Владимир Колычев - Я промазал, опер – нет Страница 41

Мережик потом лично просматривал данные с видеокамеры, установленной на входе в подъезд, но, кроме жильцов, в дом в течение дня никто не входил. За исключением девушки, лицо которой попало в объектив видеокамеры. Кроме того, девушку смог рассмотреть и спецназовец, поставленный охранять подъезд под видом консьержа. Увы, парень оказался не на высоте, вместо того чтобы перекрыть вход в подъезд, он в это время стоял в сторонке и курил. А девушка, как он рассказывал, появилась так внезапно, что удержать ее у него не вышло. А обратно, как он уверял, незнакомка не выходила. Но можно ли было верить этому любителю покурить?.. Хорошо, что в лицо ее запомнил и фоторобот составил. Личность ее установить не смогли, но в розыск подали. Только толку пока никакого.

Если эта незнакомка была киллером, то в тот день она ничего не смогла добиться. Зато ей повезло на следующий. Как она смогла вычислить номер моей палаты, как выследила Олесю – пока это оставалось загадкой. А выстрелила она с чердака близлежащего здания, из снайперской винтовки, которая, кстати говоря, исчезла вместе с ней... Девушка то была или мужчина, но, судя по всему, работал специалист суперкласса... Я срубил две головы у чудища, но третья все-таки дотянулась до моей Олеси. И куда она потом делась, можно только гадать. Обратно подалась, в Москву...

– Мы там с ребятами все убрали, – сказала Дарья. – Ковры просушили, линолеум подняли, проветрили, даже обои в прихожей переклеили...

– Тимуровцы вы мои...

– Твои, – тихо сказала Дарья.

И сделала вид, что всецело увлечена дорогой. А внимание действительно требовалось немалое. Все-таки дождь перешел в ливень, грунтовая дорога быстро раскисла, глинистая слизь под колесами водила машину из стороны в сторону, и видимость плохая: непогодные сумерки, дождь серой стеной.

– Не хочу домой, – сказал я.

Не смогу я находиться в одиночестве там, где все напоминает Олесю. А Дарью подле себя оставить не смогу: кощунство это... А она бы, наверное, согласилась остаться.

– В больницу?

– Поздно уже. Да и не хочу.

– Тогда ко мне.

– Это приказ?

Как ни крути, а Дарья не чужой мне человек. И сама она ко мне тянулась. Да и я был не против сближения, первое время, пока не случилось с Олесей... Нет, сейчас о романе с ней не могло быть и речи, но ведь совсем необязательна близость с ней. Отогреть меня могло одно только участие неравнодушной ко мне женщины. Не скажу, что я остро нуждался в тепле, но все-таки лучше остаться с Дарьей, чем без нее. И хорошо, если бы она мне приказала ехать к ней. Хоть какая-то, но отговорка перед памятью Олеси.

– Нет, не приказ.

Отговорок не будет. Жаль... Ничего, как-нибудь оправдаюсь.

– Все равно поехали... Если не помешаю...

– Не помешаешь.

Дарья жила в такой же однокомнатной квартирке, как и я. Место, правда, похуже, зато дом лучше и планировка улучшенная. А уж обстановку не сравнить с моей – мебель, может, не самая лучшая, но всему здесь свое место, про порядок и чистоту я уж и не говорю. Тепло домашнего уюта я ощутил с самого порога и вдруг почувствовал себя вернувшимся домой путником, которого растрясло в поезде. Захотелось принять горячую ванну, выпить сто граммов клюквенной настойки, надеть фланелевую пижаму и утонуть в пуховой перине.

– Чувствуется женская рука, – сказал я, снимая мокрую куртку.

Дарья хотела что-то сказать, кажется, грустно-сентиментальное, но промолчала, поджав губы. Молча взяла у меня куртку, развесила ее на плечиках, которые прицепила к ручке шкафа.

– Тебе, наверное, повязку нужно сменить, – сказала она, рукой коснувшись ворота моей рубахи, за которой скрывались бинты.

– А сможешь?

– Почему нет?.. Может, ванну примешь?

Сначала она сменила повязку, и это вышло у нее также легко и непринужденно, как будто она всю жизнь проработала медсестрой. Ничего страшного в моем ранении не было. Пуля повредила шейную мышцу, но даже двигательные нервы не задела. Рану обработали, зашили, и теперь она заживала – медленно, потому что загнаивалась. Возможно, виной этому было нервное потрясение, вызванное гибелью Олеси... Но гангрена мне точно не грозила, и последующая ампутация головы даже не рассматривалась. Ну а если вдруг, ничего страшного.

А потом Дарья приготовила мне пенную ванну, и я с удовольствием погрузился в теплую воду так, чтобы не намочить повязку на шее. Не стесняясь, она зашла в ванную, положила на стиральную машинку банное полотенце, чистое белье и даже халат. Видимо, наследство покойного мужа. Что, впрочем, меня не смутило. И кладбищенская хандра не усугубилась, напротив, казалось, она растворяется в мыльной воде вместе с грязью.

Из ванной я вышел в приподнятом настроении, в голове просветлело, разогретая кровь бодро струилась по жилам, но при этом усталость валила меня с ног. И сев на стул за кухонным столом, я понял, что сам, на своих двоих, уйти отсюда не смогу.

Дарья стояла у плиты, в переднике поверх уютного домашнего костюма.

– Помнишь, я обещала приготовить полноценный ужин? – сказала она, не поворачивая ко мне головы.

– Уверен, у тебя неплохо получится, – сказал я, клюнув носом.

Кухню заполнял столь ароматно-вкусный запах, что ни о каком сне, казалось, нельзя было и думать. Я и не думал, но сон сам по себе склеивал мои веки.

– Сейчас отбивные будут готовы... Но не в том дело. Извини, что так вышло.

– Как?

– Обещала ужин, а сама не пришла... И ты знаешь, почему?

– Ты хочешь об этом поговорить?

– Нет, но... Я думала, у тебя с ней просто так, а это была любовь. Извини, что не уважала твои чувства...

– Да нет, не за что извиняться, я же не жалуюсь... А есть я не хочу, мне бы поспать чуток.

– Ну вот, а говоришь, не жалуешься, – саркастически усмехнулась она.

– Нет, я серьезно... Очень-очень устал...

– Я тебе уже постелила, там диван-кровать, – кивнула она в сторону комнаты. И немного подумав, с досадой спросила: – Может, поужинаешь?

Я вспомнил, как в детстве ждал Нового года. Девять часов вечера, но уже очень хочется спать. И еще в печке так уютно потрескивают поленья, и подушка такая мягкая... Просишь родителей, чтобы в двенадцать ночи разбудили. Будят, но тебе уже все равно, что там творится в мире, Старый год или Новый. Спать, спать...

– Ну, если сегодня Новый год... – ляпнул я.

– Лето на дворе, какой Новый год? – удивленно посмотрела на меня Дарья.

– А вот такой паршивый Новый год... Знаешь, когда киллер в меня стрелял, у меня все детство перед глазами пробежало. Обычно вся жизнь прокручивается, а тут только детство. К чему это?

– К чему?

– А к тому, что выжил. И то, что ее потерял... Ты мне скажи, где справедливость?

Нахлынувшая вдруг злость взбодрила меня.

Дарья промолчала, но это не удержало меня от продолжения.

– Нет справедливости. Потому что какой-то ублюдок поставил на Олесе крест. И не только на ней. Она в земле, а он, гад, на свободе... У тебя водка есть?.. На поминки меня не позвали, но у меня ты есть... Или нет?

Хлопнула дверца холодильника, и на стол опустилась запотевшая бутылка «Столичной». Рядом встала хрустальная ваза с морковным салатом. А чуть погодя передо мной на блюде зашкворчали расплавленной сырной корочкой поданные с жару отбивные. Вкусно, сытно, пьяно... Но где же Олеся? Нет ее. И нечему радоваться. Да и не на праздник мы здесь собрались.

Дарья сидела за столом с понурой головой: похоже, она понимала, что творится у меня в душе. Мне неловко было смотреть на нее, такую грустную и подавленную, и я уже пожалел, что пришел к ней. Душу терзало ощущение, будто я в чем-то перед ней виноват.

Мы выпили, не чокаясь, три раза, на этом я решил и закончить. Но подняться из-за стола не было сил, да и аппетит вдруг не на шутку разыгрался, а еще холодная водка мягко анестезировала душу...

– Вот ты мне скажи, Дарья... Как человек скажи, не как начальник... Вот что теперь с Хряповым будет? – спросил я, чувствуя, как тяжелеет язык во рту.

– Ничего. За Боброва, может, и накажут, но свои, – тусклым голосом ответила она. – А за нашу черногайскую эпопею спросу не будет. И ты сам знаешь, почему...

– Знаю. Поэтому и спрашиваю. Олеси нет, а он по земле спокойно ходить будет. Это несправедливо.

– Свидетелей больше нет. Разве что кто-то из его окружения, – пожала плечами она.

– Кто из его окружения?

– Ну, не знаю... Я читала показания Алехиной, – взбодрившись, деловито сказала Дарья. – Она утверждает, что Бобров сам управлял своей машиной. А Хряпов нет, ему из лимузина помогли выйти. Парень был какой-то, по всей видимости, телохранитель. Описать она его не смогла, фоторобот не вышел... В общем, телохранитель мог видеть, как Хряпов убил Боброва, и еще водитель в машине находился, он тоже потенциальный свидетель... Угадай, этих ребят нашли?

– Угадал, – кивнул я.

– Что угадал?

– Не нашли.

– И не найдут. Может, их и в живых-то нет... Возможно, Хряпов и не собирался убивать своего компаньона, а раз так вышло, то всех свидетелей под нож. Так и вышло, во всяком случае, здесь, у нас. Как свиней вырезали...