Татьяна Полякова - Эксклюзивный мачо Страница 42

– На стоянке, возле “Шанхая”, он и сегодня сто­ял там до двух часов. В два один из моих ребят ото­гнал его на мойку. Пистолета в багажнике не было, потому что в багажнике пылесосили, запаску выни­мали.

– А на мойке подложить его не могли?

– Нет. Парень от машины не отходил. Я спра­шивал.

– А если соврал? Если все-таки отлучался?

Тагаев поморщился.

– Он не соврал. В таких вещах не врут. Парень надежный.

– Что, если твой надежный парень и подбросил пистолет?

– Я его знаю десять лет.

– Ну и что?

– Я ему верю. Он не продаст.

– Любой продаст, если выгоду усмотрит, – ска­зала я и едва не поперхнулась, потому что выходило, что дословно цитирую одного человека. Мы смотре­ли на этот мир с принципиально разных позиций, и нате вам… Тагаев взирал на меня с неудовольствием.

– Да-а, – сказал он, помолчав, – тяжелый слу­чай.

– Извини, своих людей ты знаешь лучше, но обстоятельства бывают разные.

– Бывают. Парень от “БМВ” не отходил и пистолет не подбрасывал. На стоянке перед “Шанхаем” машина стоит прямо перед будкой охраны. Если кто-то рядом отирался, они бы заметили.

– Но…

– Проехали, – сказал Тагаев, и стало ясно, он едва сдерживает гнев.

– Хорошо. Он подогнал машину к “Шанхаю”…

– Да. И я поехал на ней в парикмахерскую. Там я пробыл больше часа. Тачка стояла во дворе, окна парикмахерской туда не выходят, с той стороны забор, рядом стройка, подойти незаметно проще про­стого.

– Что за парикмахерская?

– “Жар-птица”, на Гороховой.

В этой парикмахерской я бывала не раз. Тагаев прав, место для того, чтобы подбросить оружие, са­мое что ни на есть удобное. Улица тихая, вокруг частные дома с садами и стройка, обнесенная дере­вянным забором.

– Зачем тачку во двор загнал?

– Там дорога узкая и лужа после дождя, а тачку только что вымыли.

– Да, – кивнула я, – соблазн у дяди был велик. Во сколько ты был в парикмахерской?

– На половину пятого договаривался.

– В 17.15 позвонили в милицию, анонимно, дя­дя торопился, пока ты свой нос в запаску не сунул, всего не предусмотришь, вдруг бы понадобилось ко­лесо менять. Куда из парикмахерской поехал?

– В “Шанхай”, ужинать. В половине восьмого у меня была назначена встреча, по дороге меня менты и сцапали.

– А сбежал чего? Рассказал бы все как есть, они бы разобрались.

Тагаев презрительно свистнул и закатил глаза, выказывая тем самым свое отношение к данному утверждению.

– Напрасно ты так, в ментовке есть вполне при­личные люди, а у некоторых к тебе что-то вроде сим­патии. Говорят, ты среди своих порядок навел.

– Говорят, ты…

– Алкоголичка, – дуэтом пропели мы.

– Может, кому-то порядок не по душе? И этот кто-то решил от тебя избавиться.

– А вот с этим я сам разберусь, – ткнул в меня пальцем Тагаев. – Твое дело найти убийцу.

– Видишь ли, друг мой, – закинув ногу на но­гу, начала я. – Если все это затеяли, чтобы избавить­ся от тебя, то убийца – наемник. С убитыми его ничто не связывает. В этом случае танцевать лучше от печки, то есть от того, кому это выгодно. Врагов у тебя много?

– Воз и маленькая тележка.

– А кто реально мог решиться на такое? Чело­веку этому должно быть невмоготу, а главное, он должен иметь некоторые возможности. – Тагаев задумался, тер ладонью подбородок и не замечал это­го. – Ну? – поторопила я.

Он вроде с трудом вспомнил, что я нахожусь в комнате, с замешательством взглянул на меня и из­рек:

– Найди убийцу.

Я пожала плечами.

– Что ж, поговорим об убийстве. Мотив для убийства Анны по-прежнему отсутствует. До нашей встречи я считала, что мотив есть у тебя. Девчонка что-то видела или слышала… Однако это не так. Но мог быть еще человек, заинтересованный в ее смер­ти, знакомых у нее достаточно, и о ком-то из них она могла знать что-то для него опасное. Связь с убийствами Райзмана, Веры и Лапшина никак не просматривается. Вера – еще куда ни шло, подруга, Анна могла поделиться с ней, однако всех троих за­стрелили из одного пистолета.

– Это я все знаю, – нахмурился Тагаев. – Не пойму, куда ты клонишь.

– Либо все эти убийства спланированная ак­ция, направленная против тебя, либо кто-то дейст­вовал, что называется, “на подхвате”, увидел, что ситуация складывается не в твою пользу, и умело разыграл ее. В первом случае мы имеем дело с ли­цом весьма могущественным и, надо признать, исключительно наглым, во втором – все намного про­ще. Первый вариант ты обсуждать но хочешь, зна­чит, за основу берем второй. Кто-то разделался со своими недругами, а ты лишь сбоку припеку. – Тут я взглянула на часы и поднялась. – Пора спать.

– Спать? – переспросил Тагаев.

– Конечно. Ночью людям положено спать, мне-то уж точно. Можешь лечь в гостевой спальне, это напротив моей, белье в шкафу. – Он нахмурился, взгляд его незаметно переместился к телефону, а я покачала головой: – Не дури, сдавать тебя ментам я не собираюсь. Если сам решишь сдаться, милости прошу, потому что особого толка я от тебя не ожи­даю, раз ты решил молчать о своих делах. Я ведь все равно все раскопаю, только времени угроблю про­рву. Разумеется, моя спальня выглядит значительно лучше, чем СИЗО, так что решать тебе.

Я потянулась и пошла наверх, где меня ждал Сашка. Он делал вид, что спит, но я ткнула его в бок и прошипела:

– Еще друг называется. Лежишь на моей посте­ли с кем попало. Совершенно никакой совести.

Сашка прикрыл морду лапой и обиженно засо­пел.

Утром я вскочила ни свет ни заря, удивляясь са­мой себе. Сашка тоже вскочил и терся у моих ног, виляя хвостом, я делала вид, что не замечаю этого. Однако Сашка выглядел таким несчастным, что серд­це у меня дрогнуло, и я в знак примирения отправи­лась с ним гулять.

Вернувшись, я застала Тагаева на кухне, он успел побриться дежурной бритвой, что давненько уже валяется в ванной, и жарил яичницу. Пахло ко­фе, а я не к месту подумала, что это приятно – вер­нуться на кухню, где тебя ждет кофе и завтрак. Тагаев включил радио, его вкусы меня удивили.

– Я думала, ты слушаешь шансон, – сказала я вместо “здравствуй”.

– Скажи на милость, – хмыкнул он, – зачем люди устанавливают правила?

– Чтобы их нарушать, – с готовностью ответи­ла я.

– Ага. Значит, я могу задавать вопросы? Не по делу?

– Валяй. Но отвечать на них я не собираюсь.

– Терпеть не могу шансон.

– Я уже поняла. – Налила себе кофе и устрои­лась за столом.

– Завтракать будешь?

– Ага.

Он опять-таки меня потряс, разложил яичницу в тарелки и даже салфетки, которые обнаружил в моем шкафу, бросил на стол.

– А ты занятный парень, – не удержалась я.

– Это потому, что умею пользоваться вилкой?

– Не только. Еще и салфеткой.

Он неожиданно улыбнулся и покачал головой.

– Какие у нас планы? – спросил он, покончив с завтраком.

– Сегодня или вообще?

– Вообще.

– Найти убийцу, естественно.

– А сегодня?

– Я б его и сегодня с удовольствием нашла, но вряд ли повезет. Буду болтаться по городу и приста­вать к людям с вопросами.

– Я поеду с тобой, – заявил он, что мне, конеч­но, не понравилось.

– Должна напомнить, что тебя ищет милиция по подозрению в убийствах, это во-первых. Во-вто­рых: расследование – вещь совершенно не увлека­тельная, я бы даже сказала, скучная. Лучше телеви­зор смотреть.

– На твоей тачке стекла тонированные, и мне не обязательно выходить из машины.

Я могла бы напомнить, что, засеки его кто в моей машине, и у меня будут неприятности, но ему на это явно наплевать. Он явился в мой дом, пьет мой ко­фе да еще диктует мне условия. Проще всего послать его подальше, но я отказала себе в этом удовольст­вии. Пусть поболтается со мной по городу, посидит целый день в машине, а завтра сам вызовется телик смотреть.

– Хорошо, – дипломатично ответила я.

Через полчаса мы выехали из гаража. Сашку я тоже взяла с собой, потому что при таком раскладе оставлять его было бы несправедливо. Взглянув на часы, позвонила Вешнякову.

– Тагаев в бегах, а Никифоров просит охра­ну, – лаконично сообщил он.

– Зачем ему охрана?

– Говорит, что убийца – маньяк и перестреляет всех, кто был на яхте.

– А что, еще кого-нибудь застрелили?

– Типун тебе на язык, – обиделся Вешняков и отключился.

– Куда ты едешь? – спросил Тагаев.

– В больницу.

– Тот тип, в которого стреляли, твой друг?

– Друг.

– Близкий?

– Ближе некуда.

– То есть ты с ним спишь.

– Скажи на милость, какая тебе разница? – удивилась я.

– Ему здорово досталось?

– Надеюсь, выкарабкается. – Я не удержалась и трижды плюнула через плечо, боясь сглазить.

Лялин пришел в сознание, но к нему не пускали даже жену, она дежурила в коридоре. Я нашла врача и, пользуясь своей физиономией как визитной кар­точкой, обстоятельно с ним побеседовала. А когда вернулась в машину, Тагаев спросил: