Место полного исчезновения: Эндекит - Златкин Лев Борисович Страница 40

— Ни возни ночью не было, ни криков? — уточнил Дарзиньш. — Я так и предполагал: вчетвером работали. Один за ноги держит, двое за руки, а четвертый душит подушкой. Технология отработана до мелочей.

— А кровь на подушке? — спросил Игорь.

— Так у него же открытая форма туберкулеза! — пояснил Дарзиньш. — Небось, втихаря отхаркивал кровью. Полковника работа. Замочил бы его кто… — протянул он мечтательно. — Как ты думаешь, Горбань в силах это сделать?

— В тюряге он отмахался! — сообщил Игорь, уютно попивая кофеек и уминая огромный бутерброд отменного качества. — Но есть в нем трещинка, которая может внезапно разрастись.

В дверь постучались, и тут же в приоткрытой двери показалась голова Васи. Он таинственно улыбался.

— Заходи, Вася! — пригласил его радушно Дарзиньш. — Третьим будешь!

— На троих я готов и кофейку попить! — поддержал шутку начальника Вася.

Он подставил к столу стул и торопливо сел, словно опасаясь, что последует отмена приглашения.

Вася так быстро смолотил огромный бутерброд, что Игорю показалось, будто он мгновенно растаял у него во рту. Одним глотком Вася выдул и горячий кофе.

— У нас появился еще один танцор ритуального танца «чичи-гага»! — сообщил он Дарзиньшу. — Баню «опустили» на швейке. Мне только что сообщили.

«Не отмахался!» — мелькнуло в голове у Игоря.

— Прямо на швейной машинке, что ли? — усмехнулся жестко Дарзиньш.

Таким злым Игорь видел «хозяина» впервые. Даже его свирепость при казни беглеца была скорее напускной, на «продажу». А здесь, видно, задели его самолюбие и нарушили планы. Горбань не оправдал его надежд. Во всяком случае, пока не оправдал. Известны были случаи, когда «опущенные» смывали обиду кровью. Кровь смывала их позор, и они становились полноценными членами уголовного мира, им сразу же разрешали делать наколки в качестве визитной карточки заключенного, а весть о том, что новоиспеченный «петюня» «умыл» обидчика, так же мгновенно облетает зону, как и весть о новом «опущенном».

— На складе материи разложили! — пояснил Вася. — И белой простынки не понадобилось.

— Добровольно согласился? — спросил Дарзиньш.

— Кодла его отметелила до потери сознания, — пояснил Вася, — а потом уж и стали пользоваться.

— Всей кодлой? — удивился Дарзиньш. — Мне казалось, что Полковник его для себя выбрал.

— Это вызов и расправа в назидание нам! — сообщил Вася. — Я его «бугра» отправил за обман в каменоломню, а Баня решил от него ножичком отмахаться.

— Полковник участвовал? — спросил Дарзиньш.

— Открыл счет! — сообщил Вася. — Баня совершил огорчительную для него ошибку: он стал ножичком грозить, вместо того чтобы сразу бить. Первая кровь еще могла бы их охладить, жизнью рисковать дураков среди них нет. А на испуг их не возьмешь. Когда голова не думает, страдает жопа! — повторил Вася сказанное еще на плацу Дарзиньшем.

Очевидно, он во всем подражал начальнику, даже в словах.

Утром, когда Горбань собрался умываться, он обнаружил под подушкой завернутую в полотенце заточку. Незаметно оглянувшись, не видит ли кто, Павел торопливо спрятал ее за пояс под куртку и отправился умываться.

Ничего не предвещало печальной развязки, но Горбань встревожился: появление заточки под подушкой говорило о провокации, и о том, что его открыто предупреждают, что против него готовится определенная акция.

Было над чем призадуматься.

Но завтрак прошел без всяких эксцессов, если не считать позабавивший Горбаня эпизод с попыткой «замылить» назначение Васильева в шныри «хозяина», о чем втайне мечтал каждый заключенный.

От его внимательного взгляда, правда, не укрылось и то, что после такой попытки «бугра» увели, и больше его никто на швейке не видел, зато Горбань заметил, как забегали приближенные Полковника, и даже сам он пожаловал в производственную зону, где у него был свой уголок отдыха. Там он отдыхал, ничего не делая, как всякий уважающий себя «вор в законе», в то время как на него работали другие.

Но, поскольку на Горбаня никто внимания не обращал и даже не делал попытки с, ним заговорить, он постепенно успокоился, тем более что внимание нужно было сосредоточить на освоение простейшей операции: на вывертывании рукавиц. Это и был тот участок работ, на который определил Горбаня мастер швейки, один из старожилов колонии, сидевший здесь еще со времен Хрущева, когда раскрылось нашумевшее дело о подпольных швейных цехах, да и не только швейных, там были и текстильные, и «левые» ларьки, в основном, на вокзалах, где легче было уклониться от бдительного ока ОБХСС, поскольку на транспорте собственная милиция.

Операцию по вывертыванию рукавиц, конечно, рабочих, из грубой материи, Горбань освоил на редкость быстро. А станок для вывертывания был на редкость прост и доступен: широкая скамья, отполированная задами предшественников Горбаня, да встроенный в скамью деревянный же отросток, до смеха напоминавший фаллос в боевом положении.

Горбань сразу же понял слова мастера, сказанные им со смешком:

— Теперь девочек ты будешь трахать только вот так!

Действительно, процесс вывертывания рукавиц отдаленно напоминал половое сношение, особенно, если есть достаточно развитое болезненное воображение давно не видавшего, уже забывшего о женщинах человека.

— В твои обязанности будет еще входить подача материала раскройщикам, — добавил мастер, — пока не начнут тебе набрасывать рукавицы на выворотку.

Однако Горбань не остался без работы: на скамью и прямо на пол ему накидали несколько пачек рукавиц, пошитых еще вчера, ночной сменой.

Поначалу все казалось так легко. Но уже через час руки от непривычки отказывались повиноваться. А Горбаня нельзя было назвать слабаком, на воле он усиленно занимался спортом, даже ходил на самбо последние несколько месяцев перед арестом. И то, что он так успешно отмахался от попыток его «опустить» в тюрьме, говорило о многом. В камере сидели не дистрофики.

Горбань прервал работу и стал растирать онемевшие от напряжения руки. Затем он встал, сделал несколько приседаний и ожесточенно растер поясницу.

В этот момент к нему и подошел подручный-охранник Полковника.

— Иди за мной! — приказав он не терпящим возражения голосом. — Полковник зовет к себе.

И он пошел не оглядываясь, в полной уверенности, что Горбань идет следом. Подручный не ошибся.

Горбань размышлял лишь пару секунд: подчиниться приказу или нет. Потом решил, что хуже будет, если он не подчинится.

«В конце концов у меня с собой заточка!» — успокоил он себя удобной мыслью, надеясь «отмахаться» уже не только кулаками и ногами.

Уголок отдыха Полковника был устроен в дальнем углу швейного цеха, подальше от стрекота машинок, который громкостью был чуть тише пулеметных очередей.

Полковник сидел в мягком кресле за невысоким столиком ручной работы, очевидно, того же умельца, что искусно вырезал и кресло «хозяина» колонии.

Он бросил на пол, рядом с собой, небольшой мат четырехугольной формы, больше похожий на подушку, но поскольку он был плоским и достаточно жестким, вернее будет назвать его матом.

— Садись! — приказал он тихим и нежным голосом.

— Спасибо, я постою! — поспешно отказался Горбань.

— Как хочешь! — равнодушно сказал Полковник. — Пить будешь? Чифирь, кофейку можно сварганить, водочки немного перед обедом. А на закусь ветчина. Ты же ешь ветчину? Религия твоя разрешает тебе?

— Спасибо, не хочу! — сразу отказался Горбань.

— Это почему же? — сделал изумленное лицо Полковник. — Это в кого же ты такой застенчивый?

— Так расплачиваться же потом придется! — усмехнулся Горбань.

— А ты свою девственность бережешь? — улыбнулся Полковник. — Может, ты оральным сексом со мной займешься? Я тебя быстро всему научу. Будешь жить как король, только немножечко лучше, потому что со мной трахаться будешь. Или ты считаешь, что только девочкам можно целки ломать?

— Никому я не ломал! — грубо ответил Горбань. — Извини, мне работать нужно. Рукавицы выворачивать.