском обратился к коллегам:

— Господа!.. Вы видите в каких кошмарных условиях содержатся эти люди. Им не оказана элементарная медицинская помощь. Если мы хоть на один час отлучимся из тюрьмы, раненных перебросят в глубинку, где они вскоре погибнут. Нам необходимо сейчас же вызвать нашего посла и прокурора по надзору города Москвы. Затем, как представители ООН по защите прав человека, мы составим соответствующий документ с категорическими требованиями сейчас же перевести раненных в больницу посольства. Только так мы сможем этих людей спасти.

Полковник Стерлигов окончательно понял, что дни его карьеры сочтены. Американский посол приехал в сопровождении репортеров. Непонятно по каким каналам, но разрешение на посещение изолятора у всей этой компании папарацци[3] имелось. Еще спустя полчаса приехал прокурор по надзору за изоляторами города Москвы.

Завертелся бешенный водоворот. Обыденный случай в практике администрации тюрем сегодня превратился в ЧП. Оказалось, на заключенных Харасанова и Коваленко даже не заведены уголовные дела. Упрятать подозреваемых в изолятор распорядился таинственный генерал из тех, что всегда остаются в тени.

Американский посол в России Том Хофхайн в деликатной форме обратился к прокурору:

— Согласитесь, господин прокурор, мы имеем дело с ярко выраженным нарушением прав человека. Я, как посол, поддерживаю представителей ООН и требую немедленного перевода этих людей в больницу посольства США.

Прокурор, как и полковник Стерлигов, пытался протестовать:

— Господин посол, я не уполномочен решать подобные вопросы, существует министерство.

Хофхайн хорошо изучил бюрократическую машину в этой стране. Всего один шаг назад с его стороны повлечет смерть этих двоих.

— Стоун, у вас есть сотовый телефон? — обратился посол к представителю ООН.

— Прошу, — Генри протянул Хофхайну трубку.

Полковник Стерлигов и прокурор по надзору молили Бога, чтобы послу не ответили.

— Министр Чернов… Алексей Иванович? Здравствуйте. С вами разговаривает посол США Том Хофхайн. Возникла совершенно неординарная ситуация. Ваши люди по всем параметрам нарушают свод положений о правах человека, предусмотренных ООН.

Посол разговаривал долго на прекрасном русском языке. Вскоре телефон перешел в руки прокурора. Множество людей ожидали развязку.

Прокурор передал трубку Хофхайну и зло сказал Стерлигову:

— Пошли в канцелярию, я напишу бумагу.

Затем натянуто улыбнулся и вежливо обратился к окружающим:

— Господа, с нашей стороны произошла досадная юридическая ошибка. Не судите нас строго. Такое может случиться в каждой стране. Больных можете забрать в любое удобное для вас время.

С возвращением сознания включилась память. С включением памяти пришел страх.

“Где я?..” — лихорадочно пытался сообразить Харасанов. — “На тюремную больницу это помещение совершенно не похоже. Неужели очередная показуха — “идеальная тюрьма”?”

Рядом на модерной кровати лежал Василий. Половину лица закрывала белоснежная, профессионально наложенная повязка.

— Проснулся, азербайджанский бандит? — веселым голосом спросил Василий, и сжал Харасанову запястье. — Можешь, Костя, нас поздравить. Мы находимся в больнице Американского посольства.

Харасанов ничего не мог понять. Он был без сознания пять дней. Смысл сказанного не укладывался в голове.

— Какое посольство? Ты, случайно, не объелся белены?! Ведь мы в столице. Здесь есть показательные тюрьмы, соответственно и больницы оборудованы что надо.

— Костя, мы были в тюремной больнице, — лихорадочно зашептал Василий. — Нас оттуда вытащила миссия ООН по защите прав человека. Мне они ничего не объясняют, ожидают твоего пробуждения.

И все-же поверить в подобное было практически невозможно. Невыносимо разболелась голова. Он закрыл глаза.

— Харасанов, вы меня слышите? — раздался спокойный, приятный голос.

Он открыл глаза. Возле кровати стояли незнакомые люди.

— Харасанов, вы меня узнаете? — спросил седой, спортивного сложения мужчина. Вспомните Караганду, 73-й год… Нейрохирурга шестидесятых и дворника 70-х Геннадия Стоянова…

— Вспомнил. Почему вы здесь? — устало спросил Харасанов.

Стоянов улыбнулся.

— Я американский подданный. Теперь моя фамилия Стоун, зовут Генри. Я представляю комиссию ООН по защите прав человека. Наша миссия заканчивается через два дня. Мир тесен, Харасанов. Видимо, чудеса все же существуют. Позавчера в Матросской тишине судьба опять свела меня с вами. Когда-то вы меня фактически спасли, помогли выехать за пределы Союза. Теперь очередь за мной. Долг красен платежом. Через тридцать минут больницу посетит американский посол Том Хофхайн. Просите политическое убежище. У вас для этого есть все основания. С моей стороны вы получите абсолютную поддержку.

Харасанову хотелось спать. Ужасная тяжесть сковала тело. Глаза слипались.

— Константин, я вас прошу, не теряйте сознание. Сестра! — повернулся Генри к кому-то невидимому. — Немедленно сделайте больному стимулирующий укол.

Секретарь посла включил диктофон. Второй секретарь речь Харасанова стенографировал.

Язык плохо повиновался, тем не менее, все, что он хотел сказать, он сказал.

— Подпишите документ, — протянул Харасанову ручку Генри.

— Прежде чем подписать эту бумагу, я прошу также предоставить политическое убежище моему товарищу Василию Коваленко. В четырнадцатилетнем возрасте его незаконно обвинили в хранении и распространении наркотиков, сделали из него вечно преследуемого, загнанного человека. Ему 23 года. Если вы его не спасете, не протянете руку помощи — в этой стране он погибнет. Я прошу вас, посол, я прошу вас, представитель ООН, помогите человеку обрести новую жизнь!!!

— Хорошо, хорошо… успокойтесь, — Хофхайн сжал Харасанову руку. — Я ничего не имею против. Только пусть господин Коваленко сделает устное и письменное заявление.

Отбиваться от сна он больше не мог. Харасанов закрыл глаза и погрузился в свинцовый омут болезненного сна.

ГОРОД — ЛЕГЕНДА

Мало-мальски красивый человек согласится, что его жизненный путь вдвое труднее, чем у человека с заурядной внешностью. Множество людей взвизгнет, мол, это не так, а совсем даже наоборот. Мол, у смазливых баловней судьбы жизнь сущий праздник. Но я осмелюсь утверждать — это не так!

Вскоре повышенное внимание к Золотоножке браиловских коллег становится ей невыносимым. В таких случаях нужна поддержка близкого человека, но муж, Ситник, вместо поддержки закатывает ей сцены ревности. Приходиться бросить работу пионервожатой и сменить место жительства. Нина ставит на “учительстве” крест. Прежняя школьная жизнь теперь ассоциируется у нее с мелкими интригами и она, не задумываясь, поступает в техникум пищевой промышленности. Наступил совершенно неповторимый период в ее жизни — работа в известной всему миру Жмеринке. Говоря “всему миру”, автор отвечает за свои слова, и на ироничную улыбку читателя ответит — упоминание об этом городе можно услышать на всех широтах, пожалуй, даже чаще чем о некоторых странах — фантомах. Трудно ответить, почему так случилось… Возможно, железная дорога уходящая на запад, искрометный юмор преддверия Одессы, тысячи эмигрантов, распыленных по всему миру. Более ста лет из окон поездов любопытные глаза пассажиров рассматривают уникальное творение архитектора Журавского — железнодорожный вокзал, спланированный в виде колесного парохода, из тех пароходов, которые некогда бороздили воды Миссисипи и Волги, Волхова и Днепра.