Время доверять - Гера Фотич Страница 4

Девочка явно подросла. Лицо округлилось. Формы стали более выразительные. Выпуклости груди подчёркивала черная футболка в обтяжку с изображением черепа. Джинсы были широковаты — стягивались клепаным кожаным ремнём на пояснице. На шее и запястьях — тоже ремни, с металлическими шипами. Короткие смоляные волосы растрёпаны, как раньше, стоят дыбом, концы осветлены. Чёрные глазки-буравчики сверкают гневом из-под густо накрашенных синих век.

За шиворот она держала парня — своего одногодку. Сказать «держала» — не совсем правильно, поскольку тот был выше ростом на голову, и рука девочки тянулась вверх. Крепко сжимала в кулаке ворот рубашки сзади, скручивала, ожесточенно подёргивала. Вторая рука угрожала кулачком, маячившим перед носом парня.

Девочка периодически сбоку заглядывала ему в лицо, грозно изрекала:

— Ну, говори, говори! Вот сотрудник милиции Антон Борисович! Признавайся — крал?.. Крал?

Взгляд парня испуганно метался по сторонам, точно пытался зацепиться, найти опору. Подросток кивал с напряжением, поскольку захваченный воротник тянул назад. Хрипел:

— Ххрра-ал…

Из кабинетов стали выглядывать коллеги. Хитро усмехались и скрывались за дверьми, возвращались к работе. Антон едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Отошел, пропуская гостей внутрь. Завёл к себе и прикрыл дверь.

Девочка тут же села к столу. Парень хотел пристроиться на стул у стены.

— Стоя-ять! — громко скомандовала она, угрожающе приподнялась, набычившись по-борцовски. Парень выпрямился, встал ровно, зашептал:

— Алла, прости, я всё отдам…

Значит, Алла, — вспомнил Заботкин, обратился к девочке:

— Алла, давай, я отведу его пока в комнату задержанных, а мы с тобой поговорим.

Девочка согласно кивнула.

Антон взял парня за предплечье и повел в дежурную часть. Вернувшись, успел заметить, как Алла резко откинулась на спинку стула, убрала что-то в карман брюк и напряжённо улыбнулась. Губы стали ярче.

Усмехнулся про себя — ох уж эти женщины успела подвести! Улыбнулся:

— Ну, рассказывай, — сделал вид, что ничего не заметил.

Алла набрала в грудь побольше воздуха. Выпучив глаза, изобразила лицом крайнее возмущение, выдохнула:

— Знаете, сколько он денег упёр?.. У Катьки из шестнадцатой комнаты; у Юльки из двадцать восьмой; у Лизы из тридцать первой; даже у воспитательницы Ирины Петровны… — затараторила, перечисляя жертв воришки. — А ещё он в гости ходил…

— Подожди, подожди, — остановил её Антон, деловито спросил, — кражи зарегистрированы?

— Что?

— Ну, вы в милицию по поводу данных краж обращались?

Алла рассмеялась наивности сотрудника:

— Ха-ха! Зачем? Мы же не знали, кто воровал! А теперь — вот он! Арестовывайте!

Она села ровнее, выправив спину, закинула ногу за ногу. Но, увидев свой выставленный белый грязный кед, смутилась. Убрала ноги под стул:

— Можно закурить?

— Вообще-то я не курю, — Антон стал серьёзным, — да и тебе не надо.

Щёки девочки зарумянились:

— Да я… тоже, только так, балуюсь иногда на тусовках.

Антон сдержал улыбку. Положил локти на стол, приблизив лицо:

— Расскажи, как ты живёшь, чем занимаешься?

Алла замерла. Подозрительно посмотрела на оперативника и, что-то вспомнив, зарделась ещё сильнее. Залепетала:

— Я же к вам по делу, АнтОн БОрисОвич… — в памяти возникла «милая», мелодия колоколов…

Произнесла имя отчество как на приёме у логопеда — выделяя ударение, с тем же таинственным восторгом, как год назад.

И от этого странного произношения, наполненного детским благоговением, в глубине души Антона снова что-то затрепетало. Слова точно проникли под одежду, щекотали по коже. Вспомнилась прошлая встреча, прощание, выпавшая книжечка стихов. Отозвалось ощущением безрадостного детства, вожделением любви. Разлилось в душе жаром вспыхнувшего стыда. Будто без разрешения, попытался он незаметно приоткрыть ту далёкую захлопнутую в детстве дверь, но уже с внутренней стороны. Точно матери не было дома, и кто-то стучался, стучался, едва слышно… Он осторожно потеребил щеколду, чуть сдвинул её в сторону…

Чтобы скрыть смущение, Антон наклонился, распахнул дверцу тумбы стола, загремел ящиками, заглянул внутрь, пошебуршил, точно что-то искал. Достал лист бумаги и положил рядом ручку.

Сосредоточился, принял деловой вид, тихо сказал:

— Давай по порядку. Воровство — дело серьёзное. Буду вас всех допрашивать!

— А я-то здесь причём? — Алла вскинула брови.

— Ты же свидетель!..

— Я ничего не видела! — растерялась, сама непосредственность. Стала удивительно беспомощной, глаза расширились.

Антон рассмеялся:

— Раз ты что-то знаешь — значит, свидетель.

Сейчас мы это выясним! — он взял ручку и приготовился писать. — Узнала своё отчество?

— Никанорова Алла Михайловна.

— Год рождения?

— 1970, первое ноября.

Антон решил сразу оформить протокол. Подумал — раз уж воришка в клетке — зачем лишние бумаги? Потом подпишет, что по поручению следователя или дознавателя! Стал неторопливо расспрашивать и заполнять листок за листком.

— А теперь иди домой и пригласи сюда всех ребят, у которых украли деньги и воспитательницу, напутствовал Заботкин, отложив ручку. — Сейчас выпишу ей повестку, чтобы отпустили с работы.

Через минуту Алла радостно вскочила и помчалась в интернат. Антон позвонил в инспекцию по делам несовершеннолетних и попросил подойти кого-нибудь из сотрудников. Сходил вниз за парнем и начал беседу.

Через час закипела работа. Прибыл дежурный следователь и все остальные. Потерпевших набралось с десяток. Подключились коллеги.

Алла важно дефилировала туда-обратно по коридору, при всех показушно обращалась к Антону по имени отчеству, спрашивая о всякой ерунде. Услышав ответ, благодушно отходила и через несколько минут снова чем-то интересовалась, с гордостью косясь на своих друзей. Те — завидовали.

Вскоре Антона вызвали на происшествие, и он уехал.

…Трупы подростков на первый взгляд были явно не криминальные. Лежали на тротуаре перед домом в общей луже крови, которая в некоторых местах уже подёрнулась корочкой, точно заледенела. Продолжала растекаться, тянулась в сторону металлического люка, заглатывалась его прорезями как сквозь зубы.