Ева Ланска - Wampum Страница 44

— Я смотрю, ребята из «Столицы» шустрят, стараются, — Соня рассматривала двух молодых журналистов. Один из них сидел на том же самом бревне, на котором вчера разговаривала она с Павликом, и что-то тщательно записывал в блокнот. Вторая девушка-корреспондент ходила вокруг места преступления с диктофоном у губ и что-то наговаривала.

Воробьева повернула голову и увидела, что Тульцев смотрит на галстук.

«Господи, как назло! Еще и красный!»

Первым желанием Сони было схватить этот галстук и выбросить. Но пока делать резкие движения не следовало.

Ее глаза уже встретились со взглядом Тульцева, а она еще не придумала, что ему сказать. Оправдываться за то, что в ее машине валялась эта совершенно неуместная здесь вещь, было по меньшей мере глупо.

О чем сейчас мог думать Тульцев? Брызоев был знаком с Соней и вот теперь он задушен. На шее Руслана следы женских рук…

Ей стало нехорошо от того, как менялся взгляд Тульцева. Соня знала, что значит этот задумчивый, серьезный и пристальный взгляд.

Ей надо было сказать хоть что-то. Дальше молчать было невозможно.

— Пьяный Павлик забыл, — журналистка попыталась улыбнуться.

— Муж? — с сомнением задал вопрос Тульцев.

— Бойфренд. — Иногда она использовала эту выдуманную друзьями еще в отрочестве легенду.

Черная «Волга», качаясь на кочках своими тяжелыми боками, въехала в лес.

— А вот и Беличко, — Тульцев пошел начальнику навстречу.

Пользуясь тем, что следователь наконец оставил ее, Соня отошла от машины.

— Кого я вижу? — Михаил Васильевич устремил на нее ухмыляющийся взгляд. Так смотрят мужчины, считающие, что улыбнуться — это ниже их собственного достоинства.

— Здрасьте, Михал Васильевич. У вас опять удушенный? — Воробьева сохраняла настолько легкий тон, насколько это было возможным при ее нервозном состоянии.

— Ну! Представляешь? — «Ну» значило «да». Эта речевая пикантность также была отличительной особенностью довольных собой мужчин. — Похоже, в городе завелся маньяк. Или маньячка! — Беличко сделал страшные глаза и приблизил к Соне свое свежевыбритое, пахнущее дешевым одеколоном лицо. — Судмедэкспертиза уже установила, что Ухов, так же как и Брызоев, был задушен женскими руками. Только что я беседовал с охранниками. Они говорят, что последний раз видели его позавчера вечером, когда высадили его у дома на набережной. Один молодчик даже поднялся с ним и дождался, когда его босс зайдет в квартиру к какой-то бабе.

У Сони затряслись коленки. Она почему-то совсем не подумала, что Ухов тоже мог ходить с охраной. Видел ли ее охранник? Даже, если он не видел или не запомнил ее лица, теперь, когда известен ее адрес, оставались считаные часы до того, как установят ее личность. Признаваться в том, что она знакома с Уховым и он приходил к ней накануне убийства, было все равно, что подписать себе приговор. Если первый раз ей удалось отвести от себя подозрения, то второй раз это вряд ли сошло бы ей с рук. Тем более, она должна была заявить о свидании с погибшим гораздо раньше, а не вот так «кстати» в процессе беседы со старшим следователем.

Тульцев знал, где жила Соня. Однажды он заезжал к ней за деньгами. Но она не могла вспомнить, поднимался ли он к ней. И вот теперь он смотрел на журналистку с особым вниманием, и она решилась произнести:

— Прикольно. Я там тоже живу.

— Где? — Беличко напрягся.

— В доме на набережной.

— Так, может, вы знакомы с убийцей?

— Вряд ли. Я из соседей никого не знаю. Да и вокруг меня мало заселенных квартир. Многие теперь покупают впрок, «инвестиция в недвижимость», — Соня улыбнулась. Она старалась дышать ровно.

Беличко и Воробьева медленно прогуливались по лесу. Тульцев остался на месте преступления. Соня бессознательно направляла их к своей машине. Ей не терпелось скорее умчаться из леса, где в воздухе чувствовалась опасность.

— Ну, что скажешь, красавица?

Соня смотрела в поредевший осенний лес и молчала. Молчание — лучший для нее вариант. Лучше не сказать ничего, чем сказать лишнее.

— Здесь тоже страсти сулишь?

Соня еще раз оглядела лес, вздохнула и медленно, взвешивая каждое слово, произнесла:

— Я знаю о том, что он был в процессе развода. Жена, по-моему, у него решила отобрать половину.

— Он что, ей изменял?

Соня смотрела на Беличко, скрестив руки на груди. Она не понимала, почему он задает ей эти вопросы.

— А что, бывает такое, чтобы кто-то кому-то не изменял?

Михаил Васильевич сконфуженно улыбнулся.

— Я не это имел в виду. Тебе известно о каком-нибудь его публичном романе или увлечении?

— Я ничего не слышала. Но это может быть дело рук проституток. Обозленные девчонки могут работать в паре. Может, они мстят за свое ущербное детство. Может, просто выполняют чей-то заказ. Сначала Брызоев. Потом Ухов. Пробейте элитные эскорт-сервисы.

Беличко остановился и внимательно посмотрел на журналистку.

— Интересно… Ну да ладно. Съездим, посмотрим, где он коротал последнюю ночь в своей жизни. Авось, выясним.

— Ладно, Михал Васильевич. Помчалась я. Еле на ногах стою. Я и в пробке полдня провела, и без эксклюзива осталась.

— Ну, что ж. Не все коту Масленица. И на старуху бывает проруха, — Беличко улыбнулся собственной остроте.

Соня грустно ухмыльнулась и помахала ему ладошкой.

— Воробьева! — окликнул ее старший следователь. — Какой у тебя номер квартиры?

— Сто сорок три! — соврала Соня.

— Придем к тебе чай пить!

— Хорошо! Поставлю самовар. — Соня села в машину. Она не помнила, как завела двигатель. Нога не чувствовала педали газа. Как выбралась из леса, она тоже не помнила.

— Але, Света? Привет. Это Соня. — Журналистка ехала в сторону города окольными путями. Она старалась по возможности избегать постов ГИБДД. Ловко маневрируя между автомобилями на знакомой дороге, она умудрялась параллельно говорить по мобильному и давать ценные указания корреспонденту редакции «Почетъ». — Слушай, завалили Ухова. На эксклюзив я опоздала. Завтра все газеты об этом напишут. Но нам тоже надо высказаться. Причем в пику их мнениям… Я сейчас за рулем, мчусь в аэропорт. Мне срочно нужно отлучиться… да… записывай.

Соня диктовала своей коллеге версию, которую она озвучила Беличко. Она рассказывала выдуманную, не имеющую никакого отношения к реальности, историю. Как журналист, давший себе слово служить правде, она теперь предавала саму себя. Она также отдавала себе отчет в том, что это последняя ее статья. Ждет ли ее самолет или тюрьма, она больше никогда не сядет в журналистское кресло.

Соня прощалась с профессией.

Соня прощалась со свободой.

Решив рабочие вопросы, она вспомнила о Павлике.

— Привет, дружище, — Соня одной рукой управляла автомобилем, другой прижимала к уху телефон.

— Ну, дорогуша. Кто же так поступает? Пропала и ни звука! — раздался в трубке перепуганный голос Паши.

— Я еду к тебе. Ты дома?

— Не поверишь, именно туда я и направляюсь.

— Тогда до встречи.

Соня хотела попрощаться с другом. Последний раз обнять его, зарыться пятерней в его белые кудри, погладить его мягкие щеки.

«Удивительно, у него почти не растет борода. Она вспомнила белокурого, нежного Павлика, и тут же образ мужественного Андрея вытеснил из ее мыслей друга детства.

Соня провела рукой по своим губам. Они еще болели от бесконечных поцелуев. В отличие от ее женоподобного друга, у Андрея щетина росла густым слоем, что придавало его подбородку особую четкость.

«Сможет ли он раздобыть билет?»

Соня понимала, что если она не улетит ночным рейсом, то уже никогда не улетит. Еще она осознавала то, что ее могут объявить в розыск до того, как она прибудет в аэропорт. Тогда ей не удастся пройти даже первый паспортный контроль.

Поток машин уплотнился, и впереди на дороге образовалась пробка в несколько рядов. Соня смотрела на обочину дороги, на которой еще зеленела трава. Она всегда мечтала разогнаться на машине, выскочить на газон и помчаться по траве параллельно остановившемуся движению. Сейчас соблазн совершить эту шалость был велик. Но такое баловство могло ускорить ее заключение под стражу, поэтому девушка отказалась от этой затеи.

Больше всего Соня жалела о том, что не успела родить ребенка, завести семью. Павлик был прав в тот вечер, когда говорил о том, что до сих пор они жили одним днем, не задумываясь о будущем, не строя далеких планов. Как будто и не жили вовсе, а репетировали.

16

— Я придумал! Я знаю, как мы сделаем! — Павлик прыгал по гостиной в своей квартире, радуясь своей гениальной идее, которую никак не решался озвучить. Соня сидела на диване и равнодушно наблюдала за своим другом. Удивляться или бурно реагировать у нее уже не было сил. Равнодушие было защитной реакцией ее психики на продолжительный стресс.