Татьяна Полякова - Как бы не так! Страница 42

— Что это за река, как ты думаешь? — спросила я.

— Трудно сказать, у меня была двойка по географии. Пойдем направо. Там должно быть жилье.

— Какая-нибудь деревня?

— Не знаю. Может, деревня, может, еще что.

— Интересно, — сказала я. — Откуда ты это знаешь?

— Просто чувствую, как ты направление.

— Тогда пойдем побыстрее.

Это было легче сказать, чем сделать. Полифем уже несколько раз спотыкался, а про меня и говорить нечего. Я брела, мало чего понимая, на «автопилоте», вымокла насквозь, а сейчас, когда дождь кончился, стало вдруг очень холодно, и я так замерзла, что уже ног не чувствовала. Колени отказывались сгибаться, началась головная боль, быстро поползла от затылка к вискам, тупая и ноющая, заставлявшая стискивать зубы. "Побыстрее бы выйти к жилью, — с тоской подумала я и тут же себя одернула:

— Предположим, выйдем, и что?" Рассчитывать, что нас возьмут на постой добрые люди, не приходилось. Гостиниц в этом месте вряд ли великое множество, да и вид у нас такой, что туда лучше вовсе не соваться. Значит, деревня или поселок нужны нам только для того, чтобы знать, куда двигаться дальше. А идти придется всю ночь. Надеюсь, все-таки по дороге, а не в лесу, но и об этом думать не хотелось. Я протяну еще полчаса, час от силы, а там просто рухну и умру. Я сжала ремень сумки: можно сделать укол. Скорее всего, придется. Но останавливаться сейчас, пожалуй, не стоит.

В просвете между деревьями что-то блеснуло. Полифем заинтересовался и шагнул в ту сторону. Справа от нас была железная ограда.

— Что это? — удивилась я.

— Сейчас проверю. Жди здесь.

Он пошел вдоль ограды, а я села прямо в сырую траву: причинить какой-либо ущерб моей одежде она уже не могла. Привалилась к металлическим прутьям и глаза закрыла; голова кружилась, наворачивалась тошнота. В эту ночь я подхвачу воспаление легких. Это в лучшем случае.

Полифема не было очень долго. Кажется, я задремала, а открыв глаза, испугалась, потому что он еще не вернулся, а мне показалось, что времени прошло много. Только темное небо с россыпью звезд и яркая луна говорили о том, что спала я несколько минут. Я совершенно закоченела. Поднялась, держась рукой за решетку. Похлопала себя по плечам, не видя в этом особого толка. Не выдержав, прошла несколько метров в ту сторону, куда он отправился. Тут Полифем и появился. Шагал он торопливо и бодро, чего я не могла постичь: мне казалось, что такая ночь способна доконать любого.

— Ты чего так долго? — жалобно спросила я.

— Идем. Нам повезло.

— Ты узнал, что это такое?

— Да. Турбаза, причем пустая. Рядом деревня, двенадцать домов. Наверное, работники базы.

— А почему турбаза пустая?

— Черт ее знает. Но, по-моему, ни в одном домике ни души. Идем. Устроимся с удобствами. Здесь можно пролезть. — И точно, пролом был. Мы оказались на территории.

Пройдя несколько метров, вышли на асфальтовую дорожку. Минут через десять показались первые домики с симпатичными верандочками. Мы прошли еще немного, и справа я увидела светлое здание.

— А это что за сооружение? — удивился Полифем. На фоне яркого неба вырисовывался диковинный силуэт: хитросплетение трубок и прямоугольников.

— Фонтан, — вдруг поняла я. — Это фонтан, дальше корпус и столовая. Турбаза «Лесная поляна», я здесь два года подряд отдыхала.

— Серьезно? Похоже, что сейчас с отдыхающими проблемы.

— Сегодня какой день недели?

— Уже суббота.

— Все правильно. Мы попали между двумя заездами. Народ прибудет в понедельник.

— Выходит, повезло, — кивнул Полифем. — Деревня там, от нее лучше держаться подальше. Найдем подходящий домик и отдохнем до утра.

При слове «отдых» каждая косточка во мне заныла. Мы выбрали домик, стоящий последним в ряду. С тропинки, петляющей вокруг, что делается внутри, не увидишь, а подходить и заглядывать в окна вряд ли кому придет в голову.

Мы поднялись на веранду. Полифем дернул дверь.

— Заперто.

— Конечно, — кивнула я.

— Ладно, не проблема.

— Подожди, с той стороны еще дверь, запирается изнутри на щеколду. Уезжая, мало кто об этом заботится. — Я обошла домик, там тоже была веранда, но поменьше. Я поднялась и дернула за ручку двери. Дверь открылась. — Поверить не могу, — сказала я, повалившись на кровать с панцирной сеткой. Полифем вошел следом. Окинул помещение взглядом и сказал:

— Номер «люкс».

В домике стояли две кровати, шифоньер, стол, два стула и две тумбочки. Занавески с окон снимали только по окончании сезона. На каждой кровати лежали свернутые матрасы, по два одеяла, подушки, покрывало и комплект постельного белья с полотенцами. Заприметив все это богатство, я почувствовала себя счастливой.

Здесь было холодно. Какое-либо отопление отсутствовало, а погода не баловала. Я быстро заправила постели, Полифем, несколько уменьшив мою радость, сказал:

— Стели на полу. — Что ж, на полу тоже неплохо. Свет включать не стоило из-за соображений конспирации, но глаза с темнотой уже освоились.

Я сняла кроссовки и поставила их в угол, не питая надежды, что они когда-нибудь высохнут, стянула одежду, быстро развесив ее на кровати.

— А ты чего ждешь? — спросила Полифема. — Хочешь схватить воспаление легких?

— Это вряд ли, — сказал он, но стал раздеваться.

Я растерлась полотенцем, вложив в это занятие остатки жизненных сил, завернулась в одеяло и стала проводить ревизию в своей сумке. Большинство ампул не вынесло ночных приключений, но кое-что все же осталось. Я на ощупь нашла шприц и быстро сделала себе укол.

— Иди сюда, — позвала Полифема. Стоя ко мне спиной, он пытался завернуться в полотенце, а я лишний раз поразилась буйной фантазии матушки-природы. Мне пришлось звать его дважды, навыков ношения полотенца на бедрах у него не было, и он заметно маялся.

— Слушай, я же врач, — не выдержала я. — И в таких обстоятельствах, как сейчас, у меня чисто профессиональное отношение к твоей особе, так что не пытайся стать меньше ростом, а иди сюда. Завтра ты должен быть здоров. — В такой комнате ему дышалось явно с трудом, он выглядел носорогом в клетке.

— Что за дрянь? — подозрительно спросил он, садясь рядом и косясь на шприц.

— Панацея от всех воспалений на свете, сжимай кулак.

— Ты же ничего не видишь, — заволновался он.

— Еще скажи, что уколов боишься, — фыркнула я.

Мы находились в этом домике не более двадцати минут, а я уже чувствовала себя молодцом. Покопалась в сумке и нашла пузырек со спиртом. Быстро себя растерла. Полифем повел носом, а я засмеялась:

— Вовнутрь по глотку останется. Поворачивайся спиной. — Он покорно повернулся. Я растерла его спину, а потом грудь. Выглядел он, по-моему, прекрасно, хоть сейчас в бой. — Еще бы съесть чего и горячего чая, — мечтательно заметила я. — Но и так неплохо.

Я забралась под одеяло, свернулась клубком, подтянув ноги к самому подбородку, и блаженно зевнула:

— Поверить не могу… — Полифем перебрался в свой угол, лег на спину, закинув руки за голову и вытянув ноги. Смотрел в потолок.

— Как твое плечо? — спросила я.

— Нормально. На мне как на собаке.

— Это ты вредничаешь?

— Зачем, так и есть.

— Полифем, — позвала я и мысленно чертыхнулась, вот уж воистину: язык мой — враг мой. — Извини, — очень на себя разозлившись, попросила я.

— Зови, как удобней. Мне все равно.

— А мне не все равно. — Я тоже в потолок уставилась, в крайней досаде. Тут он голову приподнял, посмотрел на меня и спросил:

— Что, очень похож?

— На кого? — растерялась я.

— На циклопа этого.

— Откуда мне знать, что я с ним, чай пила?

— Но ты ж его видела?

— С ума сошел? Где, интересно? Если и жил он на свете, то умер задолго до того, как наши с тобой предки с дерева слезли.

— А я его видел, в кино. Жуткий урод и придурок, по-моему.

— С одним глазом во лбу красивым быть трудно, а об уме циклопов по единичному примеру мы судить не можем. В семье, как известно, не без дурака. Одиссей тоже хорош, поступил с ним по-свински, напоил и глаз выколол. Единственный.

— Так он их сожрать хотел.

— Они для него и были едой, как овцы или сыр. Маленькие, бегают под ногами, точно блохи. Лови и ешь. Хотя существо с мозгами блох есть не станет. — Я примолкла и подумала: «Мама моя, да это белая горячка. Защитная речь о циклопах. Одиссей мне не нравится… Может, еще кольнуться?» — Эй! — позвала я. — Прозвище будем считать неудачным, и ты вполне можешь считать, что у меня, как у всех коротышек, злобная зависть к высоким людям. Идет?

— Да не суетись ты… — сказал он лениво. — По мне, хоть горшком зови. Глупо обращать внимание на слова.

— Да? — Я заинтересовалась. — А на что не глупо?

— Ну… на то, что человек делает или не делает.

— Это мудро, — кивнула я. — Вот ты, к примеру, жизнью рисковал, меня спасая. Как я должна это расценить?

— А у тебя мозги есть?