Вячеслав Денисов - Три доллара и шесть нулей Страница 43

Когда уже оглашенное и обжалованное истцом решение Струге через месяц вернулось к нему на стол, как отмененное кассационной инстанцией, он очень удивился. Однако, когда раскрыл дело... удивился еще сильнее. Решение было отменено по причине того, что служебная проверка в стане Центрального суда доказала обоснованность жалобы. Истец, он же – «добросовестный покупатель», как выяснила проверка, не был уведомлен о дне судебного заседания, вследствие чего не явился на процесс и не смог защитить свои права должным образом. Доказательством всему этому бреду явилась маленькая бумажка, на которой аккуратным, знакомым Струге почерком было написано: «Объяснение»...

– Зайди-ка ко мне, Алла, – сказал тогда Струге, набрав номер кабинета секретарей.

Через пять минут Алла плакала и говорила о том, как на нее «давил» Марин.

– Что значит – «давил»?

– Он сказал, что меня вышвырнут с работы. Я знаю, что поступила нехорошо, но не знаю, как это исправить...

Струге знал. Он девчонке верил. Порядочного человека можно узнать по тому, как тот неумело совершает подлости. Он дал Алле чистый лист бумаги и попросил написать все так, как было, а не так, как это представилось в областной суд.

Эта бумага, вместе с отксерокопированной служебной проверкой, до сих пор лежала в сейфе Струге. Понимая, что Алла все равно рано или поздно уволится и перейдет на более удобную работу, он не вынимал бумагу из сейфа все долгие четыре года. Едва эта проверка с приложенными показаниями Аллы попала бы в компетентные органы, правда восторжествовала бы, но в этом случае Аллу бы уволили за фальсификацию документов. Подпись на деле о надлежащем уведомлении сторон о дне судебного заседания стояла именно ее.

Антон держал документы в металлическом шкафу и каждый день наблюдал за тем, как матереет, набирается опыта и становится все сволочнее и сволочнее тот, кто ставит судьбы людей под удар, ничуть не смущаясь. И этот человек – СУДЬЯ. Судья Марин. Один живет подложными исковыми заявлениями, другой организацией паскудных дел. Алла два месяца назад уволилась, и документы из сейфа Струге так и рвались наружу...

Отставив в сторону чашку, Струге растер лицо руками.

Сумасшествие, предтечей которого является профессиональное заболевание, именуемое «мантией преследования», уже близко. Гнет так силен, что начинает мутиться рассудок. Неделю назад, до того момента, как в спальне Струге раздался телефонный звонок, он считал себя счастливым человеком. Сейчас же мысли о наступившем светлом дне были очень далеки.

Покосившись на лежащую на краю стола телефонную трубку, он перевел взгляд на ходики.

– Пащенко, я схожу с ума, думая над тем, при чем здесь Бауэр.

– На часы посмотри...

– Три часа.

– Чего?

– Не дня.

В трубке раздался сухой кашель человека, разбуженного в момент глубокого сна.

– Пермяк факс в ФРГ послал... Завтра видно будет. Ты покой-то обрети, часов до восьми хотя бы...

Ус остановил машину неподалеку от небольшого дома на окраине Кольцова. Заглушил двигатель и повернулся к сидящему рядом молодому человеку с ярко выраженной кавказской наружностью. Несмотря на довольно юный возраст – Аслахану Гуруеву три недели назад исполнилось двадцать три, – вид он имел весьма впечатляющий. Волосатый, мускулистый. Во всех мероприятиях Полетаева он выполнял самую грязную работу, однако ничуть этим не смущался. Для представителей такого типа людей умение убивать и калечить является скорее предметом гордости, нежели поводом для угрызений совести.

Аслахан приехал сразу же, едва ему позвонил Усов. Они сидели рядом с домом некоего Хана и до сих пор не проронили ни слова. Они не разговаривали тогда, когда всю ночь искали этот адрес, когда работали в одном направлении, удачно страхуя друг друга в неприятных моментах этого розыска. Но ни разу не только не обратились друг к другу по имени, но даже не повернули друг к другу головы. Ус Гуруева не переваривал, считая его грязным «мокрушником» без флага и родины, а Гуруев, в свою очередь, терпеть не мог Усова.

Ситуация порой доходила до абсурда. Гуруев дважды выходил из машины звонить по мобильному, чтобы его разговор не слышал напарник. Пете было на эти таинства наплевать. Главное, сделать дело – найти Седого и разбить ему голову. Это девяносто процентов гарантии того, что очень скоро он, в компании Полетаева, выберется на Лазурный берег или будет участвовать в очередном бразильском карнавале. Гуруева ради этого можно перетерпеть, хотя его раздражало в этом типе буквально все – от ухоженных выпуклых ногтей и традиционной для «зверей» золотой массивной «гайки» на пальце до ежедневно поддерживаемой щетины на подбородке длиной в один сантиметр.

Всю ночь они ездили по городу, заезжали в различного рода притоны и рестораны, пытаясь выяснить, где можно разыскать человека по фамилии Хорошев, или с «погонялом» Седой. Понимая, что такую информацию за несколько часов получить не удастся, Ус заехал в один из ресторанов на окраине города, прошел в кабинет администратора и прямо спросил, кто у него «крыша». Испуганный узбек стал что-то лепетать о десантниках, за что тут же получил в лоб сокрушительный удар от мастера спорта международного класса по гребле. Очнувшись, рассказал, что ресторан «крышует» Седой, и, если есть желание «перетереть», он сейчас позвонит его людям. Когда в его руках появилась записная книжка, он получил второй удар, теперь уже последний.

Быстро выяснив, кто является абонентом сотовой связи по данному номеру телефона, Ус уже через час знал и его место жительства. Некто, известный по документам как Самирхан Арвиев, а в городских, ресторанных кругах – как Хан, проживал в Кольцове. Первый раз они подъехали полчаса назад. Дождались, пока отъедет один из автомобилей, припаркованных на асфальтовой стоянке перед домом, и проследовали за ним. На пятом километре Кольцовского шоссе они машину догнали, остановили и вытащили водителя из салона. Ус остался у машин на дороге, а Гуруев взял жертву за шиворот и поволок в лесополосу. Через пять или шесть минут Усов услышал сухой треск. Спустя несколько секунд – второй.

Сплюнув на землю, понимая, что означает второй треск, Ус отвернулся и стал ждать приближения напарника поневоле.

– Там три человека. Один из них – Хан.

И они вернулись в Кольцово...

– Чего смотришь?

– Ты сказал – там трое человек, – глухо выдавил Ус. – Я отсюда слышу смех минимум пяти женщин. Плюс трое с Ханом. Так сколько там народу?

– Трое, – упрямо повторил Гуруев. – Баба – не человек.

Ус медленно отвернулся и тяжело вздохнул. Спрашивая напарника о количестве людей, он переживал за то, сколько смертей придется принять на душу. Считал, что три. Сейчас выясняется – и Гуруев, забивающий в пистолетный магазин два недостающих патрона, этим ничуть не смущен, – что убивать придется чуть ли не половину улицы с милым названием Восьмое Марта. Именно пятнадцатый дом на улице Восьмого Марта, расположенный в поселке-спутнике Тернова, и являлся адресом Хана. Ох как Ус ненавидел Гуруева...

– Мы выходим, – приказал Ус. По давно заведенным правилам он играл роль ведущего. – Только остановись вовремя. Нам нужен человек, который должен будет назвать адрес Хорошева...

Хлопнули дверцы, и двое растворились в темноте. Еще через минуту две тени появились под ярко горящими окнами дома номер пятнадцать.

Хан, сидя в центре дивана, держал на каждой ноге по полуобнаженной девице и сладко щурился. На столе, прямо перед ним, танцевала третья искусница любви, а по обе стороны от стола сидели еще двое из команды Седого и жадно мяли двух проституток. Час назад они отправили Фрола за коньяком и закуской, и сейчас, в ожидании праздника, вся компания находилась в предэйфорийном состоянии. Все знали, какое отдохновение души начнется после выпитого, ведь все торжества всегда проходили по одному и тому же сценарию. Сначала пьянка и веселье, потом все разойдутся по комнатам, а когда в голове и теле не останется больше места для секса, все вновь воссоединятся в большой зале. Седой периодически производил проверки и жестоко наказывал за подобные увеселительные мероприятия, однако разве можно остановить то, к чему, сметая все преграды, рвутся душа и тело?! Сегодня же, к удивлению всех, Седой проявил непонятную мягкость. Дважды подряд переговорив с кем-то по телефону, он велел всем расслабиться, пригласить девочек, отправил Фрола за коньяком в Кольцово, а сам убыл из дома в неизвестном направлении.

– Я буду позже, – сказал он, накидывая на могучие плечи легкую куртку. – Мне не звонить. Думаю, вернусь очень быстро.

«Видать, – решили боевики, – старик сам устал».

Коньяк был, по всей видимости, уже в пути к дому, ресторан узбека был всего в десяти километрах, поэтому Хан велел одной из красоток скинуть мешающую ей юбку и залезть на стол.

– Мы выйдем на секунду, мальчики? – спросила одна из девушек, взяв за руку подругу.